1 июня Того дал указание Сато «при первой же возможности поговорить с советскими лидерами». Он сообщил, что поручил бывшему премьер-министру Хироте провести переговоры с Маликом, прекрасно зная, что Сато выступал против этой идеи[129]. Того считал, что делает все возможное для окончания войны, учитывая те препятствия, которые перед ним стояли, и его раздражали критические замечания, высказываемые Сато, который находился далеко от Японии со всеми ее внутренними конфликтами. Поэтому Того решил вести переговоры с Маликом тайно, не посвящая Сато в их детали; очевидно, он боялся, что его действия будут подвергнуты уничтожающей критике со стороны посла в Москве. Также вместо того, чтобы вступить в переговоры с советским послом напрямую, Того решил вести их частным образом и через посредника.

Своим неофициальным посланником министр иностранных дел выбрал Коки Хироту. Профессиональный дипломат Хирота служил послом в СССР с 1930 по 1932 год, возглавлял японский МИД в 1933–1935 и 1937–1939 годах и был премьер-министром с 1936 по 1937 год. Того объяснил Хироте, что необходимо не только удержать Советский Союз от вмешательства в войну, но и установить с русскими дружеские отношения. Хирота должен был избегать упоминания о том, что Токио рассчитывает на посредничество Москвы для завершения войны, но если советская сторона сама выступит с таким предложением, он должен был немедленно уведомить об этом японское правительство. Подчеркивая, что нейтралитет с Японией помог СССР одержать победу над Германией, Хирота также должен был делать акцент на том, что сохранение международного авторитета Японии выгодно Советскому Союзу из-за его конфликта с США. Хирота мог сказать, что Япония готова дать СССР значительную компенсацию в благодарность за сохранение нейтралитета, однако должен был воздержаться от обсуждения конкретных уступок [Hirota Koki 1966: 359].

3 июня один из сотрудников японского МИДа нанес визит Малику в его временной резиденции – отеле «Гора» в Хаконе, где советский посол укрылся от американских бомбардировок Токио. Он сообщил Малику, что Хирота тоже был эвакуирован в Хаконе, после того как его дом сгорел. Оказавшись соседом Малика, Хирота хотел бы нанести визит послу СССР. Малик ответил, что будет рад принять Хироту на следующей неделе. Через 20 минут без какого-либо предупреждения Хирота появился на пороге у Малика. Засыпав советского посла ворохом льстивых поздравлений в связи с победой СССР над Германией и бурно выразив свое восхищением молодым, но совершенно удивительным советским дипломатом, Хирота сказал Малику, что хотел бы обсудить с ним, как улучшить японо-советские отношения. Затем он попросил у Малика разрешения навестить его на следующий день, чтобы поговорить о конкретных проблемах, имевшихся в отношениях между Японией и Советским Союзом[130].

На следующий день Хирота вновь явился без приглашения в номер Малика. «Советский Союз будет занят внутренними делами, – начал разговор Хирота, – но его также должно заботить то, как гарантировать мир в будущем». Далее японец заметил, что Советский Союз вернул принадлежавшие ему ранее земли на западе и «проводит политику дружбы и мира» по отношению к своим соседям. «Я думаю, – продолжил Хирота, не замечая в своих словах иронии, горечь которой Япония осознает впоследствии, – что и на Востоке советское правительство будет вести себя так же». Затем Хирота перевел разговор на пакт о нейтралитете. Пока этот пакт оставался в силе, Японии было не о чем беспокоиться, но пришло время задуматься о том, что произойдет, когда срок действия этого договора истечет. Если есть какие-то трудности, то он хотел бы узнать о них заранее. Так начались переговоры между Хиротой и Маликом, которые все время шли по одному и тому же сценарию: каждый спрашивал другого, какие конкретные предложения у того имеются, при этом не раскрывая собственных намерений.

На обильные похвалы Хироты в адрес Советского Союза Малик ответил, что действия японского правительства в прошлом не слишком способствовали установлению веры в добрые намерения Японии; скорее они вызвали у советских людей чувство недоверия и подозрительности. Малик хотел знать, какие именно меры, с точки зрения Хироты, поспособствуют улучшению японо-советских отношений. Однако Хирота не мог озвучить каких-либо конкретных предложений, потому что у него их не было. Он говорил только об общих вещах. Он хотел узнать, какую форму могли бы принять эти улучшившиеся отношения, по мнению советского руководства. Малик спросил Хироту, высказывает ли он личную точку зрения или эти взгляды разделяются в определенных политических кругах Японии. Хирота ответил: «Я хочу, чтобы вы поняли: это позиция как японского правительства, так и всего народа Японии в целом»[131].

Эти неожиданные визиты Хироты привели Малика к верному выводу о том, что японское правительство отчаянно пытается найти пути к окончанию войны и Хирота зондирует почву относительно возможности заключения долгосрочного соглашения между СССР и Японией. Во время этих бесед Хирота воздерживался от резких нападок в адрес США и Великобритании, из чего Малик заключил, что укрепление отношений с Советским Союзом является прелюдией к мирным переговорам с союзниками[132].

Доложив Молотову о встречах с Хиротой 3 и 4 июня, Малик предположил, что в интересах Советского Союза будет воспользоваться трудным положением Японии и по максимуму добиться от нее уступок, перечисленных в его докладной записке от лета 1944 года. В частности, он считал, что теперь японцы будут готовы вернуть Советскому Союзу Южный Сахалин, отказаться от прав на рыбную ловлю в советских территориальных водах и даже вернуть часть Курильских островов. Однако он предсказывал, что добиться от Японии уступок в отношении Маньчжурии, Кореи и Ляодунского полуострова будет непросто. Малик писал, что такие уступки будут возможны только после полного военного поражения и безоговорочной капитуляции Японии и что без этого никакие переговоры с Японией не дадут гарантий долгосрочного мира и безопасности на Дальнем Востоке. Далее Малик предлагал, если Хирота продолжит являться к нему без приглашения, отвечать ему, что он не в праве делать какие-либо заявления, не получив конкретных предложений. Советский посол запрашивал у Молотова дальнейшие инструкции [Закулисами 1990:48–49].

Малик, скорее всего, был не в курсе, что Сталин уже принял решение вступить в войну с Японией и дипломатия служила только прикрытием для этого замысла. Однако такой проницательный и хорошо информированный дипломат, как Малик, безусловно, знал о переброске советских войск на Дальний Восток и должен был догадываться о внешнеполитическом курсе, избранном Кремлем. Поэтому с его стороны было благоразумно высказать именно те предложения, которые, на его взгляд, были созвучны идеям Сталина. По мнению Малика, главная цель Советского Союза была недостижима без участия в войне, однако он не исключал возможности переговоров. Сталин и Молотов предпочитали не информировать Малика о своих планах. Они считали, что дипломату незачем вникать в военные дела.