Глава 10

Как часто это бывает — праздник заканчивается, а настоящая жизнь врывается в сказку весьма неожиданно. Вот и к ним с ледом Эйдаллионом эта самая жизнь за пределами уютной спальни и меховых покрывал явилась нежданным стуком в дверь. Это в самый Перелом! Ну кто ж там такой бесстыжий?

Воспоминания о сладкой ночи вызвали не только слабость в коленях — и прочих конечностях, но ещё и жаркий румянец. Смущения, разумеется. И как тут не смущаться, если чья-то наглая ладонь ползет к колену, старательно пытаясь избавиться от отвоеванной вчера с боем рубашки?

Ну, всё. Сейчас…

— Лед Эйдаллион, именем Владыки, откройте! Нам стало известно, что вы укрываете мага огня!

Сердце ушло в пятки. А, может, и куда-то дальше сбежало. Она хотела в вихре морозном куда подальше провалиться, кляня себя последними словами. Вот так сказка. Не только себе, но и лорду проблемы принесла. Дурочка малахольная!

Уже дернулась встать и бежать одеваться, чтобы хоть не представать перед чужаками в непотребном виде, когда её руку перехватили.

— И куда это ты собралась, снежинка? — со сна голос ледяного… мужа, зима-матушка, невозможно так быстро к этому привыкнуть! — звучал чуть хрипло, но ужасно довольно.

Наверное, он прочел что-то в её взгляде. Нахмурился, сверкая грозовой синью в глазах.

— О кому-то жить надоело! — раздалось преувеличенно веселое — и из стены выплыл знакомый лопоухий морозный дух. Вот вроде понимаешь, что противник серьезный должен быть, а так и тянется рука потискать! И ушки, и лапки, и хвост — пушистый, по-лисьему роскошный. — Эйд, давай мы их Найрону отдадим! Или Йо-йо? Этот их точно сожрет! — и зимнее гадство широко улыбнулось, демонстрируя широкую пастенку, полную весьма острых клыков.

— И не только надоело, — задумчивое, — кому-то вообще эта бренная земля без надобности, = хмыкнул супруг. И пошел открывать дверь… в чем был, в том и пошел. Хорошо хоть какое-то непотребное полотенчико накинул на бедра.

А она вместо того, чтобы паниковать и бегать-собираться, теперь пялилась бесстыже на гладкую серебристую кожу, длинные ноги и широкую спину.

— Ну и какого вьюжного вы здесь забыли, морозные господа? — она не видела, с кем он разговаривал. Зато заметила, как поменялось резко выражение лица.

Он стал почти таким, каким впервые увидела. Эйдаллион не Эйд. Отстраненный. Злой. Надменный.

— Я полагаю, вы господа, слишком много на себя берете. Тем более, в великий день Создательницы нашей. Огненной не выжить в нашем городе. Думаете, о чем говорите. Дела же Нашей семьи вас не касаются. Пошли прочь, пока я не побеспокоил брата.

Снова какое-то невнятное блеянье. Ну чисто отара овец перед злой овчаркой!

— Вон! — холодное, страшное.

И он оборачивается. Вот как можно таким грозным быть в одной набедренной повязке?

С ума сойти можно. Главное слюнки подтереть. И собственнические инстинкты успокоить. И попытаться понять — как это — довериться кому за одну ночь? Влюбиться в кого за несколько часов. Так и тянет ведь снова за усы подергать в лохмато-кошачьем виде.