20

Американская школа: почему Джонни не умеет думать

Леонард Пейкофф

Осталось несколько часов до окончания дня уплаты подоходного налога в год Джорджа Оруэлла – зловещий символ, когда мы остро чувствуем растущее влияние государства и должны задуматься над тем, что будет дальше и как долго продлится наша свобода.

Ответ зависит от молодого поколения и от институтов образования. Лучшая оценка состояния государства завтра – это оценка школьного образования сегодня. Воспитываются ли наши дети как будущие свободные, независимые и думающие мужчины и женщины? Или их превращают в беспомощные и бездумные пешки, которые побегут в объятия первого же правдоподобно звучащего диктатора?

Не нужно быть объективистом, чтобы бить тревогу о состоянии современных школ. Практически каждый находится в панике и шоке от постоянно падающих баллов экзамена SAT[90]; от первокурсников, не умеющих писать, бегло читать, разделять текст на параграфы и критически мыслить; от поколения настолько плохих школьных учителей, что даже президент федерации учителей Альберт Шенкер высказался по этому поводу: «По большей части вы довольствуетесь безграмотными, некомпетентными людьми, которые просто не могут уйти в другую сферу»[91].

В прошлом ноябре в восьми индустриально развитых странах среди 600 учащихся шестых классов был проведен новый академический тест. Американские школьники, представляющие страну, заняли последнее место по математике, оставленные далеко позади японцами, и шестое место из восьми в научной сфере. Еще пример: пятая часть учащихся одной из американских школ не смогла найти Соединенные Штаты на географической карте. Газета Chicago Tribune опубликовала эти цифры под заголовком «Звание двоечника вручается американским школьникам»[92].

Год назад Национальная комиссия по совершенствованию системы образования назвала Соединенные Штаты «нацией риска», указав на «растущую волну посредственности [в наших школах], угрожающей нашему будущему как нации и народа»[93]. Эти слова чрезвычайно резки для обычно мягкотелых членов правительства, но не преувеличение.

Готовясь к сегодняшней дискуссии, я провел собственное расследование: две февральские недели посещал нью-йоркские школы – как частные, так и государственные, от детских садов до педагогических колледжей. Я специально выбирал школы с хорошей репутацией (некоторые являются образцово-показательными для всей страны), и директора сами знакомили меня с лучшими учителями. Я хотел увидеть образовательную систему не тогда, когда она сводит концы с концами, финансово голодает и наполнена компромиссами, а в ее лучшем проявлении, когда она достаточно профинансирована, обладает компетентным коллективом и гордится своей деятельностью. Я насмотрелся вдоволь.

Мое представление о работе системы в целом опирается на опыт, полученный мной в одной из школ, известном прогрессивном образовательном учреждении. Я сказал, что хочу понаблюдать за обучением детей формированию понятий, и школа позволила мне поприсутствовать на трех уроках. Первый, для девяти- и десятилетних учащихся, был групповым обсуждением 13 этапов охоты на тюленей – от «как сделать прорубь» до «как разделить подкожный жир между охотниками». Учитель не объяснил цель обсуждения данной темы, но подчеркнул, что позже класс поставит пьесу об охоте на тюленей или компьютеризирует этапы процесса. Второй урок, для 13-летних, был инсценировкой слушания в Вашингтоне по вопросу о введении налога на ввоз японских машин. Ученики играли сенаторов, японских лоббистов, Ли Якокку и других, и у них хорошо получалось; учитель сидел и наблюдал. Я так и не узнал названия ни этого, ни предыдущего занятия и был отправлен смотреть урок, как мне сказали, английского языка. Наконец, подумал я, академический предмет. Но нет. Обсуждалась книга Роберта Кеннеди «Тринадцать дней» (Thirteen Days), мемуары о Карибском кризисе 1962 г., и основной темой был вопрос о том, стал бы точечный удар с воздуха лучшим решением, чем блокада.

Школа, несомненно, защищала бы эти уроки как упражнения в вопросах этичности, демократии или актуальности, однако все они ограничены конкретным. Охота на тюленей не использовалась в качестве иллюстрации суровой жизни на севере или метода разложения навыка на этапы. Вопрос налогообложения японских машин не был связан с изучением вопроса о свободной торговле против протекционизма или должной роли государства, принципов внешней политики или принципов вообще. То же самое верно и для обсуждения о Карибском кризисе. Во всех случаях преподавались, инсценировались, обсуждались узкие, конкретные, отдельно стоящие факты без связи с более широкой проблематикой. Это суть подхода, который разрушает наши школы: антиконцептуальный подход.

Позвольте мне раскрыть важнейший философский вопрос.

Человеческое познание начинается на перцептивном уровне, с использования пяти органов чувств. Эту ступень мы делим с остальным животным миром. Нас делает людьми то, что наш разум делает с нашими чувственными ощущениями. Нас делает людьми концептуальный уровень, куда входит наша способность создавать абстракции, выявлять общее, классифицировать, организовывать наше поле восприятий. Концептуальный уровень базируется на перцептивном, но между ними огромное различие, такое же как между восприятием и мышлением. Далее я приведу различия, которые хоть и не составляют исчерпывающего списка, но которых достаточно для демонстрации контраста.

Перцептивный уровень занимается конкретными данными. Например, человек гуляет по пляжу (пусть это будет прогулка пьяного человека, чтобы парализовать его высшие способности и выделить животный компонент) и видит разные объекты: поющих вдалеке птиц, бьющуюся о берег волну, катящийся по склону булыжник. Он наблюдает, идет дальше, смотрит на другие предметы и забывает увиденное ранее. На концептуальном уровне мы действуем по-другому: мы интегрируем конкретные восприятия через абстракции и таким способом безгранично расширяем объем обрабатываемого материала. Животное или пьяный человек лишь смотрят на птиц, забывая о них позже; полноценный человек способен удерживать в своем уме неограниченное число птиц, интегрируя их в одно понятие «птица», и затем целенаправленно изучать природу птиц, их анатомию, привычки и так далее.

На прогулке пьяный человек видит большое количество явлений. Он, шатаясь, проходит мимо хаоса волн, камней, бесчисленного множества существ и не в состоянии их соединить. На концептуальном уровне мы такого хаоса не допускаем: мы превращаем все явления в единство, находя общие характеристики во всех на первый взгляд разных объектах, и таким образом делаем их понятными. Например, мы открываем закон тяготения и понимаем, что благодаря одному принципу можем объяснить и падение камня, и подъем волны, и многие другие явления.

На перцептивном уровне нет необходимости в особом порядке. Пьяный человек может переключать свое внимание с птицы на скалу или на дерево в любой последовательности и таким образом видеть их всех. Однако на концептуальном уровне подобное невозможно: в сфере мысли необходима последовательность. Поскольку мы выстраиваем новое знание на уже имеющемся, то нам нужно знать необходимый фон, или контекст, на каждой стадии. Например, мы не можем изучать высшую математику, пока не знаем арифметику, или не можем спорить о тарифной защите, пока не поняли природу государства.