Почему же Бирнс отверг предложение Японии о принятии потсдамского ультиматума с одним встречным условием? Безусловно, то, что американское общественное мнение было настроено против императора, сыграло важную роль в этом решении. Однако существовали еще два фактора, повлиявших на позицию госсекретаря. Во-первых, по его глубокому убеждению, Соединенные Штаты не должны были позволять Японии диктовать условия капитуляции. Бирнс не возражал против того, чтобы в каком-то виде сохранить в Японии императорский строй. Однако решение об этом должны были принять в Вашингтоне, а не в Токио. Бирнсу было прекрасно известно, что Трумэн разделяет эту точку зрения.
Во-вторых, Бирнс знал, что сохранение за Хирохито его полномочий было равносильно признанию неограниченной власти императора, в том числе в военных вопросах, и потому лишало союзников возможности искоренить японский милитаризм. На самом деле разница между позицией Бирнса и позицией Стимсона, Форрестола и Леги была не так значительна, как утверждают историки. Форрестол предложил такой компромисс: «Мы можем в своем ответе намекнуть на нашу готовность принять это предложение, однако оговорить условия капитуляции таким образом, чтобы в них были четко реализованы намерения и цели Потсдамской декларации». Трумэн согласился с этой идеей и дал указание Бирнсу подготовить ответ Японии[401].
С помощью Бенджамина Коэна, Баллантайна и Думэна Бирнс составил такой документ. Баллантайн и Думэн активно возражали против присутствия в этой ноте требования о том, чтобы документы о капитуляции были подписаны императором, однако Бирнс отклонил эти возражения. Тем временем в Пентагоне Стимсон обсудил сложившееся положение с Макклоем. Макклой настаивал на том, чтобы включить в текст ответного предложения пункт о намерении США сохранить в Японии монархическое правление. Однако Стимсон не согласился с Макклоем и одобрил вариант Бирнса, узнав о его содержании по телефону. Незадолго до полудня Бирнс вернулся в Белый дом с черновым вариантом своей ноты. Трумэн утвердил его и назначил заседание кабинета министров на 14:00[402]. Пока Бирнс работал над ответом японскому правительству, Трумэн встретился с сенаторами Майком Мэнсфилдом и Уорреном Магнусоном. Он сказал им, что предложение японцев является уловкой императора, пытающегося сохранить свои полномочия, и что он не собирается принимать это условие. Трумэн ответил отказом на это предложение не только по соображениям внутренней политики, по и потому, что сам считал его неприемлемым [Hellegers 2001, 1: 151].
На этом правительственном совещании президент заявил, что получил из Швеции официальное уведомление Японии о согласии с требованиями потсдамского ультиматума и что Бирнс подготовил ответ на это предложение, который будет отправлен на утверждение в Великобританию, Китай и, возможно, Советский Союз. Затем он зачитал ноту Бирнса. Главными в этом документе были пункты 1 и 4. В пункте 1 было сказано, что «с момента капитуляции власть императора и японского правительства по управлению государством будет принадлежать Главнокомандующему союзными силами». А в пункте 4 говорилось, что «окончательная форма правления в Японии будет <…> установлена в соответствии со свободно выраженной волей японского народа». Эти условия не исключали возможности того, что в Японии будет сохранена монархия, однако в них ничего не было сказано о судьбе императора и императорского дома. Президент сказал, что рассчитывает на скорое утверждение этого документа со стороны Великобритании и США. Однако, по словам Форрестола, он категорично заявил, что не будет дожидаться ответа от Советского Союза. Он добавил, что если СССР не даст ответа, то Соединенные Штаты будут действовать самостоятельно и начнут оккупацию Японии. Стимсон заметил, что «русские заинтересованы в задержке, которая позволяет им продолжать наступление вглубь Маньчжурии». Эти слова Стимсона логично дополняют то, что он говорил раньше, выступая за принятие предложения Японии. Однако и Трумэн заявил о том, что в интересах американцев было бы, «чтобы русские не слишком сильно продвинулись вглубь Маньчжурии» [Truman 1955:429][403]. Это было удивительное утверждение, противоречащее ноте Бирнса, которую он сам только что одобрил.
Нота Бирнса была отправлена в Лондон, Чунцин и Москву в 15:45. Эттли и Бевин одобрили ее с одной поправкой: они не считали разумным настаивать на том, чтобы акт о капитуляции был подписан императором. К удовлетворению Баллантайна и Думэна, Бирнсу пришлось согласиться с этой поправкой[404]. После того как Великобритания утвердила ноту Бирнса в редакции Эттли – Бевина, этот документ был переправлен в Канаду, Новую Зеландию, Южную Африку и Австралию. Правительство Австралии отослало ноту Бирнса обратно, выдвинув серьезные возражения относительно ее содержания. Австралийцы считали, что будет крайне желательно получить подпись императора на акте о капитуляции. Кроме того, они утверждали, что в ноте Бирнса с британской поправкой не говорится о самых важных вещах, касающихся императора. Правительство Австралии настаивало на том, что император должен предстать перед судом как военный преступник, ответственный за развязывание Японией захватнической войны, совершение зверств и жестокое обращение с военнопленными. Также австралийцы выступали за то, чтобы император был лишен властных полномочий сразу же после капитуляции[405]. Однако американцы и англичане не согласились с точкой зрения австралийцев и китайцев, настаивавших на суровых мерах по отношению к императору. Ответ Чан Кайши был получен утром 11 августа. В отличие от англичан, он был согласен с требованием, согласно которому акт о капитуляции должен был быть подписан Хирохито, но его мнение было проигнорировано. Что же касается реакции Советского Союза, то на встрече с британским послом Кларком-Керром, состоявшейся 11 августа, Молотов заявил, что советское правительство не считает предложение Японии согласием с требованием о безоговорочной капитуляции и потому советским ответом на него станет продолжение войны против Японии в Маньчжурии.
Несколько лет спустя в одном интервью Трумэна спросили: «Были ли даны какие-нибудь обещания императору о том, что он сохранит свое положение?» Трумэн ответил: «Да, ему сказали, что он не предстанет перед судом как военный преступник и продолжит оставаться императором». Когда Трумэна спросили, кто дал это обещание, он ответил, что это было сделано «по обычным каналам»[406]. Трумэн ошибался. Соединенные Штаты никогда не сообщали Японии «по обычным каналам», что император не будет осужден как военный преступник и сохранит свой трон. Каким-то образом Трумэн позабыл о ключевом моменте, определившем исход войны.
В то время как на заседании правительства обсуждался ответ США Японии, Макклой вместе с Джорджем Линкольном, полковником Боунстилом и другими начали готовить пакет документов с условиями капитуляции. 11 августа на заседании Координационного комитета (SWNCC) были зачитаны и утверждены черновые варианты Приказа № 1 (который должен был быть издан Макартуром), Директивы Главнокомандующему силами союзников (которую должен был подписать президент) и Акта о капитуляции[407]. В партии между Соединенными Штатами и Советским Союзом наступило время бурного эндшпиля.
Император и американское общественное мнение
По мнению абсолютного большинства историков, причина, по которой Бирнс ответил отказом на предложение Японии о капитуляции с одним встречным условием, заключалась в том, что такая уступка могла вызвать недовольство в США и больно ударить по президенту. Эта точка зрения подтверждается социологическими исследованиями. Опрос общественного мнения, проведенный институтом Гэллапа 29 мая, показал, что 33 % опрошенных выступили за казнь императора, 17 % настаивали на судебном процессе, 11 % на заключении Хирохито в тюрьму и 9 % на том, чтобы отправить его в изгнание. Только 3 % проголосовавших считали, что он является марионеткой в чужих руках. Слова Бирнса, что снисходительность Трумэна по отношению к Хирохито приведет к тому, что его «распнет» общественное мнение, имели под собой основание. На заседании правительства, состоявшемся 10 августа, Трумэн заявил о том, что после появления слухов о заключении мира он получил 170 телеграмм, в 153 из которых содержалось требование о безоговорочной капитуляции[408].
Тем не менее социологические опросы показывают только одну сторону общественного мнения. Хотя историки часто упускают этот момент из виду, на принимаемые руководством страны политические решения влияют также колонки и передовицы, публикуемые в ведущих газетах и журналах. А в прессе мнения относительно предложения Японии разделились. Уильям Ширер, Артур Крок и Дрю Пирсон выступили за жесткую позицию и проявление твердости в вопросе о безоговорочной капитуляции. Ширер писал: «Если Объединенные Нации сохранят после войны императорский строй в Японии, то тем самым поддержат институт, губительный по отношению ко всем тем целям и задачам, во имя которых и велась эта война». Уолтер Липпман, напротив, считал, что сохранение императорской формы правления не будет проявлением слабости со стороны США, а пойдет на пользу национальным интересам. Эрнест Линдли, Лоуэлл Меллетт и Стэнли Уошберн также писали о том, что необходимо сформулировать условия безоговорочной капитуляции и дать японцам понять, что им будет позволено сохранить монархию[409]. В то время как «Нью-Йорк тайме» и «Нью-Йорк геральд трибьюн», в целом, выступали за жесткие меры в отношении императора, «Вашингтон пост» и «Бостон глоуб» поддерживали заключение мягкого мира.
Другим важным индикатором общественного мнения были разногласия в Конгрессе. Конгрессмен Чарльз А. Пламли, республиканец из Вермонта, написал Бирнсу письмо, в котором были такие слова: «Дадим японцам однозначно понять, что такое безоговорочная капитуляция. Заставим визжать этих грязных крыс». Однако сенатор Кеннет С. Уэрри, республиканец из Небраски, выступил за то, чтобы отредактировать требование о безоговорочной капитуляции, позволив японцам сохранить институт императора. Сенатор Уоллес X. Уайт, республиканец из Мэна, заявлял, что безоговорочная капитуляция должна включать в себя условия, по которым Япония не будет подвергнута полномасштабной оккупации и императорская форма правления не будет уничтожена. Сенатор Бертон К. Уилер, демократ из Монтаны, произнес 2 июля в Сенате речь, в которой призвал Трумэна прояснить условия безоговорочной капитуляции, и пригласил в Капитолий Грю, чтобы тот обсудил положение дел с группой сенаторов. Уилер дал понять, что некоторые сенаторы хотят обсудить эту тему, но Грю отказался от беседы с ними, опасаясь, что этот поступок «может создать у японцев впечатление», что в рядах американцев «произошел раскол»[410].
В середине июля Фрэд Бёрдик, издатель информационного бюллетеня «Кэпитол гист», провел исследование среди членов Конгресса по вопросу о безоговорочной капитуляции. По данным этого опроса, Конгресс практически единогласно выступал за то, чтобы объяснить японцам условия капитуляции. Хотя в исследовании Бёрдика и не говорилось прямым текстом о сохранении в Японии монархии, многие конгрессмены выражали точку зрения, близкую к «Четырнадцати пунктам Вильсона»[411]. Сразу после того, как известие о согласии Японии принять требования Потсдамской декларации при одном встречном условии достигло США, «Нью-Йорк тайме» провела опрос среди нескольких членов Конгресса. Из восемнадцати опрошенных сенаторов и конгрессменов десять высказались за отстранение императора, а восемь были склонны оставить Хирохито на троне[412].
Общественное мнение США было более переменчивым и неопределенным, чем считают историки. Хотя опросы Гэллапа говорят о том, что подавляющее большинство американцев было настроено враждебно по отношению к японскому императору, мнения ведущих политических обозревателей и издателей американских газет разделились поровну. Более того, письма в газеты показывают, что и их читатели не были единодушны по этому вопросу. Авторы некоторых из этих писем настаивали на смягчении условий безоговорочной капитуляции, чтобы как можно скорее вернуть домой американских солдат. Эту точку зрения разделяло и большинство представителей Управления военного планирования в Военном министерстве. Нельзя забывать о том, что даже в упомянутом выше опросе Гэллапа 23 % опрошенных не имели никакого мнения относительно императора Японии. Прибавьте сюда 4 % тех, кто думал, что нужно оставить Хирохито в покое, и 3 % американцев, считавших его марионеткой в чужих руках, и получается, что 30 % населения США не были сторонниками суровых мер по отношению к императору. С учетом переменчивости общественного мнения можно предположить, что, имея в качестве единственной альтернативы вторжение во внутренние территории Японии, большинство американцев предпочло бы завершить войну, смягчив условия безоговорочной капитуляции.
Безусловно, общественное мнение в США сыграло свою роль в отказе Трумэна и Бирнса принять капитуляцию Японии с одним условием. Однако часто цитируемое высказывание Бирнса, будто любые уступки в вопросе безоговорочной капитуляции привели бы к тому, что «президент был бы распят», является преувеличением. Не общественным мнением были продиктованы их с Трумэном поступки; скорее они решили сослаться на него, чтобы оправдать свои действия.
Ответ Москвы на предложение Японии
В Москву новости о том, что Япония согласна признать требования Потсдамской декларации с одной оговоркой, пришли от Малика днем 10 августа. Ту же информацию получили и члены китайской делегации. Вероятность скорой капитуляции Японии являлась для каждой из сторон стимулом, чтобы заключить международное соглашение до завершения Тихоокеанской войны. Однако ни СССР, ни Китай не были готовы идти на уступки по фундаментальным вопросам. Впрочем, у СССР было преимущество в этих переговорах благодаря тому, что его войска быстро продвигались вглубь Маньчжурии.
Как только начался седьмой раунд советско-китайских переговоров, Сталин объявил, что Япония близка к капитуляции. Однако он добавил, что японцы хотят выдвинуть встречное условие, в то время как союзники настаивают на безоговорочной капитуляции. Сталин сказал: «Пора уже подписывать соглашения». Сун ответил, что китайская сторона «хотела бы подписать договор и соглашения до капитуляции Японии, ибо в этом случае эти соглашения было бы легче представить и объяснить китайскому народу». Затем они начали обсуждать оставшиеся нерешенными противоречия. Сталин сделал китайцам несколько незначительных уступок, однако они так и не смогли договориться по вопросу об администрации Дайрена и железных дорог, а также по определению четкой границы между Внутренней и Внешней Монголией[413].
Особый интерес представляет та часть беседы, в которой шла речь о китайских коммунистах. В первый пункт предлагаемого соглашения о дружбе и союзе, где Советский Союз обещал поддержать Национальное правительство как единственное правительство Китая, Сталин предложил добавить следующую фразу: после того, как советское правительство убедится в том, что Национальное правительство будет проводить политику «национального единства и демократизации». Таким образом Сталин пытался вынудить националистов сформировать коалиционное правительство с коммунистами. Китайская делегация настаивала на том, чтобы исключить из текста соглашения это условие. «Разве вы не хотите демократизации Китая?» – спросил Сталин. Сун ответил, что это условие является вмешательством во внутренние дела Китая. Сталин объяснил:
Если и впредь войска, подчиненные Национальному правительству, будут нападать на китайских коммунистов, то едва ли китайское правительство сможет надеяться на нашу поддержку, ибо оказать эту поддержку в этом случае будет трудно. Мы не хотим вмешиваться, но в случае столкновения между войсками коммунистов и войсками Центрального правительства Советскому Союзу будет весьма трудно морально поддерживать Национальное правительство.
Однако в конце концов советский лидер сдался, подчеркнув, что «советская сторона делает много уступок и, по-видимому, китайские коммунисты будут ругать Советское правительство за то, что оно соглашается принять указанные выше пункты, касающиеся поддержки Национального правительства». Несмотря на то что Сталин пошел навстречу Суну в этом очень важном вопросе, им так и не удалось прийти к согласию по остальным спорным моментам. Советско-китайский договор о дружбе пока так и не был заключен. Седьмая встреча между Сталиным и Суном завершилась плохо скрытой угрозой советского вождя, посоветовавшего главе китайской делегации прийти к соглашению до того, «как в Маньчжурию войдут коммунисты»[414]. Китайские коммунисты были мощным козырем в колоде Сталина.