– Нет, – твёрдо ответила девчонка.
– Любишь? – глухо спросила Дунька.
– Полюбила, – опустила та голову.
– Так, – задохнулась от ярости Дунька, глаза её налились кровью. – Чужого человека в грех вводишь? Сатана! Сечь её! Стрекавой сечь!
Охранники смущённо качнулись:
– Так баба же!
– Сечь! – надвинулась на них Дунька, не то завтра всем расчёт!
– Где сечь-то? – сдулась охрана.
– Здесь! Сейчас! При мне! – кипела Дунька.
Девчонку опрокинули на колоду и разорвали одежду от ворота до низа. Два охранника нарвали по большому венику стрекавы, крапивы, и не столько больно, сколько обидно высекли. Опозоренную девушку выгнали за ворота.
Придерживая руками порванную одежду, давясь слезами и пошатываясь, она побрела в темноту улицы…
Волчка два дня морили голодом, но о деле дознался приехавший с прииска старый хозяин.
– Ты пошто людей казнишь? – грозно глянул он на сноху.
– Новенькая с работными блуд затеяла, я велела её высечь да прочь гнать. А то, что стрекавой, а не розгами – пожалела, девка всё же.
– Ладно, дело прошлое, высекла и высекла, а Волчка выпусти – работы невпроворот.
Вечером Дунька пришла в баню, где под замком держали Саньку. Он сидел на лавке, опустив голову. Жгучая ревность полыхала в груди, а сердце тянулось к греховоднику. Изголодалось, истомилось оно без мужской ласки и тёплого слова.
– Встань! – Дунька шагнула вперёд и остановилась перед Санькой.
Он встал и опустил взгляд.
– Ты что же это, честный человек, затеял?
Санька поднял на хозяйку глаза, и они плеснули в неё синевой: