— Он может быть работорговцем, опиоманом или раздражённым читателем г-на де Монтескью-Фезансака. Я пока не знаю.

— Он, несомненно, очень богат.

— Конечно! — сказал Хельвен. — Присутствие на корабле становится ещё приятнее оттого, что Вы украшаете его.

— Вы создаёте мадригал?

— В свободное время. Но стоит признать, что Вы царствуете на корабле только благодаря Вашей красоте.

— Достаточно, — сказала она, — поблагодарить льстеца, умеющего взглянуть. У него глаза цвета морской волны.

— Вот Вы и попались.

Голос Леминака врезался в панели из розового дерева.

— Вот Вы и попались. Вы слушаете этого соблазнителя Хельвена. Будьте осторожнее! Это сам змей.

Гонг объявил об обеде.

— Позвольте, — сказал Леминак.

И он протянул руку Марии, которая приняла её с улыбкой.

«У этого англичанишки, — подумал адвокат, — должен отсутствовать опыт.»

Ван ден Брукс был главным за цветущим столом. Справа от него сидела Мария Ерикова, а напротив него профессор Трамье, так как он желал полюбоваться его красной эмблемой и золотым биноклем. Профессор хорошо поспал и не смог прочитать двенадцать строк Крафт-Эбинга, не закрыв глаз.

— Вы работаете в пути? — с уважением и беспокойством спросила Мария Ерикова.

— Конечно, — сказал профессор. — Нет ничего более предрасполагающего к размышлениям, чем покачивание поезда. Правда, качка корабля немного предрасполагает и ко сну.

— Не согласен, — сказал Ван ден Брукс, — я никогда не чувствую себя так оживлённо, как во время пребывания на своём борту. Но, — добавил он, повернув зелёные очки к академику, — позвольте мне спросить Вас: что является объектом Ваших исследований?

— Я, — сказал Трамье, — с медицинского конгресса, где представлял французскую психиатрию. Я — «душевный врач».

— Ах! — сказал Ван ден Брукс. — Какая плохая болезнь!

— Возможно, Вы и правы, месье, но такой болезни больше нет. Медицина давно убила её. Декарт нашёл душу в пинеальной железе. Но мы обнаружили её в волокнах и клетках. Этого для нас достаточно, и мы очень хорошо работаем, без метафизики.