Книги
Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии
21 мая Стимсон послал Грю ответ Военного министерства на запрос Госдепа о Ялтинском соглашении. В начале этого документа было сказано, что, по мнению Военного министерства, русские решат, вступать им в войну с японцами или нет, «исходя из собственных военных и политических соображений, не обращая особого внимания на дипломатические действия, предпринимаемые Соединенными Штатами». Советский Союз охотно примет любые поощрения, предложенные США, но эти поощрения не повлияют на то, когда русские вступят в войну. Далее в письме Стимсона говорилось следующее: «Вступление русских произведет огромный военный эффект, так как, скорее всего, оно существенно приблизит конец войны и спасет американские жизни». Военное министерство выразило решительное несогласие с предположением Грю, что участие СССР в Тихоокеанской войне будет противоречить интересам Соединенных Штатов. Также Стимсон не был согласен с точкой зрения Военно-морского министерства, что США больше не нуждались в советской помощи для победы над Японией.
По поводу Ялтинских договоренностей Стимсон писал следующее:
Уступки, сделанные в Ялте России в отношении Дальнего Востока, по большей части касались тех территорий, которые и так были бы заняты русскими, и никакие военные меры со стороны США, кроме объявления войны, не могли бы этому помешать. Военное министерство полагает, что Россия обладает достаточными военными ресурсами, чтобы победить японцев и оккупировать Карафуто (Южный Сахалин), Маньчжурию, Корею и Северный Китай до того, как эти территории смогут занять американские войска. США могут опередить Россию только в захвате Курил. Однако если Соединенные Штаты решат занять эти острова, чтобы помешать планам русских, это произойдет в ущерб нашей операции против Японии и нам придется заплатить за это неприемлемую цену жизнями американских солдат[107].
Позиция Военного министерства была предельно ясна: США могли забыть об обещаниях, данных Рузвельтом Сталину в Ялте. Эти территории уже были потеряны, если только Вашингтон не был готов вступать из-за них в войну с русскими. А мнение Военного министерства насчет оккупации Японии, должно быть, привело Грю в ужас: «С военной точки зрения участие в оккупации русских представляется желанным, поскольку в таком случае США смогут уменьшить собственное военное присутствие в Японии». Военное министерство выступало за то, чтобы оккупация осуществлялась силами союзников по коалиции, в том числе Советским Союзом. В заключение Стимсон писал: «…у нас очень мало военных рычагов воздействия на русских <…> если мы не решимся использовать силу». Подводя итог, Военное министерство считало, что, хотя было бы хорошо иметь полное взаимопонимание и согласие с Советским Союзом по ситуации на Дальнем Востоке, США не стоило требовать у Москвы пересмотра условий Ялтинского соглашения[108]. Однако это письмо не следует воспринимать как полный отказ от территорий, обещанных Сталину в Ялте. Скорее, стоит обратить внимание на последние слова Стимсона: пока что не было смысла возвращаться к обсуждению прежних договоренностей, потому что ключевую роль в судьбе всех этих территорий должен был сыграть Манхэттенский проект.
Грю пытается добиться изменения условий безоговорочной капитуляции
Грю не удалось добиться пересмотра Ялтинского соглашения, но он прилагал все усилия для реализации другого своего замысла: пересмотра условий безоговорочной капитуляции. В ночь с 25 на 26 мая в результате рейда на Токио зажигательными бомбами были уничтожены западная и северо-восточная части города и сгорели различные правительственные здания, в том числе Министерство иностранных дел и дворцы принцев Микасы и Титибу. Резиденция императора в императорском дворце тоже была сожжена [Shimomura 1948: 31].
В субботу, 26 мая, Грю вызвал в свой кабинет Думэна как раз перед тем, как тот собирался уехать на выходные. Грю приказал Думэну написать черновик обращения президента, которое должно было быть передано японскому правительству после завершения битвы за Окинаву, чтобы США смогли убедить японцев согласиться на отредактированное предложение о безоговорочной капитуляции[109]. Грю хотел, чтобы в этом документе были прояснены детали, о которых не было сказано в речи Трумэна, посвященной Дню Победы в Европе, а именно статус императора и судьба института монархии.
Думэн взял за основу подготовленный Координационным комитетом (SWNCC) Документ 150, называвшийся «Политика США на первое время после капитуляции», и работал над ним все выходные. Ему пришлось пойти на компромисс в том, что касалось использования термина «безоговорочная капитуляция». Думэну не нравилось это словосочетание, но он сознавал, что не может заменить его каким-то другим, поскольку «его восторженными приверженцами были как президент Трумэн, так и его предшественник». Однако Думэн понимал, что это «понятие было скорее шибболетом или призывным кличем». Поэтому, сохранив для вида термин «безоговорочная капитуляция», Думэн внес в текст документа слова, которые можно было расценить как обещание сохранить монархию. Речь идет о следующем абзаце, содержавшемся в ключевой части документа:
Оккупационные силы союзников покинут Японию, как только будут достигнуты эти цели и будет сформировано легитимное, мирно настроенное и ответственное правительство, представляющее интересы японского народа.
Кропотливая работа, проведенная Бортоном, Блейксли, Баллантайном и Думэном при составлении Документа 150, привела к появлению этого текста, который в итоге стал прототипом Потсдамской декларации.
Однако когда Грю получил написанный Думэном черновик президентского обращения и принес его на совещание высшего руководства Госдепа, этот текст подвергся жесточайшей критике со стороны Дина Ачесона и Арчибальда Маклиша, которые выступали за принудительный мир с окончательным уничтожением императорского строя – источника японского милитаризма. Возразив на это, что «институт монархии может стать краеугольным камнем будущего мирного режима», Грю сердито заявил своим подчиненным, что воспользуется прерогативой исполняющего обязанности госсекретаря и покажет черновик Думэна президенту, несмотря на их возражения[111].
28 мая Грю познакомил президента с текстом Думэна. Он пояснил Трумэну, что в войне с Японией «ничто не должно быть принесено в жертву». Это означало, что США ни в коем случае не должны были отказываться от достижения своих целей: «уничтожения японских средств ведения войны и лишения Японии самой возможности когда-либо создать такие средства снова». Однако японцы являются нацией фанатиков, «готовых сражаться <…> до последнего». Поэтому, говорил Грю, пришло время, когда США должны задуматься о мерах, которые позволят им, «ничуть не поступаясь своими принципами и задачами, сделать так, что японцам будет легче принять решение о немедленной безоговорочной капитуляции». Здесь Грю перешел к центральному пункту своего плана:
Для японцев главным препятствием к безоговорочной капитуляции является их вера в то, что она повлечет за собой полное отстранение императора или уничтожение института монархии. Если бы мы сейчас могли как-то дать понять японцам, что им самим <…> будет позволено решить, какой будет их политическая система, это дало бы им возможность сохранить лицо; без этого добиться капитуляции будет вряд ли возможно.
Затем Грю объяснил президенту, что японские императоры, включая Хирохито, не обладали реальной властью в течение 800 лет. Он признал, что Хирохито должен понести ответственность за то, что подписал объявление войны Соединенным Штатам. Однако после того, как военная клика будет устранена, императорский строй может стать краеугольным камнем при строительстве мирной Японии. Выслушав предложения Грю, Трумэн сказал, что слова и. о. госсекретаря вызвали у него интерес, «потому что он и сам думал в этом направлении». Однако он предложил Грю обсудить эти вопросы со Стимсоном, Форрестолом, Маршаллом и Кингом[112].
29 мая Грю и Думэн приняли участие в совещании со Стимсоном, Форрестолом, Элмером Дэвисом и Маршаллом, происходившем в кабинете Стимсона. Стимсон был недоволен тем, что Грю созвал это совещание, поскольку «там находились люди», в чьем присутствии он «не мог говорить о факторе, который должен был сыграть ключевую роль во всей этой ситуации, то есть о проекте S-1». Грю зачитал текст обращения, написанный Думэном. Стимсон похвалил этот документ, сказав, что, по его мнению, единственный недостаток этого текста состоял в том, что в нем недостаточно четко прозвучало обещание сохранить институт монархии. Форрестол спросил, можно ли оставить в документе только слова о том, что безоговорочная капитуляция не будет означать уничтожения японской нации. Думэн ответил, что этого заверения будет недостаточно, поскольку «он считал, что, если у японцев создастся впечатление, будто США стремятся к уничтожению их принципов управления и религии», американцам «придется столкнуться с их самоубийственной обороной на последнем рубеже». Стимсон, Форрестол и Маршалл согласились с этим, но «по некоторым причинам военного характера, не озвученным вслух, было решено, что в настоящий момент президенту не следует выступать с таким обращением». Предложение Грю было временно положено на полку по причинам, которые он не должен был разглашать. Все ждали, чем завершится Манхэттенский проект [Grew 1952, 2: 1434][113].
Гопкинс едет в Москву
После фиаско с ленд-лизом Трумэн попросил Гопкинса съездить в Москву и поговорить со Сталиным, чтобы вернуть американо-советские отношения в нормальное русло. Будучи уже тяжело болен, Гопкинс тем не менее согласился. Он пробыл в Москве с 26 мая по 6 июня и в течение этого времени несколько раз встретился со Сталиным[114]. Ему удалось уладить конфликт, вспыхнувший из-за ситуации с ленд-лизом: Гопкинс заверил Сталина, что имело место «недопонимание» и что США возобновят поставки Советскому Союзу, необходимые для Дальневосточной кампании. Они договорились о том, что «Большая тройка» встретится 15 июля. Даже в больном для союзников польском вопросе Гопкинсу удалось убедить Сталина включить в состав правительства нескольких лондонских эмигрантов.
Ситуация на Дальнем Востоке обсуждалась на встрече, состоявшейся 28 мая. На вопрос Гопкинса о том, когда СССР вступит в войну, Сталин ответил, что Красная армия будет «полностью развернута» до 8 августа. Несмотря на ошибочные утверждения многих историков, Сталин не обещал, что Советский Союз вступит в войну именно 8 августа; он сказал лишь, что к этой дате будут завершены все приготовления. Затем он отметил, что начало военных действий будет зависеть от погодных условий, поскольку осенние туманы могут затруднить проведение кампании. Кроме того, Сталин сказал, что точная дата вступления СССР в войну будет определена после того, как Китай признает Ялтинское соглашение. Он пояснил, что ему необходимо будет объяснить советскому народу, почему СССР вступает в войну с Японией.
6. 13 июня Гарри Гопкинс вернулся из Москвы, восстановив хорошие отношения со Сталиным. В тот же день он представил свой отчет Трумэну (сидит за столом). Стоят (слева направо) Джозеф Дэвис, Уильям Леги и Гарри Гопкинс. Библиотека и музей Гарри С. Трумэна, Библиотека Конгресса, коллекция Харриса и Юинга
Гопкинс спросил мнение Сталина по поводу предъявления Японии требования о безоговорочной капитуляции. Тот ответил, что до него дошли слухи, будто англичане ведут с японцами переговоры о капитуляции на определенных условиях. Япония может согласиться на капитуляцию, сказал Сталин, но не на безоговорочную. В таком случае союзники должны будут оккупировать Японию, но обращаться с японцами менее сурово, чем с немцами. Альтернативой этому является безоговорочная капитуляция, которая позволила бы союзникам полностью уничтожить Японию. Лично Сталин отдавал предпочтение безоговорочной капитуляции, поскольку она означала полное уничтожение военного потенциала Японии. Гопкинс спросил у Сталина, согласятся ли японцы безоговорочно капитулировать до того, как будут совершенно разгромлены. Сталин ответил, что Япония на безоговорочную капитуляцию не пойдет[115].