Книги

Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

22
18
20
22
24
26
28
30

Тем временем Генеральный штаб подготовил документ для заседания Высшего военного совета, на котором должны были обсудить реакцию Японии на ноту Бирнса. Там было сказано, что «империя категорически отвергает требования, предъявленные неприятелем в ответе от 12 августа, и предпримет все усилия для достижения целей Великой Восточноазиатской войны, даже с риском гибели самой империи». Далее там были сформулированы три задачи на будущее: «доблестно и отважно продолжать вести боевые действия против Соединенных Штатов, Великобритании и Китая, однако пока что не объявлять войну Советскому Союзу и пытаться улучшить ситуацию, насколько это будет возможно»; укрепить положение дел на внутреннем фронте, чтобы продолжать сражаться до конца и сохранить кокутай; и договориться о новых условиях окончания войны, одновременно с этим пытаясь рассорить Советский Союз с Великобританией и США[425]. Данный документ показывает, что, при всей утопичности этих планов, радикально настроенные офицеры из Генерального штаба армии по-прежнему считали, что ключевую роль в продолжении войны Японией играл Советский Союз и что у Токио все еще был шанс на то, чтобы договориться с Москвой и вбить клин в отношения между СССР и западными союзниками. «Укрепление положения дел на внутреннем фронте» было эвфемизмом, означавшим, что армия готова установить в стране военную диктатуру.

Непримиримые штабные офицеры продолжали строить планы заговора. Подполковник Такэсита, зять Анами, намеревался с помощью дивизии Императорской гвардии и частей Восточного военного округа занять императорский дворец и остальные резиденции императорской семьи, арестовать дзюсинов и членов правительства, захватить радиостанции, здания Министерств армии и флота и Генеральных штабов и «взять под защиту» первых лиц государства, включая самого императора. Как и все прочие попытки военных переворотов, предпринятые в эру Сёва, план Такэситы был очень энергичным, но в нем почти полностью отсутствовала политическая программа.

Такэсита вместе с десятком других штабных офицеров пришли к Кавабэ, чтобы обсудить этот замысел. Кавабэ не одобрил их план, предложив вместо этого прибегнуть к гражданскому террору. Тогда заговорщики сообщили о своих намерениях Анами. Говоря от лица всей группы офицеров, Такэсита сказал своему зятю: «Вы должны отклонить Потсдамскую декларацию. Если вы не можете этого предотвратить, вам следует совершить сэппуку». Анами молча выслушал эти слова. Он даже указал на некоторые огрехи плана заговора, словно поддерживая его. Также Анами дал разрешение на мобилизацию частей Восточного военного округа и дивизии Императорской гвардии. Он не высказался ни за, ни против плана заговора, но его молчание воодушевило сорвиголов из штаба армии на то, чтобы продолжить начатое[426].

В 10:30, приняв решение о необходимости согласиться с требованиями ноты Бирнса, министр иностранных дел Того явился в кабинет премьер-министра, чтобы обсудить положение дел с Судзуки. Не зная, что Сакомидзу и Мацумото обвели их вокруг пальца, Того и Судзуки сошлись на том, что нужно принять предложение союзников. Затем в 11 часов Того прибыл в императорский дворец и был принят Хирохито. На этот раз император сразу же согласился с точкой зрения Того. К тому моменту Хирохито уже стал главным инициатором заключения мира. К полудню Судзуки, Того, Кидо, Ёнай и Хирохито пришли к единодушному решению, что необходимо принять ноту Бирнса, чтобы как можно скорее заключить мир.

Однако в тот самый момент, когда, казалось бы, было достигнуто полное согласие, на партию мира обрушились удары сразу с двух направлений. К Судзуки пришел Анами, сообщивший ему, что армия категорически отказывается принимать предложение Бирнса; Анами также напомнил премьер-министру, что тот обещал продолжить войну, в случае если союзники отвергнут условие о сохранении кокутай. Еще один удар пришелся с совершенно неожиданной стороны. Хиранума, который поддержал «голубей» на императорском совещании, выступил против принятия ноты Бирнса. Как последователь мистического течения в кокутай, он не мог согласиться с положением дел, при котором император был бы вынужден подчиняться главнокомандующему союзных сил. Кроме того, условие о том, что форма правления будет установлена в соответствии с волей народа, противоречило его убеждениям. Кокутай, как его видел Хиранума, был несовместим с демократией. Этот союз между Анами и Хиранумой, помноженный на страх перед возможным мятежом штабных офицеров, сильно поколебал уверенность Судзуки в том, что следует согласиться с требованиями ноты Бирнса.

Неутомимый Хиранума отправился в императорский дворец, где потребовал встречи с Кидо. Аргументы главы Тайного совета произвели сильное впечатление на министра – хранителя императорской печати, чья задача заключалась не только в том, чтобы оберегать нынешнего блюстителя императорского престола, но и в защите самого института монархии как такового. Встревоженный доводами Хиранумы, Кидо поспешил поделиться своими опасениями с Хирохито. Император ответил ему, что поскольку в ноте Бирнса говорится о «свободно выраженной воле японского народа», то он не видит никакой проблемы. Если народ Японии все еще доверяет императорскому дому, в чем он уверен, то это условие только укрепит его позиции. Здесь столкнулись взгляды Хиранумы и Хирохито на то, что собой представляет кокутай. Если Хиранума воспринимал кокутай как мистическое начало, из которого произрастает не только императорский строй, но и сама духовная сущность японского народа, то Хирохито теперь склонялся к его узкому толкованию, понимая под ним только неприкосновенность императорского дома. Оказавшись в критической ситуации, император отчаянно пытался спасти свое семейство любой ценой. Кидо поддержал эту точку зрения. Он знал, что будет ложью утверждать, будто нота Бирнса не несет угрозы существованию кокутай, однако был готов пойти на любое искажение правды, для того чтобы прекратить войну и спасти единственное, что имело для него значение – императора и императорский дом[427].

В 15:00 император собрал у себя во дворце своих родственников. Прибыли тринадцать принцев из пяти домов. Такое совещание членов императорской семьи было беспрецедентным, и сам факт его свидетельствовал о том, что ситуация становилась безнадежной. 71-летний принц Насиномото, дядя императрицы, заверил Хирохито, что все принцы полностью поддержат решение императора. Когда под угрозу было поставлено само существование императорского дома, семья сплотилась вокруг Хирохито. Она согласилась с тем, чтобы прибегнуть к узкому толкованию кокутай, для того чтобы спасти себя[428].

Пока император встречался со своими родственниками, кабинет министров проводил экстренное совещание. Того прибег к казуистике и, не веря собственным словам, утверждал, что четвертый пункт ноты Бирнса не означает вмешательства во внутренние дела Японии. Анами категорично заявил, что принятие ноты Бирнса было бы равносильно отказу от кокутай. Главной неожиданностью стало то, что Судзуки изменил свою позицию на 180 градусов. Теперь он не только возражал против того, чтобы соглашаться на требования союзников, отклонивших единственное встречное условие Японии, но и выразил несогласие с тем, чтобы разоружением японской армии занимались американцы и британцы. Если союзники отвергнут эти условия, заявил премьер-министр, у Японии не будет другого выхода, кроме как продолжить войну. Ёнай хранил молчание. Того оказался единственным сторонником принятия ноты Бирнса. Партия мира оказалась на грани поражения.

Последовав совету Мацумото, Того сумел убедить своих коллег отложить решение по этому вопросу до тех пор, когда японское правительство получит от союзников официальный ответ. Министр иностранных дел был шокирован и разгневан предательством Судзуки. Он признался Мацумото, что хочет подать в отставку. Мацумото убедил министра не принимать поспешных решений и попросил его подождать, пока правительство не получит от союзников официальный ответ на свое предложение. Затем Мацумото ворвался в кабинет Судзуки и обрушился на него с упреками, пытаясь заставить премьер-министра снова изменить свое мнение. Судзуки опять заколебался.

Воодушевленный ободряющей речью Мацумото, Того в 18:30 явился в императорский дворец, для того чтобы сообщить Кидо о произошедшем на заседании правительства. Кидо заверил Того, что решение императора принять ноту Бирнса остается твердым и неизменным. Он обещал надавить на Судзуки, донеся до него мнение Хирохито. В 21:30 Кидо вызвал премьер-министра во дворец. Министр – хранитель печати заявил, что у них нет другого выбора, кроме как принять ультиматум американцев. Если Япония отклонит его, то в результате авианалетов и голода пострадают десятки миллионов невинных людей. Более того, могут начаться массовые волнения. В конце концов Судзуки согласился с доводами Кидо[429]. Такаги встретился с Ёнаем и призвал военно-морского министра более активно поддержать решение о принятии ноты Бирнса. Ёнай, в свою очередь, вызвал к себе Тоёду и Ониси и сурово отчитал их за то, что они действовали вопреки воле императора. Он был готов пойти на любые меры, чтобы пресечь брожения во флоте. Ёнай признался Такаги, что, на его взгляд, «атомные бомбардировки и вступление в войну Советского Союза были в какой-то мере даром свыше», поскольку они обеспечили правительство предлогом для окончания войны. «Причина, по которой я так давно выступаю за завершение войны, – сказал Ёнай, – заключается в моей обеспокоенности ситуацией внутри самой Японии. Поэтому весьма удачно, что теперь мы можем прекратить войну, не доводя ситуацию внутри страны до крайности»[430].

Через полчаса после того, как Кидо провел беседу с Судзуки, Анами нанес визит принцу Микасе, младшему брату Хирохито, и попросил его убедить императора изменить свое мнение. Микаса категорически отказался выполнить просьбу Анами. Тогда Анами сказал своему секретарю, полковнику Сабуро Хаяси, что Микаса обвинил армию в том, что с момента Мукденского инцидента военные постоянно игнорировали пожелания императора [Hayashi 1946:166]. Императорский дом оборвал связи с армией. Для того чтобы спастись самим, семья Хирохито готова была пожертвовать важнейшим элементом императорской системы.

В 18:30 Министерство иностранных дел наконец получило официальный текст ноты Бирнса, но, как и планировал Мацумото, известие об этом держалось в секрете вплоть до утра следующего дня, чтобы дать возможность партии мира подготовить новую стратегию. Тем временем в Генеральный штаб пришло множество телеграмм от командиров армий, находившихся за пределами Японии, в которых содержался призыв продолжать войну до конца. Командующий армией в Китае, генерал Ясудзи Окамура, отправил в Генштаб телеграмму такого содержания:

Мы с самого начала ожидали вступления в войну Советского Союза. <…> Я полностью убежден в том, что пришло время приложить все усилия для продолжения войны до самого конца, и вся армия полна решимости погибнуть почетной смертью, не обращая внимания на мирные инициативы противника и пассивную внутреннюю политику.

Маршал Хисаити Тэраути, командующий Южной группой армий, также возражал против заключения мира:

Если мы сейчас откажемся довести нашу священную войну до конца и подчинимся требованиям противника, то кто гарантирует нам сохранение кокутай и защиту территории империи, когда мы лишимся своей военной мощи? <…> Южная группа армий ни при каких обстоятельствах не может принять это предложение неприятеля[431].

Столь сильное давление со стороны командующих армиями в Китае и Бирме подтвердило опасения Министерства армии, что офицеры экспедиционных корпусов Императорской армии не согласятся на капитуляцию. Того же боялся и Стимсон.

США ожидают ответа Японии

12 августа было воскресеньем, но Трумэн работал в своем кабинете, ожидая реакции Японии на ноту Бирнса. Ответ из Токио так и не пришел. Однако Трумэн получил послание от Сталина, в котором тот согласился с предложением американцев назначить Макартура верховным главнокомандующим союзных армий. Тем не менее Трумэна продолжали тревожить последствия советского наступления в Маньчжурии. Некоторые советники президента настаивали на том, чтобы немедленно перебросить американские вооруженные силы в Маньчжурию и Корею. Находившийся в Москве Эдвин Поли, представитель США в Межсоюзной комиссии по репарациям, призвал Трумэна послать американские войска для того, чтобы «быстро занять <…> различные промышленные районы Кореи и Маньчжурии». Гарриман поддержал эту идею. «В Потсдаме, – телеграфировал он в Вашингтон, – генерал Маршалл и адмирал Кинг говорили мне о плане высадки десанта в Корее и Дайрене, если японцы сдадутся до того, как советские войска захватят эти территории». Держа в уме проходившие в то время переговоры между Сталиным и Сун Цзывенем, Гарриман предлагал следующее:

С учетом поведения Сталина и его возросших требований по отношению к Суну я советую высадить десант и принять капитуляцию японских войск, по крайней мере на Квантунском [Ляодунском] полуострове и в Корее. Я не считаю, что у нас есть какие-то обязательства перед Советским Союзом в том, что касается признания за ним исключительного права проводить операции в определенных зонах военных действий [Truman 1955: 433–434].

В Чунцине посол Хёрли и генерал-полковник Альберт Ведемейер, командующий американскими войсками в Китае, били тревогу, сообщая президенту о том, что Чжу Дэ, командующий Красной армией Китая, выступил по радио, призвав японцев и солдат марионеточного государства Маньчжоу-го сдаться в плен ближайшим частям антияпонских сил. Чжу Дэ также подчеркнул, что войска коммунистов вправе занять любой город и установить свою власть на любой территории, занятой Японией. Ведемейер предупреждал Трумэна, что гражданская война в Китае неминуема. Вместе с Хёрли они настаивали, что Соединенные Штаты должны принять меры для того, чтобы все японские вооруженные силы сдались Национальному правительству, а не коммунистам[432].