После обеда из Чигирина вернулся милиционер, ездивший домой в отпуск, и рассказал кое-что интересное. С утра уездные власти суетились, собирали вещи, грузили их на подводы – но вдруг пришло распоряжение отставить переезд[198].

К вечеру обстановка накалилась по-настоящему. Местное начальство, в это время обычно гулявшее на главной площади около здания милиции, сегодня не показывало носа. Выясняем, что Вишневецкий, уполномоченный чрезвычайки и военком неведомо куда подевались. Их жены скрылись вместе с ними.

Патруль, который следил за станцией, доставил в милицейскую управу какого-то элегантно одетого типа, приехавшего из Бобринской на паровозе. Искал уездную ЧК. У него забрали револьвер, портфель с документами и толстую пачку советских денег. Когда его ввели в кабинет, где сидели мы с Чорнотой, Оробко и Соловий, гость немедленно стал метать громы и молнии.

– Товарищ! У вас не милиционеры, а политически неграмотные идиоты! Я им показываю мандат, что я чрезвычайный уполномоченный ВЧК, а они меня обезоруживают и тащат в милицию! Это черт знает что!

Андрий глянул на «чрезвычайного» исподлобья.

– Правильно сделали.

– Товарищ! Не шутите с красным мандатом! За такие шутки сегодня же можете очутиться в подвале.

К его немалому удивлению, помначмил не испугался и вправду грозного мандата на красном полотне, перед которым робели высокопоставленные чекисты – подписано самим Дзержинским[199], – а приказал обыскать и связать залетную птицу. Положив его на топчан, мы вышли на улицу.

Уже смеркалось. Ко мне подплыла Галя и потянула игриво за руку.

– Ну что, Валентин, прогуляемся?

– Только недалеко, – угрюмо буркнул Чорнота.

Через несколько шагов она судорожно сжала мою кисть.

– Бегите. В парке прячутся в кустах две сотни красноармейцев и всё наше начальство. Сейчас придут брать вас в плен. Я наткнулась на того придурковатого кацапчика из военкомата, который никак от меня отстать не хочет. Он сказал, чтоб я шла домой, потому что может начаться пальба. Расспросила его ласково – он и разболтал всё.

Сегодня утром они узнали, что в милиции сплошь холодноярские бандиты. Позвонили в Чигирин, чтобы конторы не ехали, а вместо них прислали караульный батальон. Как начало темнеть, они тихонько перешли через речку[200] в парк и теперь ждут ночи, чтобы вас окружить. Я прямо оттуда. Торопитесь.

Попрощавшись с ней, бегу к Чорноте с известием. Готовимся к выходу. Делаем перекличку – нет Запорожца и Семена Зализняка. Оба должны были находиться в управе. Узнав об этом, помначмил хмурится.

– Так-так… Ну, пуля их догонит. Всем собраться! Сейчас выходим. Взять все патроны и гранаты. Из пулеметов вынуть замки. Йосип, Юрко, – зовет он нас с Оробко, – пойдем пожелаем гостю счастливо оставаться. Жаль, нет времени расспросить его. И в Холодный Яр с собой не потянешь.

Задержанный, видно, уже понял, в чьи руки попался. Сидит на топчане и смотрит на нас молча, вобрав голову в плечи. Андрий кладет ему на плечо руку.

– Ну, товарищ уполномоченный, пришло время уплатить за кровь, которой ты, должно быть, пролил немало.

Лицо чекиста перекошено от страха.