— О, ты добился, чего хотел! Себя теперь можешь потрогать. Двумя руками за хер!

Тирада предназначалась не только амфибоиду. Эреб рассчитывал, что и наёмника его слова заденут и тот добавит что-то своё в эту развесёлую пустопорожнюю ругань. Но тот молчал как рыба, вернее сказать как рак. Лишь поворочался в своей камере, похрустел хитиновыми пластинами и затих. Квирин не видел, как серая жаба затопала по потрескавшемуся бетону своими армейскими ботинками, болтаясь из угла в угол и злобно раздувая горловые мешки у овальной головы. Хотелось что-то ответить этому наглому деду, но на ум приходили только лишь оскорбления. Однако в чём-то террорист открыл ему глаза. Валун даже полночи не спал, всё думал. На следующий день он решил продолжить разговор:

— Старик, а старик!

— Что случилось, жертва дикого капитализма? — с усмешкой ответил Эреб.

— Ты хочешь сказать, ты живешь ради справедливости?

— А мне ничего говорить и не надо…

— А что если другим твоя справедливость покажется совсем несправедливой? Кто будет решать, в чём она заключается?

— «Quis custodiet ipsos custodies», ты хочешь сказать? Кто будет сторожить самих сторожей? — Эреб сел на лавочке поближе к решёткам, подвернув ногу под колено. — Такие вопросы могут возникнуть, когда отдельные личности ставят своё благополучие выше идеи государственности. В древнем Риме интересы общества были неотделимы от интересов каждого отдельного гражданина. И понятие о справедливости было только одно — то, которое установлено законодательно. А держалась эта система на сильных людях, которые конечно умели её использовать в своих интересах, но при этом не стеснялись применять всю полноту своей власти. Они не боялись не миловать, ни карать. А разлад в обществе начинается, когда те, от кого зависит его целостность, вступают на путь компромисса. Это я про таких, как местный начальник. Когда нужно было перестрелять буквально дюжину наглеющих мерзавцев, он решил их использовать с выгодой для себя, чтобы они во главе с Эдбергом делали за него работу, которую он посчитал ниже чувства собственного достоинства. И так вместо одной личности, которую должны бояться, появилось в городе две. И понятий о справедливости стало соответственно два. А где два, там и три, и пять.

— А случилось это потому, — предположил Валун, — что у бандитов было чем поделиться. И какой бы благородный идеалист у власти не стоял, его всегда можно будет купить…

— Нет, если после этого к нему придет тот, кого нажива не интересует, и убьёт его за это! — провозгласил Квирин, гордо воздев подбородок.

— И это будешь ты, так? Ты будешь сторожить сторожей? Хо, хо! — засмеялся амфибоид. — Вот что кроется за всеми твоими «идеалами»: ты хочешь обладать самой высшей формой власти — властью страха. И я убивал, но на ринге, в честном поединке, воинов, сознательно на это идущих. А ты хочешь убивать всех кто с тобой не согласен. Ты хочешь, чтобы всё общество тебя боялось! Значит ты всё-таки террорист!

Артём Маркович был удивлён. Задумчиво почесал спину под пропахшей потом жилеткой. Надо так, проиграть интеллектуальную дуэль несчастному спортсмену, да ещё в разговоре на свою любимую тему! Валун ждал признания поражения:

— Ну скажи старик, я не прав?

Но тут в спор неожиданно вступил канцероид, про которого, честно сказать, оппоненты и вовсе забыли. Ракообразное высунуло свою острую розовую морду между решёток, так чтобы обоим было слышно его негромкий искусственный голос.

— Вы оба неправы. Вы оба лжёте, — констатировал он. — Лжёте друг другу. Лжёте себе. Ты не хочешь богатства. А ты не хочешь справедливости. Вы хотите доминировать. Доказывать себе, что вы лучше других. Победы на ринге лишь средство. Кредиты лишь средство. Положение в обществе лишь иллюзия. Цель всего этого — осознание превосходства над другими.

— Дааа? — протянул Эреб. — А ради чего тогда живёте вы, господин наёмник? Ты-то как раз ищешь, где подзаработать!

— Я ищу битву. Это моё средство доказывать превосходство. Это мой способ доминировать. Это высшая цель любого хищного существа.

Его монолог прервал вышедший из своей комнаты на обход охранник. Увидев прижавшегося к решётке канцероида, он окликнул второго, и они оба подбежали к камере ракообразного, подняв дула автоматов и требуя отойти к стене. Бронированная розовая туша медленно попятилась назад и утонула в полумраке.

— А что, достойная цель, не находишь, старик? — спросил Валун, когда суета улеглась.

— Да, — согласился Квирин. — Не такие уж мы все и разные.