Япония по-прежнему не может выбраться из патовой ситуации

На японские города продолжали падать американские зажигательные бомбы, однако правительство Японии так и не могло прийти к какому-либо решению. В 2:10 ночи 13 августа Министерство иностранных дел получило телеграмму от посланника в Стокгольме Суэмасы Окамото. В этой депеше содержались вырезки из лондонских газет, в которых говорилось, что американское правительство, несмотря на сильное противодействие как внутри страны, так и со стороны советского руководства, приняло решение включить в ноту Бирнса пункт 4, гарантирующий сохранение императорской власти. Мацумото верил, что переговоры с Соединенными Штатами по поводу статуса императора в конце концов вынудят Трумэна занять четкую позицию в этом вопросе, который намеренно был оставлен без окончательного ответа. Мацумото немедленно переслал копию донесения из Швеции Судзуки и Кидо. Он не сомневался в том, что император ознакомился с этим посланием[435].

Тем временем Анами прилагал все усилия, чтобы правительство Японии отклонило ноту Бирнса. Рано утром 13 августа он добился встречи с Кидо. Кидо настаивал на том, что союзники не поймут, почему японцы отказываются соглашаться на условия, которые в действительности сулят выгоду императорскому дому. Если Хирохито отвергнет ноту Бирнса, союзники сочтут его «глупцом или безумцем». Император сделал свой выбор после долгого и тщательного обдумывания, и все японцы обязаны принять это решение[436]. Судя по всему, Кидо и Хирохито прочли донесение Окамото и пришли к тому выводу, что нота Бирнса позволит Японии сохранить если не кокутай в том виде, как его понимал Анами, то хотя бы императорский дом.

В 9:00 в бомбоубежище официальной резиденции премьер-министра началось очередное заседание Высшего военного совета, на котором обсуждался ответ на ноту Бирнса. По настоянию военного руководства на этом совещании также присутствовал Наокаи Мурасэ, начальник Юридического управления правительства. Мурасэ согласился с заявлением МИДа, что принятие ноты Бирнса не несет угрозы кокутай. Анами возразил против такой трактовки, сказав, что принятие этой ноты будет равносильно уничтожению кокутай. Заседание Высшего военного совета было прервано, потому что начальников Генеральных штабов армии и флота неожиданного вызвали для доклада в императорский дворец.

Хирохито пригласил к себе Умэдзу и Тоёду, для того чтобы запретить любые наступательные операции на тот период, пока Япония и союзники договариваются об условиях окончания войны. Он хотел получить гарантии того, что армия не предпримет в одностороннем порядке каких-либо действий, которые торпедируют переговорный процесс. Умэдзу ответил, что если на них не будут нападать, то армия воздержится от проведения масштабных операций[437]. Пытаясь добиться окончания войны, Хирохито стал действовать все более решительно. К тому моменту до него уже наверняка дошли слухи о готовящемся заговоре, и он явно опасался, что полномасштабное восстание уничтожит шансы Японии на достижение мира. Хотя ни Умэдзу, ни Тоёда ничего не рассказывали об этой беседе, логично предположить, что Хирохито в жесткой форме приказал начальникам штабов сделать все что в их силах, чтобы предотвратить мятеж. После этой аудиенции Умэдзу и Тоёда уже не возражали против мира с прежним пылом.

Заседание Высшего военного совета возобновилось в 10:30, когда начальники штабов армии и флота вернулись из дворца. Если Анами и Умэдзу продолжали настаивать на том, что необходимо добиваться от союзников права на саморазоружение и отказа от оккупации внутренних территорий, то Тоёда не поддержал включение этих требований в ответ на ноту Бирнса. Однако он согласился с Анами и Умэдзу в том, что пункты 1 и 4 ноты Бирнса «несут угрозу суверенным правам императора». Поэтому он выступил за то, чтобы хотя бы предложить союзникам исключить из пункта 1 упоминание об императоре как органе власти, «подчиненном главнокомандующему союзными силами». Кроме того, Тоёда требовал гарантий того, что оккупационная администрация не будет противодействовать японскому народу в его желании сохранить кокутай. Союзники могли не согласиться с этими оговорками, но игра стоила свеч[438]. Слова Тоёды показывают, что если бы в ноте Бирнса было четко указано, что Соединенные Штаты не намерены смещать императора, то противодействие со стороны партии войны было бы гораздо менее сильным.

И это совещание закончилось ничем. Того утверждал, что любые предложения об изменении условий ноты Бирнса будут означать продолжение войны. Судзуки и Ёнай по большей части молчали, но в целом поддерживали Того. В 14:00 министр иностранных дел покинул заседание Высшего военного совета и направился во дворец, чтобы доложить императору, что и эта встреча «Большой шестерки» зашла в тупик. Хирохито вновь заявил, что поддерживает Того, и велел ему сообщить об этом премьер-министру, видимо, для того, чтобы Судзуки опять не переметнулся на другую сторону[439].

В 16:00 состоялось новое заседание правительства. Судзуки обошел вокруг стола, за которым сидели министры, и спросил точку зрения каждого из них. Двенадцать министров из пятнадцати поддержали Того. Только трое, включая Анами, высказались против. Наконец слово взял сам Судзуки. Он объяснил членам правительства, почему изменил свою позицию по ноте Бирнса: прочтя документ множество раз, он пришел к выводу, что это даст возможность спасти императора. Япония не может себе позволить дальнейшего промедления, заявил Судзуки, и потому он донесет до императора точку зрения каждого из министров. Он обратится к императору с просьбой о священном решении[440]. В 19:00 заседание правительства было окончено.

После этого Анами ворвался в кабинет Судзуки и попросил его подождать еще два дня, прежде чем созывать императорское совещание. Судзуки ответил отказом: «Мы должны действовать сейчас. К сожалению, мы более не можем впустую терять время». В тот момент в кабинете Судзуки находился флотский врач Гёта Кобаяси, лечивший престарелого премьер-министра. Когда Анами вышел за дверь, Кобаяси спросил Судзуки: «Если есть такая возможность, почему не подождать еще несколько дней?» Судзуки ответил:

Кобаяси сказал: «Вы знаете, что Анами совершит самоубийство». – «Да, – ответил премьер-министр, – я знаю, и мне очень жаль» [Оуа 1976: 36][441].

Этот разговор между Анами и Судзуки и последовавшая за ним беседа между премьер-министром и его врачом проливают свет на два важных обстоятельства. Во-первых, мы узнаем, что Анами был уже в курсе предстоящего императорского совещания. Он предложил перенести совещание на более позднюю дату, но не возражал против его проведения как такового. Очевидно, он предполагал, что император заставит правительство принять ноту Бирнса. Если об императорском совещании было известно Анами, то этой информацией, безусловно, владели и заговорщики. Вне зависимости от того, поддерживал ли Анами мятеж или нет, судьба заговора должна была решиться именно в те несколько дней, на которые военный министр и предлагал отсрочить совещание.

Во-вторых, следует обратить внимание на причину, по которой Судзуки ответил отказом на просьбу Анами. Накануне Судзуки не определился со своей позицией и скорее склонялся к тому, чтобы отклонить ноту Бирнса. Он изменил свою точку зрения, после того как узнал, что за капитуляцию на условиях ноты Бирнса выступает император. Перед заседанием правительства в 16:00 Хирохито поручил Кидо связаться с Судзуки и убедиться в том, что премьер-министр снова не передумал. Таким образом, можно сделать вывод, что ключевую роль в решении Судзуки сыграло давление со стороны императора. Важно отметить, что, говоря о необходимости принятия ноты Бирнса, Судзуки сослался не на атомные бомбардировки, а на советскую угрозу.

Тем временем мятежные офицеры собрались в подвале Министерства армии, чтобы сделать последние приготовления к бунту. Двумя наиболее радикально настроенными членами этой группы были подполковник Дзиро Сиидзаки и майор Кэндзи Хатанака из Военного управления Министерства армии. Их непосредственный начальник полковник Окикацу Арао взял на себя руководство этой организацией. Нет сомнения в том, что Арао симпатизировал заговорщикам, однако истинные его намерения остаются неизвестны[442].

Ранее днем, когда проходило заседание кабинета министров, заговорщики подготовили такое заявление: «В 16:00 Генеральный штаб сообщает о том, что Императорская армия, получив приказ от императора, начала боевые действия против Соединенных Штатов Америки, Великобритании, Советского Союза и Китая». Сакомидзу, узнавший об этом заявлении от репортера «Асахи синбун», ворвался на заседание кабинета министров, но ни Анами, ни Умэдзу ничего не слышали о таком приказе. Умэдзу приказал отозвать это заявление до того, как оно будет прочитано по радио в четыре часа дня. Впоследствии Сакомидзу писал, что если бы это заявление прозвучало в эфире, когда переговорный процесс находился в столь сложной стадии, то союзники пришли бы к выводу, что Япония отклонила ноту Бирнса [Sakomizu 1965: 284–285; Sakomizu 1955: 58–59][443]. Все висело на волоске.

Вечером 13 августа шесть заговорщиков явились в официальную резиденцию министра армии и показали Анами подробный план мятежа. Анами выслушал молодых офицеров, однако так и не сказал, на чьей он стороне. Офицеры два часа уговаривали его возглавить заговор, однако Анами отказался поддержать переворот, хотя и не предпринял никаких активных действий, чтобы его предотвратить. Трудно сказать, каким именно было его отношение к этому плану. По словам Такэситы, когда они оказались с Анами наедине, министр армии сказал своему шурину, что не может раскрывать свои намерения в присутствии такого большого количества людей, тем самым намекнув на то, что неявно поддерживает заговорщиков. Анами отослал младших офицеров по домам, обещав, что к полуночи объявит о своем решении полковнику Арао. Когда в полночь Арао вернулся в дом Анами, тот сказал ему, что мятеж не будет поддержан народом и что он осложнит оборону внутренних территорий. Анами добавил, что сообщит о своих планах заговорщикам, после того как обсудит их следующим утром с Умэдзу. В ответ на увещевания Хаяси, который советовал ему действовать более решительно, чтобы предотвратить переворот, Анами заявил, что может оказаться невольным вождем восстания, как легендарный Такамори Сайго, который, сам того не желая, стал лидером сопротивления во время Реставрации Мэйдзи[444].

На Токио опустилась душная августовская ночь. Мало кому из высшего руководства страны удалось спокойно заснуть; все сознавали, что на следующий день им предстоит принять судьбоносное решение.