— У ваших братьев тоже были «солнечные» имена? — поинтересовалась кошка.
— Конечно. Ей это казалось символичным. Наша мать развивала в себе, можно даже сказать верила, в одну идею. В гуманизм. Путём чистых логических рассуждений, она пришла к выводу, что цивилизация в основе своей движется по этому пути развития и присущую насекомым заботу о выживаемости одного вида в ущерб биосистеме в целом считала ретроградством. «Человеческий способ мышления, — говорила она, — Есть наиболее оптимальная форма для идеи доброты» И с малых лет она воспитывала во всех нас идею человечности, и в детях, и в муже. Принцип добра, созданный на базе логичной целеустремлённости инсектоида. В этом-то и была трагедия нашей семьи.
— Вот здесь пришла моя очередь вам не верить, — усмехнулась Вейст. — Вы, с вашими сотнями успешных операций, настоящий пример гуманности, но вот то, что я знаю о вашем отце, ну никак с ней не соотносится!
— Будь я офтальмолог, поставила бы вам диагноз «близорукость». — Вероятно, это была шутка, а задёргавшиеся с хрустом жавлы означали смех. — Нам было легче, чем ему. Мы с этой идеей выросли. Старший брат отдал всего себя миротворческой корпорации, я сделала карьеру в медицине, младший планировал посвятить себя археологической деятельности. Какое бы поприще мы не выбрали, нам оно легко давалось. Мы ни секунды не сомневались в том, что мы делаем и ради чего. Отец уже тогда нас не понимал. Старался, как мог, но не понимал. Он бывал расчётлив до меркантильности, часто проявлялась его природная агрессивность, которую мать умело направляла на врагов концерна и семьи. И в день, когда она погибла, он остался один на один с компанией, построенной на её принципах. Огромный штат сотрудников, правительственные заказы. На него лёг огромный груз ответственности, а он не знал, что с ней делать. В это время он и натворил бед.
— А вы-то здесь были причём? — удивилась кошка.
— Тем, что каждый из нас выбрал свой путь. Старший брат пытался помогать ему, но не выдержал его драконовских методов и ушёл обратно к военным. Потом произошла трагедия с младшим. Но он убил его не потому, что нашёл в межвидовом борделе, не из-за примитивного презрения инсектоидов к половым извращениям других видов, не из-за позора семьи, нет! Он посчитал, что тот выбрал образ жизни, ставящий эго выше интересов группы, и тем пошёл поперёк принципов нашей матери. Его смерть была назиданием другим!
Вейст саркастически ухмыльнулась. Вот уж воистину самый человечный из живущих! Авраам, убивающий Исаака! Или Тарас Бульба! Гелиона поняла, о чём думает собеседница:
— Я пыталась его убедить в его неправоте. В том, что брат был наиболее гуманным из всех нас, поэтому и не видел этих примитивных границ, ни половых, ни видовых. В том, что не только размножающиеся как кролики альтруисты двигают цивилизацию вперёд. В том, что каждого стоит пытаться спасти… «Каждого?» — усмехнулся он. И решил преподать мне урок. Он думал, я озлоблюсь, поверю в это идею сегрегации по эстетическому признаку, после того как Рохха, эта старая рыбина подкупил тех троих. Но я не озлобилась. Я даже ему благодарна, хоть и не считаю нужным ему об этом сообщать. Он показал мне ценность того, что я делаю. Да и ему это пошло на пользу. То, что я продолжила свою деятельность, красноречивее любых слов доказывало мою правоту. И, насколько я знаю, его это изменило. Он со временем стал гораздо сдержаннее. Компания продолжила развитие с ещё более целеустремлённым лидером. Который слишком примитивен, чтобы сомневаться в идеях, ради которых он живёт.
— Пусть вас не обманывает ни доходящая до жестокости дисциплина, ни кровавые корпоративные игры, — продолжила она. — Компания существует для того, для чего в своё время была создана. И отец живёт для того же. Для него солнечная символика имеет тот же смысл, что и для покойной супруги. Поэтому обвинения в связи с конфедератами — глупость. Они уже много веков являются разжигателями войн на чужих землях ради спокойствия собственной. Он не станет иметь с ними дел. Это будет предательством памяти нашей матери, куда большим, чем по его же мнению, допустил мой младший брат.
Гелиона включила красную голограмму часов на поясе и встала, давая понять, что разговор окончен.
— Слушайте, это самая парадоксальная история о воспитании доброты, что мне довелось слышать, — констатировала одевающая куртку Вейст.
— Мы члены крайне необычной семьи и представители крайне необычного вида. Знаете что, — обернувшись, сказала Гелиона. — Пришёл мой черёд пытаться вас защитить. Наверняка все эти обвинения — это попытки конкурентов моего отца уничтожить его бизнес, используя государственные структуры, которые, по сути лишь фигуры в их играх, а вы так и вовсе маленькая пешка. Я не знаю, что сделают с вами ваши наниматели в случае неудачи, но в случае, если вам удастся узнать что-то для них полезное, вам точно конец. Вы наверняка уже у Рохха на крючке. Представьте, что с вами случится, если учесть что вы, в отличие от меня, не дочь его босса и старого товарища. Гостиницы и вокзалы — первые места, где он станет вас искать. Вот вам ещё один парадокс: Гелиона Хепру спасла больше стони жизней во имя развития цивилизации, если же для этого понадобиться уничтожить сотни живых существ, Эрхарад Хепру без колебаний на это пойдёт. Берегите себя!
Оранжево-белая фигура доктора удалялась по солнечной дубовой аллее, покачивая пластинами на плечах и бёдрах. Вейст пошла в противоположном направлении, с удивлением переваривая услышанное. Что не мешало ей осторожно озираться по сторонам.
Наёмница не стала пренебрегать добрым советом и решила поскорее покинуть город. Оставалось лишь осторожно забрать вещи из гостиницы, надеясь, что вурдалак-ихтиоид не успел за утро туда добраться. Вейст проезжала в сером цилиндрическом вагоне монорельса мимо стеклянных башен города, выросших среди старинной застройки, когда, глядя в окно, заметила идущую параллельным курсом фиолетовую элашку с зеркальными стёклами кабины. Овальный аппарат с острым носом и двумя аэродинамическими гребнями на боковых турбинах приблизился к поезду, задержался у вагона, где сидела кошка, и рванулся вперёд. Таких совпадений случиться не могло. Вейст покорила себя за то, что поленилась включить встроенный в микромобильник военный улавливатель волн сканеров, но было и так понятно, что вагон просветили.
Быстро посмотрев голограмму карты города, кошка покинула монорельсовую дорогу за две станции до гостиницы и решила пройти дворами в другую сторону, чтобы сесть на маршрутку и подъехать к отелю с другой стороны. В том, что её будут там ждать, она не сомневалась, нужно было лишь сделать так, чтобы наёмки Хепру не замелили её приближения. Вейст углубилась в уютный лабиринт дворов между девятиэтажками с разноцветными балконами. Поднявшийся ветер гнал по голубому небу небольшие серые облака, на площадках между деревьями резвились детёныши, наслаждаясь солнечным днём. А Вейст, решив подготовиться к драке заранее, натянула на когтистые руки серые армированные перчатки с обрезанными пальцами. Эта мера предосторожности отнюдь не оказалась излишней.
Он возник перед ней неожиданно, как будто восстал из тени от угла дома, преградив путь. Тёмно-синяя фигура в капюшоне и плаще из лоскутов стояла неподвижно, сцепив на животе кисти когтистых рук, покрытых чёрной чешуёй. Ихтиоид приподнял голову, показав жуткий частокол из редких полупрозрачных зубов настолько длинных, что пасть его не закрывалась. Два передних зуба на нижней челюсти и вовсе были похожи на сабли. Два выпученных черных глаза с большими белёсыми зрачками вытаращились на Вейст с двух сторон тёмной панцирной головы, сплющенной с боков. «Глубоководный хаулиод», — вспомнила кошка название его вида. Как он вообще выживал на поверхности? Вероятно, для этого и предназначались торчащие из-под плаща серые трубки — выравнивать разницу давлений. В живую Рохха казался меньше, чем на голограмме, ниже кошки почти на целую голову. Он начал медленно подходить к замершей и оглядывающейся по сторонам Вейст, опуская руки. Казалось, что мутантка должна без труда справиться с одной старой рыбиной, но помня о его биографии, она понимала, насколько обманчиво это ощущение и предпочла не рисковать.
Кошка рванулась вперёд, ихтиоид чуть присел и широко расставил чёрные чешуйчатые руки, к наручам на которых вели намотанные на предплечья трубки от прикрывающих боковые линии ребристых пластин на его боках. Вейст бежевой молнией рванулась вправо, и, в прыжке оттолкнувшись ногой от стены, оказалась у рыбы за спиной. Тот быстро развернулся, на секунду зависнув в воздухе. Лоскуты его балахона раскрылись наподобие большого рваного зонта, на солнце блеснула крупная чёрная чешуя его тела, украшенная идущими от головы к паху двумя рядами красных точек, распрямились тонкие острые плавники на спине. Опустившись на землю, Рохха пустился в погоню.
Тренированные ноги Вейст делали большие частые шаги, она бежала, выпрямившись и чуть выдвинув корпус вперёд. Бежевый с рыжими пятнами хвост ритмично раскачивался в такт коротким косичкам на затылке. Но и старый наёмник не отставал. Он почти прижался к земле и нёсся за ней, извиваясь, как чёрная змея. Зубы-ножи со свистом рассекали воздух. Они оббегали дома, распугивая полуденных прохожих. От хаулиода так и вовсе шарахались, как от чёрта. Даже учитывая всё видовое многообразие современного мира, страшного вида глубоководный ихтиоид на солнечной петляющей среди зелени асфальтированной дорожке казался чем-то инородным, выходцем из плоских фантастических фильмов человеческих времён. Но отнюдь не его демонический антураж занимал сейчас Вейст, а то, что, несмотря на все её усилия, Рохха сокращал расстояние между ними. Раз не помогала спортивная подготовка, необходимо было применить кошачью пластику.
Сначала Вейст чуть разорвала дистанцию, рыбкой бросившись под машину с высоким дорожным просветом, проскользнула под ней на вшитых в локти куртки и колени штанов защитных пластинах. Ихтиоид застрять под шестиколёсным джипом с овальным грузовым отсеком не рискнул, поэтому он прыгнул на высокий капот и проехался по нему боком, проскрежетав по жёлтому металлопласту деталями своей амуниции и плавниками. Добежав до небольшой аллеи, Вейст использовала самых лучших помощников древних кошек — деревья. Дети и детёныши, игравшие на лужайке в гудящий магнитный мяч, с разноголосыми визгами побежали к подъездам. Первым делом она, зацепившись за ствол берёзы когтями, развернулась на девяносто градусов, рассчитывая, что рыба по инерции пронесётся вперед, но тот предугадал её манёвр и заранее изменил траекторию движения, рванувшись к ней по диагонали. Он уже расставил когтистые руки, чтобы сгрести беглянку. Вейст его обманула, высоко, во всю силу кошачьих мышц, вспрыгнув на большую ветку над головой, оттолкнулась от неё, пролетела сквозь зеленую листву, повисла на руках на второй, потом на следующей, а с последней спрыгнула на землю в десятке метров от берёз. Инстинкты и тут не подвели — Вейст приземлилась на ноги и, не сбавляя скорости, продолжила бежать. Рохха же сначала удачно пробежал между деревьями зигзагом, но, в конце этого своего слалома, споткнулся о ветви кустов и боком укатился к припаркованным у дома элашкам.
Наёмница подумала, что оторвалась. Эх, был бы сейчас с ней оставленный в номере чемоданчик с гранатами, погоня была бы гораздо менее продолжительной! Странно, что других подручных господина Хепру она не заметила, вероятно, Рохха считал, что и один решит проблему с ней. Вейст чуть сбавила скорость, выбирая, куда бы свернуть. В этот миг она услышала быстро приближающееся гудение, а в следующий оставленный детишками шар с розовыми огоньками прилетел её в левое ухо. Удар магнитной волны игрушки был безболезненным, но все равно сбил её с ног, а, когда она, извернувшись, вскочила на четвереньки, перед ней, снова как будто бы из ниоткуда, возник растопырившийся ихтиоид, пялясь на неё мутными серебристыми зрачками.