Второе вмешательство Хирохито
Когда Бирнс сочинял свою ноту японскому правительству, он сказал Форрестолу, что рассчитывает получить ответ в течение 24 часов[445]. Однако после отправки ноты Бирнса прошло уже два дня, а никакой реакции от японцев так и не последовало. Тем временем советские войска продолжали продвигаться вглубь Маньчжурии. К 13 августа они с запада, севера и востока подошли к Чанчуню и Мукдену. Очевидно, что нота Бирнса и медлительность японцев, которые не приняли ее сразу, предоставили Советскому Союзу отличную возможность расширить свою экспансию в Маньчжурии.
Терпение американцев было на исходе. 13 августа в 18:30 Джордж Гаррисон позвонил Макклою с предложением объявить Японии ультиматум, потребовав немедленно согласиться на условия Потсдамской декларации; в противном случае все дипломатические предложения, включая Потсдамскую декларацию, будут отозваны и война будет продолжена с еще большим упорством[446]. В дневнике Макклоя не сказано, что именно имел в виду Гаррисон, но почти наверняка в новой кампании против Японии были бы использованы следующие семь атомных бомб.
В Москве успехи советской армии вызвали воодушевление. Чан Кайши торопил китайскую делегацию, дав Суну указание уступить в вопросе с монгольской границей, чтобы как можно скорее заключить соглашение с СССР. Последний раунд переговоров начался в полночь 14 августа. Сталин пошел на незначительные уступки в вопросе администрации Дайрена и железных дорог, но потребовал, чтобы советские войска в Маньчжурии снабжались Китаем. Наконец обе стороны пришли к согласию. 15 августа в 3:00, через четыре часа после того, как японское правительство телеграфировало союзникам, что принимает условия Потсдамской декларации, был подписан Договор о дружбе и союзе между СССР и Китайской республикой[447].
Рано утром 14 августа Кидо был разбужен своим адъютантом, который показал ему одну из множества листовок, сброшенных на рассвете бомбардировщиком Б-29 на Токио. В этой листовке были напечатаны послание императора от 10 августа о принятии условий Потсдамской декларации с одной оговоркой и перевод ноты Бирнса. Опасаясь того, что эта информация может спровоцировать армию на активные действия, Кидо в 8:30 встретился с императором и предложил, чтобы Хирохито немедленно созвал совместное совещание Высшего военного совета и кабинета министров и вынудил бы правительство безоговорочно принять условия Потсдамской декларации. Император дал согласие, приказав Кидо следовать этому плану при содействии премьер-министра [Kido nikki 1980: 42; Kido nikki 1966, 2: 1226].
Решение Хирохито о проведении императорского совещания с участием не только «Большой шестерки», но и всех членов правительства, было беспрецедентным, но все это было частью заговора, разработанного группой лиц, державшихся на заднем плане. Подлинными творцами этого тайного плана были Сакомидзу, Касэ, Мацудаира, Мацутани и Такаги. Судзуки, услышав об этом предложении от Сакомидзу, согласился с ним и отправился во дворец, чтобы получить одобрение императора. Там он встретился с Кидо, и всем участникам предстоящего заседания было отправлено распоряжение императора о проведении в 10:00 во дворце императорского совещания, причем, по совету Сакомидзу, этот приказ не был завизирован личными печатями начальников штабов армии и флота, хотя это требовалось по закону. Таким образом, военные были вновь оставлены в дураках[448].
Анами намеревался противостоять принятию Потсдамской декларации до самого конца. Накануне, 13 августа, он связался с тремя представителями высшего военного командования – маршалами Сюнроку Хатой, Хадзимэ Сугиямой и Осами Нагано – и попросил их обратиться к императору с петицией об отклонении ноты Бирнса. В 10:00 14 августа, прямо перед императорским совещанием, они были приняты Хирохито. Однако еще до того, как маршалы успели подать свою петицию, император остановил их, заговорив первым: «Военная обстановка неожиданно изменилась. На нас напал Советский Союз. Атак камикадзе недостаточно, чтобы противостоять мощи науки. Поэтому у нас есть только один выбор – принять условия Потсдамской декларации». На вопрос маршалов о сохранении кокутай Хирохито ответил, что противник гарантировал неприкосновенность императорского дома. Он приказал маршалам подчиниться его решению. Из-за необычайно решительного вмешательства императора последняя отчаянная попытка Анами продолжить войну потерпела неудачу[449].
Всего на совещание в императорском дворце в 10 утра поспешно явились 23 члена правительства; некоторые из них не успели подобающим образом одеться, а другие позаимствовали галстуки у своих секретарей. Поскольку конференц-зал в бомбоубежище был слишком мал, а участников совещания было много, все столы из помещения пришлось убрать. Министры, генералы и адмиралы, а также секретари правительства и военных ведомств заняли свои места и в тишине ожидали императора. В 10:50 в сопровождении своего главного адъютанта Хасунумы в комнату вошел Хирохито, облаченный в маршальский мундир и белые перчатки; все встали и низко поклонились. Премьер-министр пересказал все, что происходило на встречах Высшего военного совета и заседаниях правительства после получения ноты Бирнса, и с сожалением подытожил, что руководству страны так и не удалось прийти к согласию. Поэтому он обратился к императору с просьбой выслушать мнение меньшинства и высказать свою точку зрения по этому поводу. Умэдзу, Тоёда и Анами по очереди вновь повторили свои уже ставшие привычными доводы. Не тратя время на то, чтобы дать слово Того, Судзуки попросил императора огласить свое решение, не выслушивая позицию большинства: он очень спешил.
Император вновь заговорил. Несмотря на расхождения во мнениях, сказал Хирохито, он своей позиции не изменил. Он все так же считает невозможным продолжение войны – как в свете международной ситуации, так и с учетом положения дел внутри страны. Что касается высказанных сомнений по поводу будущего кокутай, то, на его взгляд, позиция врага по этому вопросу вселяла оптимизм. «Я понимаю чувства японцев, готовых умереть за нашу священную нацию, рассыпавшись по земле осколками нефрита, но, какая бы участь ни ждала меня лично, я бы хотел спасти их жизни», – произнес император. Офицерам и солдатам будет непросто сложить оружие и согласиться с оккупацией, но ради сохранения японского народа и государства все должны вынести невыносимое, вытерпеть нестерпимое и приложить все усилия для возрождения нации.
Хирохито сказал, что, поскольку его подданные, особенно офицеры и солдаты Императорской армии, пока что ничего не знают о принятом им решении, эта новость может оказаться для них огромным потрясением. Для того чтобы убедить их в необходимости этой меры, император готов объявить о своем решении по радио. Глядя прямо в глаза министрам армии и флота, он попросил их понять его намерения и помочь ему убедить солдат смириться с этим решением. Затем он дал указание правительству подготовить текст императорского обращения об окончании войны. Участники совещания склонили головы и плача выслушали слова императора. Судзуки встал со своего места. Он поблагодарил императора за священное решение и извинился за то, что правительство не выполнило свой долг, из-за чего и потребовалось вмешательство Хирохито[450].
Хирохито приказал прекратить войну. Теперь весь вопрос был в том, как убедить японский народ принять волю императора.
Мятежники захватывают императорский дворец
В то время как партия мира предприняла смелый маневр, заручившись поддержкой императора, чтобы закончить войну, заговорщики тайно готовились сделать свой ход до того, как Хирохито объявит о своей воле народу. Перед тем как император принял второе священное решение, в армии царила убежденность, что войну необходимо продолжать. Однако это единодушие было мнимым. Некоторые, как Умэдзу, втайне думали, что Японии следует принять Потсдамскую декларацию. Кавабэ смирился с тем, что война проиграна. Некоторые ставили преданность императору выше личных убеждений; другие восприняли священное решение императора с облегчением, так как оно избавило их от необходимости выступать против капитуляции, которую они не могли поддержать открыто. Многие молодые офицеры присоединились бы к заговору, даже притом, что его целью было противодействие воле императора, если бы восстание было поддержано всей армией. Однако их участие в мятеже зависело от поддержки со стороны высшего военного командования. Иначе у заговора не было реального шанса на успех. Впрочем, какими бы ни были истинные убеждения армейского руководства, оно должно было вести себя очень осторожно, зная, как сильны поддержка заговорщиков и стремление продолжать войну среди командного состава японских экспедиционных корпусов, сражающихся за пределами внутренних территорий страны.
В ночь на 14 августа молодые офицеры Императорской армии устроили заговор с целью предотвращения завершения войны. Мятежники, возглавляемые двумя офицерами из Министерства армии – майором Хатанакой и подполковником Сиидзаки, – собирались захватить императорский дворец и с помощью Восточной армии установить военную диктатуру под предводительством Анами. Однако для того, чтобы этот план удался, заговорщикам нужно было заручиться поддержкой со стороны министра армии (Анами), начальника Генштаба армии (Умэдзу), а также командующего Восточной армией (генерала Сидзуити Танаки) и командующего дивизией Императорской гвардии (генерал-лейтенанта Такэси Мори)[451].
Все с самого начала пошло не по плану. В 7:00 Анами и Умэдзу прибыли в Министерство армии, находившееся в районе Итигая. Сразу после этого Анами, сопровождаемый лидером заговорщиков полковником Арао, вошел в кабинет Умэдзу и спросил его, что он думает о плане восстания. Умэдзу категорически отказался участвовать в военном перевороте и тем самым обрек заговор на провал. Высшее командование армии, возглавляемое Умэдзу, попыталось остановить мятежников, провозгласив такой лозунг: «Беспрекословно
Истинное отношение Анами к идее восстания все еще оставалось неясным. Он вызвал к себе генерала Танаку, командующего Восточной армией, и спросил его, поддержат ли его солдаты военный переворот. Начальник штаба Танаки генерал-лейтенант Тацухико Такасима ответил Анами: «Для этого потребуется официальный приказ, подписанный вами». Танака ничем не выдал своих мыслей о возможном участии в мятеже и сосредоточил свои усилия на поддержании порядка в столичном регионе. Между Танакой и Такасимой имелись разногласия относительно того, что делать, если переворот будет санкционирован министром армии. Танака был твердо намерен выполнить священное решение императора, в то время как Такэсима, возможно, подчинился бы приказу Анами. Над армией навис призрак гражданской войны[452].
Тем временем Такэсита составил «Второй план размещения войск», согласно которому дивизия Императорской гвардии должна была захватить дворец, перерезать все линии коммуникации, связывающие его с внешним миром, и полностью перекрыть все входы и выходы в резиденцию Хирохито, в то время как Восточная армия должна была занять стратегические объекты, «взять под защиту» важных лиц и удерживать радиостанцию до тех пор, пока император не изменит своего решения. Хотя мятежниками руководило страстное желание пожертвовать своими жизнями во имя спасения кокутай, реализация их плана была просто ужасной. Они не думали, что императорское совещание начнется раньше полудня. Однако партия мира перехитрила их, пригласив членов правительства во дворец к 10 утра. Поэтому заговорщики упустили шанс заручиться поддержкой Анами до того, как министр армии отправился на императорское совещание. После того как Хирохито объявил о своем священном решении принять ноту Бирнса, действовать было уже поздно. Когда Анами вернулся в министерство, около двух десятков молодых офицеров ворвались в его кабинет, желая узнать последние новости. Сообщив заговорщикам о решении императора, Анами приказал им подчиниться воле Хирохито. Когда те спросили его, почему он изменил свою точку зрения, Анами ответил: «Император сказал мне, назвав меня по имени, что он понимает мои чувства. Обливаясь слезами, он попросил меня потерпеть, хотя это и очень больно. Я не мог возражать ему дальше». Затем Анами повысил голос и пригрозил собравшимся вокруг него офицерам: «Те, кто ослушается приказа, должны будут переступить через мой труп». Повисшая после этих слов тишина была прервана громкими рыданиями. Майор Хатанака плакал, не скрывая слез. Мятежники поняли, что их план потерпел неудачу. Такэсита и Ида, которые до того момента были идейными вдохновителями заговора, отступились, решив, что у переворота нет шансов на успех.
Из Министерства армии Анами отправился в резиденцию премьер-министра, где уже началось заседание правительства. Кабинет министров решил, что император запишет обращение к нации на фонографе; затем эта речь должна была прозвучать по радио в Японии и на всех фронтах. Правящая элита Японии не могла далее поддерживать миф о том, что император является живым богом, и нарушила табу на запись его голоса. Радиотехникам из Японской вещательной корпорации (JBC) было приказано к трем часам дня явиться в императорский дворец со всем необходимым оборудованием [Takeshita 1998: 762][453].
В 14:30 начальник Генштаба Умэдзу зачитал обращение ко всем офицерам штаба, приказав им подчиниться решению императора. Опасаясь того, что решение о капитуляции может вызвать недовольство в офицерской среде, начальник Первого управления генерал-полковник Сюити Миядзаки попросил Кавабэ предложить высшему командованию армии принести клятву в том, что оно выполнит волю императора. Заместитель министра армии Тадакацу Вакамацу принес Анами на подпись листок бумаги с текстом этой клятвы. Вот что в нем было сказано: «Императорская армия будет до конца следовать священному решению императора». К 14:40 Вакамацу удалось получить подписи министра армии, начальника Генерального штаба, начальника Управления военной подготовки и двух командующих армиями, а также командующего корпусом армейской авиации. С этого момента любое действие, нарушающее приказ Анами, являлось актом государственной измены. Главная цель всего это маневра со сбором подписей заключалась в том, чтобы помешать непредсказуемому министру армии переметнуться в лагерь мятежников.
В 15:00 Анами собрал всех сотрудников Министерства армии и сделал заявление, обязывающее всех офицеров подчиниться воле императора. Затем Вакамацу предъявил подписанный членами верховного командования армии документ, в котором тоже приказывалось уважать священное решение Хирохито. Высшее военное руководство Японии начало использовать свой авторитет для того, чтобы от имени верховного главнокомандующего заставить всю армию согласиться с решением о завершении войны, тем самым нарушив вековую традицию, согласно которой в словаре японской Императорской армии не было слова «капитуляция». Тысячи японских солдат и офицеров совершили самоубийство или пали смертью камикадзе, следуя этой доктрине, но теперь армия оправдывала капитуляцию во имя