Книги
Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии
Еще до того, как Того получил эту язвительную отповедь, 12 июля он отправил в посольство еще одну сверхсрочную телеграмму, дав указание Сато немедленно добиться встречи с Молотовым. «Мы считаем, – говорилось в этой депеше, – что в этой ситуации будет уместным сделать следующий шаг и до начала трехсторонней конференции уведомить русских о намерениях императора насчет завершения войны». Далее Того велел Сато передать Молотову следующее послание:
Его Величество Император Японии, глубоко озабоченный бедствиями и жертвами народов всех воюющих стран, увеличивающихся изо дня в день в результате нынешней войны, выражает свою волю, чтобы положить скорее конец войне. Поскольку в Восточно-Азиатской войне США и Англия настаивают на безоговорочной капитуляции, Империя будет вынуждена довести войну до конца, мобилизуя все силы и средства, за честь и существование Отечества. Однако в результате такого обстоятельства неизбежно усиленное кровопролитие у народов обеих воюющих сторон. Его Величество крайне обеспокоен в этой мысли и изъявляет пожелание, чтобы на благо человечества в кратчайший срок был восстановлен мир…
Император лично решил отправить в Москву князя Коноэ в качестве Чрезвычайного Посланника с письмом от Его Величества, содержащим высказанные выше соображения. Прошу известить об этом Молотова и получить согласие русских на прибытие этого посольства[200].
На тот момент это было самое важное послание от японского правительства. В нем не только прямым текстом говорилось о желании японского руководства завершить войну, но и был сделан акцент на том, что это пожелание исходило не от кого иного, как от самого императора. Также там было указано, что главным препятствием к окончанию войны является требование союзников о безоговорочной капитуляции. Хотя это письмо было отправлено советскому правительству, Того, по всей видимости, надеялся, что оно будет передано США и Великобритании [Hatano 1994: 20].
14. Наотакэ Сато, посол Японии в Советском Союзе. Яростно критиковал политику японского правительства, направленную на завершение войны при посредничестве Москвы. Его попытки добиться от советского правительства однозначного ответа на предложение Японии о переговорах завершились тем, что Москва объявила войну Токио. Библиотека парламента Японии
Сато получил срочную депешу от Того в 01:00 13 июля – всего за день до того, как Молотов должен был отбыть в Берлин, – и целые сутки пытался дозвониться до советского наркома по иностранным делам. Лозовский передал Сато, что Молотов «просто не может» найти времени для беседы с ним. Посол встретился с Лозовским в 5 вечера. Сато подчеркнул, что этот чрезвычайный посланник будет совершенно иным, чем те, о которых он говорил с Молотовым в прошлом, потому что Коноэ направляется в Москву по личной инициативе императора.
Далее Сато сказал, что ему необходимо как можно скорее получить ответ от советского правительства «хотя бы в форме принципиального согласия» до отъезда Молотова, чтобы эмиссар императора мог встретиться с советским руководством, после того как оно вернется из Берлина. Лозовский, прибегая к привычной тактике затягивания переговоров, спросил Сато, кому именно было адресовано послание Хирохито. Застигнутый врасплох этим второстепенным вопросом, Сато ответил, что послание было адресовано советскому правительству, то есть либо Калинину, председателю Президиума Верховного совета СССР, либо Сталину, председателю Совета министров. Лозовский ответил, что, поскольку некоторые члены правительства должны были отбыть этой же ночью, невозможно дать ответ на это обращение до отъезда Молотова. Он пообещал связаться с Берлином и перезвонить Сато[201].
Сато послал еще одну телеграмму, на этот раз Того, в которой откровенно высказал свое мнение насчет миссии Коноэ. Он указал, что в этом плане отсутствуют конкретные предложения. Далее Сато предположил, что русские затребуют дополнительную информацию «в связи с тем, что не вполне ясна роль самого посланника». Он запросил конкретную информацию о том, на каких условиях японское правительство хочет обсудить вопрос завершения войны[202]. Сато проник в самую суть проблемы. Однако с позиции Того Сато требовал невозможного. Министр иностранных дел не мог поделиться конкретными предложениями, потому что у него их не было. Обсуждение этой темы раскололо бы правительство, лишив Японию последнего шанса на мир.
Несмотря на все призывы Сато решить вопрос с посольством Коноэ как можно скорее, Лозовский поздно вечером 13 июля уведомил японского посла, что, так как Сталин с Молотовым уже отбыли в Берлин, они не могут ответить на это обращение сейчас[203]. Сато, впрочем, выяснил, что советская делегация покинула Москву только вечером 14-го числа, и понял, что эта задержка была намеренной. У него было несколько предположений, почему советская сторона тянет с ответом на запрос Токио, но даже этот искушенный в делах дипломат не допускал мысли о том, что СССР уже принял решение о вступлении в войну. Однако Сато снова написал Того, что у Японии «нет другого выбора, кроме как принять безоговорочную капитуляцию или капитулировать на условиях, мало чем от нее отличающихся»[204].
Того испытывал раздражение в связи с откровенно пессимистичной позицией своего посла по поводу посредничества Москвы. 17 июля министр иностранных дел послал Сато еще одну телеграмму, объясняя, что он хорошо понимает, как трудно использовать русских для переговоров о завершении войны. «Однако ситуация такова, что у нас нет другого выбора, кроме как попробовать это». Переговоры с Советским Союзом были необходимы не только для того, чтобы «добиться помощи Москвы в завершении войны», но и для укрепления позиций Японии в переговорах с США и Великобританией. Возражая Сато, который настаивал на том, что Японии необходимо согласиться на безоговорочную капитуляцию, Того заявлял:
Если сегодня Америка и Англия признают честь и существование Японии, они положат конец войне и спасут человечество от участия в ней, но если они будут упорно настаивать на безоговорочной капитуляции, Япония единодушна в своей решимости сражаться до конца. Император лично соизволил проявить решимость в этом вопросе[205].
На совет Сато окончить войну, согласившись на безоговорочную капитуляцию, Того ответил отказом.
Сато не одобрял идею Того вступить в переговоры с Советским Союзом, но Того смотрел на эту ситуацию шире. Для него Москва была необходимым перевалочным пунктом на пути в Вашингтон. К тому моменту, как эта телеграмма достигла Москвы, Потсдамская конференция уже день как началась.
Американская разведка и разведданные Magic
Американцы перехватывали телеграммы, которыми обменивались Сато и Того (разведданные, полученные благодаря перехвату японских шифровок, получили кодовое название
Как правильно заключила военно-морская разведка, тот факт, что японское правительство обозначило желание завершить войну и эта инициатива исходила от самого императора, действительно имел большое значение. Однако из этого вовсе не следовало, что Япония была готова немедленно капитулировать. Путь от готовности закончить войну до фактического приятия капитуляции был еще очень долгим. Главный вопрос звучал так: на каких условиях Япония согласится на капитуляцию? По этому пункту у японского правительства не было единой позиции; собственно, оно даже не могло сформулировать конкретные условия. Несмотря на то что Анами, Умэдзу и Тоёда приняли предложение императора о посредничестве Москвы, трудно было рассчитывать на то, что они согласятся на капитуляцию, условиями которой были бы разоружение, оккупация Японии союзниками и наказание военных преступников. Хотя Хирохито и проявил мирную инициативу, он сам признавал, что провал переговоров с Москвой послужит отличным предлогом для того, чтобы призвать японский народ на последний решительный бой.
Если говорить о докладной записке Уэкерлинга, то в каждой его гипотезе была частица правды, но ни одна из них не была верной полностью. Первые две версии, которые Уэкерлинг отверг как маловероятные, были частично справедливы. Император действительно лично предпринимал действия для окончания войны, и партия мира, состоявшая из людей, близких к Хирохито, действительно, преодолев сопротивление военного руководства, продавила решение императора об отправке в Москву специального эмиссара. Третье же предположение Уэкерлинга, которое сам он считал самым правдоподобным, было не вполне точным. Партия мира была убеждена, что Япония должна признать поражение в войне. Обращение в Москву с просьбой о посредничестве было отчаянным ходом сторонников мира, а вовсе не попыткой «отсрочить поражение». Более того, анализ японского политического пейзажа, на котором Уэкерлинг провел четкую линию между армией и «группой консерваторов, близких к императору», тоже не вполне соответствовал реальности. Военная половина «Большой шестерки» (а не все японское правительство) действительно согласилась на посредничество Москвы лишь для того, чтобы «отсрочить поражение» и «заставить американцев осознать усталость от войны», но Коноэ, Кидо и Того, безусловно, не разделяли эту позицию.
Аналитики из военно-морской разведки и Уэкерлинг пришли к совершенно разным выводам. Если в первом отчете говорилось о том, что мирные инициативы Японии являются значительным отклонением от прежнего курса, которое представляет большой интерес для США, то Уэкерлинг советовал не обращать на них особого внимания. На самом деле позиции японской партии мира и группы влиятельных сторонников «мягкого мира» в Вашингтоне были очень близки. Вариант ультиматума, составленный Стимсоном 2 июля, включал в себя пункт о сохранении в Японии конституционной монархии, а «безоговорочная капитуляция» была заменена на «безоговорочную капитуляцию вооруженных сил». Иными словами, депеша Того оставляла некоторое пространство для маневра, которым Соединенные Штаты могли воспользоваться.
Особый интерес в докладной записке Уэкерлинга представляет место, где заместитель начальника Разведывательного управления официально заявляет о поддержке со стороны Грю. Кроме этих слов Уэкерлинга у нас нет никаких свидетельств того, что Грю был согласен с его анализом разведданных
Если вспомнить, с каким упорством Грю защищал идею сохранения в Японии конституционной монархии, вызывает удивление, почему он не воспользовался телеграммой Того от 12 июля для того, чтобы усилить свои позиции. Возможно, будучи заклеймен критиками как защитник императора, он не решался открыто поддержать послание Хирохито, подразумевавшее пересмотр требования о безоговорочной капитуляции. Или же, занимая убежденную антисоветскую позицию, Грю не видел смысла поддерживать попытки Токио заключить мир с помощью Москвы.