— Пургандо и кровопускандо, — ответил Ван ден Брукс, — как же Вы правы! Лихорадку следует лечить клистиром, меланхолию — пиявками, а странное настроение — душем.
— Нет никаких сомнений, — шепнул Леминак.
— Нет никакой души, — сказал профессор; — есть только органы.
— О! — сказала Мария Ерикова, — я не могу в это поверить. Получается, мы подобны зверям?
— Их бы возмутило такое сравнение, — прошептал Хельвен.
Бразильский ликёр разлился по восточным чашкам; из трубок и сигар заструился голубой дым, и все отправились на сиесту.
Однако Хельвен не спал.
Корабль скользил среди пылающих моря и неба. На борту рулевой и вахтеный одиноко дежурили.
Хельвен поднялся с узкой кровати, где он лежал несколько мгновений, будучи не в силах заснуть. Он осторожно открыл дверь каюты и проскользнул в трюм. Из спальных мест матросов доносился храп.
Художник имел некоторый опыт в морских делах, и от него не ускользнуло несколько странных деталей. Мощность механизма, надёжность корабля были не присущи прогулочному судну. Что касается хлопка, то Хельвен, проскользнув по лестнице в трюм, не обнаружил никаких тюков. Трюм был набит провизией, а также металлическими ящиками, о содержимом которых у него не было никаких предположений.
Хельвен закончил изучение носа корабля. Каково же было его изумление, когда под зелёной тканью он обнаружил две небольшие пушки, закреплённые на медных шарнирах. Порты были тщательно замаскированы.
— Чёрт, — сказал он, — г-н Ван ден Брукс очень бережно относится к своему хлопку…
Возвращаясь в свою каюту, он увидел могучий силуэт торговца, поднимающийся на палубу. Он быстро исчез, но лёгкая и необъяснимая тревога овладела им при этом внезапном появлении.
Собравшись на палубе корабля в ту ночь, когда небо над их головами было усеяно звёздами, а волны Тихого океана мирно колыхались, они познали красоту земную.
Четверо пассажиров и с ними Ван ден Брукс, которого Леминак теперь называл «Великолепным», отдыхали на креслах-качалках, блаженно колеблющихся от качки корабля. Ветер, дующий с далёких земель, пришедший из лимонных, сандаловых и палисандровых лесов, ласкал их лбы, в то время как в руках находились запотелые хрустальные стаканы с пламенными и ледяными напитками и тряслись соломинки. Подняв глаза, они могли следовать взглядом, покачиваясь в ритме корабля, за Южным Крестом и шествием созвездий.
— Столько звёзд остались незамеченными, — прошептала Мария Ерикова. Наклонив головы, они увидели появляющиеся и исчезающие друг за другом на борту «Баклана» следы яркого света, ибо море сверкало, изумрудные, жемчужные волны блестели, со всего разгона забрызгивая корабль, подобно порвавшемуся ожерелью, драгоценные камни которого нескончаемо отделялись друг от друга.
— Видите ли вы, — сказал Ван ден Брукс, — как море показывает свои сокровища; видите ли вы, как оно просеивает свои драгоценности, подобно скряге, который погружает руки в свои сундуки и позволяет золоту, рубинам и изумрудам проходить сквозь пальцы. В нём текут драгоценности: видите ли вы его груды золота, аметистов, топазов, бериллов и аквамаринов, эту потерпевшую кораблекрушение Голконду…
Говорил он медленно, но Хельвен понял, что под этим мирным тоном скрывается нечто грубое и страстное.
— И не кажется ли вам, — продолжал он, — что, щедро обходясь со всеми сокровищами, со всем золотом и бриллиантами затонувших галионов, оно поймало нетленную красоту и скрывает её под складками своих волн?
— Если бы вы знали, — прошептал он. — Если бы вы знали, что мне доводилось видеть…