Для Сталина конец июня тоже стал временем принятия важных решений. 26-го и 27-го числа состоялось совместное заседание Политбюро (руководящего органа компартии), правительства и военного командования. На этом заседании было решено провести в августе полномасштабную военную операцию против японских сил в Маньчжурии. Был окончательно утвержден план Генштаба, по которому три фронта должны были одновременно продвигаться к центру Маньчжурии [Штеменко 2014,445; Василевский 1975: 563]. Война против Японии более не являлась тайной, известной только Сталину и его ближайшему окружению: теперь это был официальный курс Советского государства.
На заседании обсуждались и географические аспекты планируемой операции. Главной задачей, стоявшей перед советскими войсками, являлся захват всех территорий, которые должны были отойти СССР по условиям Ялтинского соглашения, в том числе Маньчжурии, Южного Сахалина и Курильских островов. Для того чтобы отрезать японцам пути отступления, было решено оккупировать и Северную Корею. По поводу Хоккайдо мнения участников совещания разошлись. Без оккупации Хоккайдо Советский Союз не мог установить полный контроль над проливом Лаперуза и Курилами. Маршал Мерецков считал, что необходимо занять этот остров. Его поддержал Хрущев, но Вознесенский, Молотов и Жуков возражали против этой операции, говоря, что она слишком рискованная и, по всей видимости, спровоцирует американцев на ответные меры. Молотов заметил, что оккупация Хоккайдо даст союзникам серьезный повод обвинить Советский Союз в серьезном нарушении Ялтинского соглашения. Сталин спросил Жукова, сколько еще войск потребуется для проведения этой операции. Жуков ответил, что по меньшей мере «четыре полнокровные войсковые армии, оснащенные артиллерией, танками и другой техникой». Сталин промолчал. Вопрос с Хоккайдо пока остался нерешенным [Славинский 1993: 126–127; Славинский 1995: 306–307][179].
28 июня Сталин выпустил три директивы: первую – командующему Дальневосточным фронтом с требованием завершить все приготовления к наступлению к 1 августа; вторую – командующему войсками в Приморье с требованием завершить все приготовления к 25 июля; третью – командующему Забайкальским фронтом с требованием завершить все приготовления к 26 июля[180]. В этих директивах не была указана точная дата нападения, которая, скорее всего, должна была быть определена позднее в разговоре с Василевским. Однако, по словам Штеменко, операция должна была начаться где-то между 20 и 25 августа. Мерецков, назначенный командующим Первым Дальневосточным фронтом, отправился на Дальний Восток под именем генерал-полковника Максимова. Маршал Малиновский, который должен был занять место командующего Забайкальским фронтом, 4 июля прибыл в Читу под именем генерал-полковника Морозова. Наконец, Василевский, главнокомандующий всеми советскими войсками на Дальнем Востоке, прибыл в Читу 5 июля под именем заместителя наркома обороны генерал-полковника Васильева [Штеменко 1967: 66; Василевский 1975: 564; Черевко, Кириченко 2006: 254][181]:
Всем троим в целях соблюдения секретности было приказано снять маршальские погоны. К новому месту службы Кирилл Афанасьевич следовал под именем генерал-полковника Максимова. И не поездом, как ему хотелось, а самолетом. <…> А 5 июля туда же явился и А. М. Василевский, значившийся по документам «заместителем Наркома обороны генерал-полковником Васильевым» [Штеменко 2014: 446].
Жребий был брошен. Гигантская военная машина на Дальнем Востоке была приведена в движение.
Стимсон пишет докладную записку Трумэну
2 июля, за пять дней до отъезда Трумэна в Потсдам, Стимсон передал президенту докладную записку с черновым вариантом ультиматума Японии. В ней военный министр предостерегал, что «боевые действия по оккупации Японии после высадки десанта могут перерасти в очень долгую, кровопролитную и тяжелую операцию» – даже более трудную, чем то, с чем США столкнулись в Германии. По его мнению, чтобы избежать этого кровопролития, США могли бы убедить умеренную часть японского общества в том, что американцы не заинтересованы в уничтожении Японии как нации. Для этого Стимсон предлагал
…в точно рассчитанный момент времени передать Японии предупреждение от имени глав Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и России, если она будет тогда воюющей стороной, призвав Японию капитулировать и допустить на свою территорию оккупационные силы, которые обеспечат полную демилитаризацию ради будущего мира[182].
В своей записке Стимсон уделил особое внимание роли Советского Союза в этом процессе. Он писал: «Если Россия представляет угрозу, нападение русских, если оно произойдет, не должно зайти слишком далеко. Наши собственные бомбардировки должны, по возможности, ограничиваться военными объектами». Если в ОУ считали само собой разумеющимся, что вмешательство СССР в войну необходимо для принуждения Японии к капитуляции, то Стимсона больше волновало то, что произойдет после победы, когда США и Советский Союз начнут соревноваться друг с другом, борясь за поддержку японцев. Далее Стимсон перечислял «элементы», которые должна была содержать эта прокламация. Затем он переходил к главному пункту своего плана: «…если <…> мы добавим, что не исключаем возможность сохранения конституционной монархии и существующей династии, это существенно повысит наши шансы на успех»[183].
К этой докладной записке был приложен черновой вариант ультиматума, утвержденный Стимсоном накануне. Первой важной особенностью этого документа было то, что в нем предполагалась его поддержка со стороны Советского Союза. В заголовке и тексте черновика Стимсона все те места, где шла речь об СССР, были заключены в скобки; было указано, что эти куски документа должны быть удалены, если Советский Союз не примет участия в войне[184]. Это показывает, что и Стимсон, и военное командование предполагали, что эта прокламация будет подписана Сталиным и что они планировали предъявить ультиматум либо одновременно со вступлением СССР в войну, либо сразу после этого. Все это совпадало и с планами Сталина.
Вторая важная особенность черновика Стимсона состояла в том, что там детально были прописаны условия капитуляции и было прямым текстом сказано, что США решительно настроены наказать «тех, кто начал проводить захватническую политику», добиться соблюдения Каирской декларации, ограничив территорию Японии четырьмя основными островами и «прилегающими малыми островами по нашему выбору», и разоружить вооруженные силы Японии. Одновременно с этим в документе Стимсона совершенно четко говорилось, что США не собираются уничтожать Японию как государство и порабощать японский народ. Самыми важными здесь были параграфы 12 и 13:
12. Оккупационные войска союзников будут отведены из Японии, как только будут достигнуты наши цели и как только будет учреждено мирно настроенное и ответственное правительство в соответствии со свободно выраженной волей японского народа. Это может произойти и в рамках конституционной монархии с сохранением существующей династии, если мировое сообщество будет полностью убеждено в том, что такое правительство никогда более не прибегнет к агрессии.
13. Мы призываем правительство Японии провозгласить теперь же безоговорочную капитуляцию всех японских вооруженных сил, подчиняющихся японскому правительству и верховному командованию, и дать надлежащие и достаточные заверения в своих добрых намерениях в этом деле[185].
Изменив «безоговорочную капитуляцию» на «безоговорочную капитуляцию всех японских вооруженных сил» и дав понять, что «конституционная монархия с сохранением существующей династии» вполне возможна, Стимсон постарался сделать условия этого ультиматума приемлемыми для японцев, хотя формально в нем все так же шла речь о «безоговорочной капитуляции».
2 июля черновик Стимсона был передан в Госдеп. Грю, Думэн и Баллантайн изменили текст этой прокламации, исключив из него малейшие лазейки, которые в будущем могли бы использовать милитаристы для возврата к власти. Более того, в новой редакции прокламация была адресована не правительству, а японскому народу. Хотя чиновники Госдепа и поддержали намерение Стимсона позволить японцам установить «конституционную монархию с сохранением существующей династии», они добавили в текст ультиматума следующее условие: «если миролюбивые нации будут убеждены в том, что истинной целью этого правительства будет проведение мирной политики, которая сделает невозможным возрождение агрессивного милитаризма в Японии в будущем». Также они следующим образом изменили параграф 13 из варианта Стимсона:
Мы призываем японский народ и правительство Японии провозгласить теперь же безоговорочную капитуляцию всех японских вооруженных сил и дать надлежащие и достаточные заверения в своих добрых намерениях в этом деле. Иначе Японию ждет быстрый и полный разгром[186].
Будучи экспертами по Японии, Грю, Думэн и Баллантайн понимали, как опасно позволять императорской системе и далее оставаться неподконтрольной. Стимсон полностью разделял эту точку зрения, однако он не был специалистом по Японии, и его формулировки были недостаточно точны. Разнице между позициями Грю и Стимсона было суждено сыграть ключевую роль на финальном этапе драмы, разыгравшейся в конце войны.
Скорее всего, последнюю фразу о «быстром и полном разгроме» добавил Грю, держа в голове атомную бомбу. В то время Думэн и Баллантайн ничего не знали о ней, но Грю уже был в курсе Манхэттенского проекта. Бомбардировка Токио, состоявшаяся 26 мая, привела его в глубокое расстройство. Зная о существовании атомной бомбы, Грю явно испытывал муки совести при мысли об ожидающем Японию ядерном апокалипсисе. Он хотел предостеречь японцев, не раскрывая секрета атомной бомбы. Если же автором этого дополнения был не Грю, то интересно, кто и с какой целью это сделал. Вполне возможно, что таким образом американское правительство предупреждало японцев об атомной бомбе. В итоге такую позицию занял сам Трумэн.
3 июля, через день после того, как Стимсон передал президенту черновой вариант прокламации, госсекретарем США был назначен Джеймс Ф. Бирнс. Видя в новом госсекретаре своего союзника, сторонники жесткой линии в Госдепе нанесли партии Грю ответный удар. 4 июля Дин Ачесон созвал совещание руководства Госдепа, на котором резко раскритиковал прокламацию, составленную Стимсоном и одобренную Грю. «Ястребы» были вне себя оттого, что Стимсон и Грю пытались протащить в ультиматум пункт о сохранении монархического строя. 6 июля помощник госсекретаря Арчибальд Маклиш послал Бирнсу докладную записку, написав, что прокламация Стимсона – Грю серьезно расходится с заявленными целями войны, так как слова о том, что «неотстранение нынешнего императора и сохранение института монархии являются непреложными условиями японцев», равносильны отказу от безоговорочной капитуляции [Acheson 1969: 112][187].
Предвосхищая сильное противодействие со стороны «ястребов», Грю перед отъездом Бирнса в Потсдам передал тому отредактированный вариант прокламации. 6 июля Грю встретился с Форрестолом, который тоже собирался ехать в Европу, и поделился с ним своими опасениями по поводу того, что по пути в Потсдам черновик ультиматума «будет выброшен в канаву людьми, сопровождающими президента». Форрестол упоминает в этой связи имя Боулена, но Грю, скорее всего, имел в виду Бирнса [Mills 1951:73–74].