Книги

Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии

22
18
20
22
24
26
28
30

7 июля, когда Бирнс отбыл с Трумэном в Потсдам, в Госдепе под председательством Грю состоялось бурное совещание с участием Ачесона, Маклиша и других. Как только заседание было открыто, Маклиш пошел в атаку. Разразился горячий спор об уместности сохранения монархического строя в Японии. Если Грю утверждал, что его упразднение может оказаться неосуществимым, то Маклиш с Ачесоном заявляли, что институт императора является неотъемлемой частью японского милитаризма. Ачесон требовал, чтобы возражения высших чиновников Госдепа по поводу предлагаемой прокламации были занесены в протокол. Грю ответил, что, несмотря на эти возражения, он воспользуется своими полномочиями заместителя госсекретаря и передаст черновик ультиматума Бирнсу[188].

Бирнс писал в своих мемуарах:

Сразу после назначения на пост государственного секретаря я узнал о существующих в Госдепе разногласиях по поводу того, должны ли мы при капитуляции настаивать на смещении императора. Перед моим отъездом в Потсдам я получил несколько докладных записок, в которых были изложены разные точки зрения. Все они отправились в портфель, битком набитый проблемами войны и мира на Тихом океане [Byrnes 1947: 204–205].

Бирнс склонялся к тому, чтобы поддержать сторонников жесткой линии, хотя бы только для того, чтобы показать Грю и Стимсону, кто в доме хозяин. За день до отъезда в Европу он имел двадцатиминутный разговор с Корделлом Халлом, который заметил, что двенадцатый параграф прокламации «уж слишком смахивает на умиротворение японцев». Халл рекомендовал повременить с опубликованием этой прокламации, чтобы «добиться максимального эффекта от совместных бомбардировок и вступления в войну России»[189].

Черновик прокламации был написан и надежно упрятан в портфель Бирнса. Однако вопрос о том, как и когда эта прокламация будет опубликована и чьи подписи будут под ней стоять, так и остался нерешенным.

Хирохито назначает Коноэ чрезвычайным посланником в СССР

Японское правительство было крайне обеспокоено приближающейся Потсдамской конференцией. 5 июля, узнав о визите Сун Цзывеня в Москву, Того перепугался, что китайско-советские переговоры могут завершиться заключением договора и что «Советский Союз вскоре может вступить в войну с Японией». Того дал указания Сато встретиться с Молотовым до его отъезда в Потсдам и попытаться выяснить, как отнесется советская сторона к политике Токио, изложенной в депеше от 30 июня: долговечная дружба, нейтрализация Маньчжурии и отказ от рыболовных прав в обмен на советскую нефть[190].

Сато, впрочем, не спешил выполнять это поручение, и только 11 июля ему удалось поговорить с Молотовым в течение 20 минут. Как японский посол и предполагал, Молотов в привычной манере ушел от прямого ответа, сказав лишь: «Мы очень внимательно обсудим предложение Японии и примем решение», но ни словом не обмолвился о конференции в Потсдаме. На следующий день Сато отправил в Токио пространную депешу, обрушившись на Того с уничтожающей критикой: «Ваше предложение о сотрудничестве между Японией и Советским Союзом для поддержания мира в Восточной Азии и вся ситуация с нейтрализацией Мань-чжоу-го основаны на том предположении, что Япония и Мань-чжоу-го продолжат существовать». Далее Сато напоминал Того, что, «так как само существование Японии находится под вопросом [sic], нетрудно заметить, что расшатано все основание, на котором выстроена наша политика». Он предупреждал: «Мысль о том, что мы можем привлечь русских на свою сторону и даже заставить их покинуть своих союзников, совершенно утопична»[191].

Однако пока Сато встречался с Молотовым, во внешней политике Токио произошел заметный сдвиг. Японское правительство решило до начала Потсдамской конференции отправить в Москву в качестве чрезвычайного посланника императора князя Коноэ. Автором этой идеи был сам Хирохито[192]. 7 июля по совету Кидо император вызвал в свой дворец Судзуки и спросил его, как продвигаются переговоры с СССР. Хирохито спросил прямым текстом: «Поскольку мы не должны упустить этот шанс, почему бы не попросить их о посредничестве напрямую? Что если мы направим [в Москву] посланника с особым письмом от меня?» 10 июля «Большая шестерка» утвердила это решение, не оглашая имени эмиссара. Наконец 12 июля император принял во дворце князя Коноэ и назначил его чрезвычайным посланником в Москве[193].

На этот момент Хирохито исключал возможность прямых переговоров с США и Великобританией, которые, как ему было известно, настаивали на безоговорочной капитуляции. Прежде всего императора заботило сохранение кокутай, и он даже был готов использовать возможную неудачу переговоров с Москвой в качестве предлога для продолжения войны. Вряд ли на этом этапе Хирохито проводил различие между сохранением императорского строя в том виде, как он существовал при кокутай, и спасением императорского дома как такового[194].

У Того же были свои планы. Ему приходилось лавировать между собственной убежденностью в том, что войну нужно завершить как можно скорее, и активным противодействием со стороны партии войны. Он не был принципиальным противником прямых переговоров с Великобританией и США, но понимал, что у него нет ни единого шанса окончить войну без поддержки партии войны [Togo 1989:342–343]. Того был убежден, что, прежде чем обратиться к США напрямую, он должен прибегнуть к варианту с Москвой. На совещании Высшего военного совета Того и Судзуки ни разу не упомянули имени Коноэ, чтобы военные «ястребы» не наложили вето на его кандидатуру. Только такими деликатными маневрами Того с трудом удалось добиться согласия «Большой шестерки» на то, чтобы прозондировать готовность Москвы выступить посредником в переговорах о мире. В итоге Коноэ был утвержден в качестве специального эмиссара императора как дипломат, который мог вести переговоры как с США и Великобританией, так и с Советским Союзом.

На заседании Высшего военного совета, состоявшемся 14 июля, Анами настаивал на том, что, несмотря на неудачи на Иводзиме и Окинаве, Япония не потерпела поражения в этой войне. Поэтому он яростно возражал против любых переговоров о мире, в которых признавалось бы поражение Японии. Ёнай убедил Того отказаться от обсуждения каких-либо условий капитуляции, чтобы не допустить краха правительства из-за этого вопроса. Невероятно, но факт: японское правительство решило отправить Коноэ на переговоры о мире, не оговорив с ним никаких конкретных условий окончания войны. Впрочем, самого Коноэ это вполне устраивало, так как давало ему карт-бланш на решение всех этих вопросов прямо в Москве в зависимости от хода переговоров[195].

Тем не менее неофициально помощники Коноэ уже работали над составлением списка таких условий. Тайно были подготовлены два предложения, которые Коноэ мог выдвинуть от имени японской стороны. Первое из них было написано 3 июля Тосикадзу Касэ по указанию Того. Затем его обсудили Мацудаира, Мацутани и Такаги. В нем Япония поддерживала Атлантическую хартию, призывала к немедленному прекращению огня и соглашалась добровольно вывести свои войска со всех оккупированных территорий. Условия мира были разделены на две категории: к первой относились неприкосновенность императорского дома и сохранение кокутай, невмешательство во внутренние дела Японии, гарантия экономического выживания японского народа, отказ от оккупации, преследование военных преступников самими японцами и независимость восточноазиатских наций. Вторая категория включала в себя территориальные уступки, репарации и самостоятельное разоружение. Мацутани возражал, что эти условия слишком детальны, и настаивал на том, что эмиссар императора должен требовать только сохранения кокутай. Такаги был с этим не согласен. Переговоры с Москвой будут отличаться от переговоров с Соединенными Штатами; лучше проговорить все возможные условия заранее. Очевидно, Такаги верил, что московские переговоры будут только прелюдией к решающим переговорам с США. Однако он предложил, чтобы пункт о сохранении кокутай был изменен на сохранение за императором права на правление[196].

12. Князь Фумимаро Коноэ. Хирохито назначил Коноэ своим специальным эмиссаром и планировал отправить его в СССР для ведения переговоров о мире. Пока Токио ожидал ответа из Москвы по поводу миссии Коноэ, советское правительство объявило войну Японии. Библиотека парламента Японии

Этот список условий интересен по двум причинам. Во-первых, в нем было проведено разделение между императорским домом и кокутай. Такаги определил кокутай как право императора на правление, тем самым перенеся вопрос о кокутай в политическую плоскость и отвергнув все мифологические и духовные наслоения этой идеологии. Во-вторых, в предложении Касэ содержались три условия – отказ от оккупации, саморазоружение и наказание военных преступников самими японцами, – которые сыграют ключевую роль в обсуждении вопроса о капитуляции высшим руководством Японии в критические августовские дни.

Однако пакет предложений, подготовленный Касэ, так и не был передан Коноэ. Вместо этого вечером 12 июля близкий советник Коноэ генерал-майор Кодзи Сакаи составил другой вариант соглашения. Принимая во внимание, что единственным непреложным условием завершения войны, отказ от которого не был возможен ни при каких обстоятельствах, являлось сохранение кокутай, Сакаи рекомендовал пойти на любые территориальные уступки, за исключением внутренних островов, согласиться на демократическую форму правления с сохранением роли императора как главы государства, согласиться на оккупационную администрацию и введение оккупационных войск на какой-то период времени, согласиться на наказание военных преступников оккупационными властями и на временное полное разоружение. Далее в этом документе говорилось, что если Токио не удастся заручиться посредничеством Советского Союза, то Япония должна немедленно вступить в прямые переговоры с Соединенными Штатами и Великобританией. Не доверяя Советскому Союзу, Коноэ и Сакаи не возлагали особых надежд на успех московской миссии и подготовились к ведению прямых переговоров с США. В этом варианте сохранение кокутай означало оставление императора во главе государства и неприкосновенность императорского строя; впрочем, в худшем сценарии Сакаи был готов рассмотреть и возможность отречения Хирохито. Относительно территориальных уступок Сакаи считал, что Японии следует примириться с потерей Окинавы, островов Бонин и Южного Сахалина и удовлетвориться сохранением южной половины Курил[197]. Его пакет предложений указывает на то, что Коноэ был готов согласиться на капитуляцию Японии при получении гарантий неприкосновенности императорского дома. Как мы видим, между условиями Сакаи и вариантом ультиматума, составленным Стимсоном, имеется очень большое сходство.

11 июля, после того как Высший военный совет утвердил решение об отправке в Москву чрезвычайного посланника, Того послал «сверхсрочную» и «совершенно секретную» телеграмму Сато, впервые информируя его о том, что Япония намерена добиваться окончания войны. Сато было дано указание на встрече с Молотовым «прозондировать, возможно ли использовать русских для окончания войны». Впрочем, Того тут же проявил непоследовательность, добавив: «Хотя нет никаких сомнений в вашей искусности как дипломата, постарайтесь не дать намека на то, что мы планируем задействовать русских для окончания войны». В еще одной депеше, оправленной в тот же день, Того писал:

Мы считаем, что сохранение мира в Восточной Азии является одним из условий сохранения мира во всем мире. Япония, готовясь завершить войну, совершенно не заинтересована в аннексии или удержании территорий, захваченных в результате войны, заботясь об установлении и сохранении прочного мира[198].

Последняя телеграмма Того истощила терпение Сато, и тот в ответ написал, что инструкции министра иностранных дел были «не более чем пустыми и формальными разглагольствованиями». Теперь, когда Япония уже лишилась Бирмы, Филиппин и даже Окинавы, посол спрашивал в лоб: «…какой, по-вашему, эффект возымеет наш отказ от аннексии или оккупации других территорий на советское руководство?» Русские очень реалистично оценивают ситуацию, предупреждал Сато, и поэтому «крайне трудно будет убедить их абстрактными аргументами. Нам точно не удастся заговорить их прекрасными словами, не имеющими никакого отношения к реальности». И язвительно продолжал: «Если Японская империя действительно столкнулась с необходимостью прекращения войны, то мы прежде всего сами должны задуматься о том, чтобы это сделать. Пока мы сами не решимся завершить войну, нет никакого смысла выяснять позицию советского правительства». В конце своего ответа Сато нарушил табу: «Нет никакого сомнения в том, что исход, который нас ожидает <…> будет фактически равен безоговорочной капитуляции»[199].

13. Сигэнори Того, министр иностранных дел Японии, ключевая фигура партии мира в правительстве Судзуки. Библиотека парламента Японии