Обезьяна прыгнула ему на плечо.
— Что Вы думаете, Капитан Джо, об этом негодяе Томми Хогсхеде, которого пришлось вернуть на дно каноэ из-за того, что он много выпил во время остановки?
Обезьяна пронзительно заскрежетала.
— Вы полагаете, что его следует лишить зарплаты, или что Хопкинсу следует задать ему хорошей плети, по своему усмотрению, не так ли, Капитан Джо? Это Ваше мнение, а также и моё, друг мой.
Все обратили взор на державшего попугая-ара гиганта. Это был отвратительный негр, известный своей могучей силой. За телосложение и зверское лицо матросы называли его «Хогсхедом», что означает одновременно «Мюид» и «Свиная голова».
— Идите, Капитан Джо, и скажите своим друзьям, что у г-на Ван ден Брукса рука широкая, а запястье железное.
Они удалились.
— Вы пользуетесь кошкой-девятихвосткой? — поинтересовался Хельвен.
— Это лучшее Евангелие, — мягко ответил торговец. — Мои ребята по-другому не понимают.
Хельвен бросил взгляд на группу занявшихся своими делами матросов. Здесь было около дюжины смешанных рас, светлых и розовых англосаксов, оливковых испанцев, несколько негров. Все они были одеты в белое. Но живописный вид проник в сознание художника. В мгновение ока он увидел палубу каравеллы, людей с повязанными фуляровыми платками лбами, с голым торсом, пистолетами за поясами, длинными трубками во рту, несущих якорь и изображение брига, загорелых, оборванных, бранящихся, плюющихся, среди бочек золотой пудры, комаров и карронад. Он видел, как склоняется под бушпритом высокий силуэт капитана Кидда и тень кровавого ведра…
И его взгляд вернулся к мирно набивавшему короткую трубку Ван ден Бруксу.
Мария Ерикова вышла из каюты. Она погрузилась в утреннюю свежесть после ночной качки; впрочем, свет на корабле не потускнел.
— Доброе утро, — произнесла она. — Я рано. Поздравьте меня.
— Близок полдень, — сказал Ван ден Брукс. — Мы поздравляем Вас.
— Это открытое море, не так ли? Я видела в свой иллюминатор колыхавшуюся синюю линию. Боже мой, как мы далеки от всего!
— Разве не прекрасно, — сказал Ван ден Брукс, — чувство одиночества и того, что Ваша судьба в Ваших руках?
— Да, — сказала она. — Но ведь наша судьба в Ваших руках.
— Будьте спокойны: я правильно этим воспользуюсь. Увидимся, — добавил он, — за обедом.
И он ушёл, оставив русскую и художника в большом салоне, мебель которого была обшита деревьями Островов и украшена в стиле приятного португальском рококо.
— Что Вы думаете о нашем хозяине? — спросила Мария.