С тех пор я многое узнала. Я узнала, что концепция индивидуальных прав далеко не очевидна и что большинство людей в мире ими не обладает, что Соединенные Штаты обрели их лишь на исторически короткий период и сейчас пребывают на пути потери памяти. Я узнала, что цивилизованный мир разрушается доминирующими школами философии – иррационализмом, альтруизмом, коллективизмом и что альтруизм – это слезоточивый газ, подавляющий сопротивление и оставляющий лишь раздражение и тошноту.

Труднее всего было понять (во что оказалось сложнее всего поверить), что так называемые правые в Америке, якобы защитники свободы (то есть капитализма), настолько же слабы, пусты и бесполезны, как и предводители белой армии (что более позорно, поскольку правым нужно закрывать глаза на гораздо больший объем знаний). Многие годы интеллектуальная позиция американских политических лидеров была долгим, умоляющим, потакающим и унизительным воем извинений за величие своей страны, извинений каждому защитнику коллективизма и виновнику в его ужасах.

Однако даже американские политики обретают некое подобие твердости, если сравнить с их интеллектуальными наставниками – теми двуногими, которые оказались неспособны найти моральное оправдание для жизни и счастья человека и пытались защитить свободу на основе альтруизма («общественного блага»), на основе веры в сверхъестественное или вовсе отбросив эту проблему и провозгласив, что мораль не имеет отношения к экономике (то есть к жизни человека и средствам его существования).

(Однажды я с удивлением поняла, что столь ожидаемым мною голосом и манифестом выступают мои работы. Нет, это не хвастовство; это то, чего я себе обычно не позволяю: жалоба. [Я не люблю жалость к себе]. Я не хотела, не намеревалась и не ожидала стать единственным защитником прав человека в стране прав человека. Но если я им стала, да будет так. И, дорогие читатели, если я даю вам то интеллектуальное вооружение [и вдохновение], о котором так отчаянно хотела услышать в юности, то я рада. Могу сказать: я понимаю, что вы чувствуете.)

Ни одна страна не могла долго сопротивляться моральному разложению, которому сильно помогли «правые» альтруисты и аморалисты. Война во Вьетнаме стала результатом и кульминацией такого разложения. Военному кризису в Южном Вьетнаме десятилетиями ранее предшествовал философский кризис в Соединенных Штатах.

Это позорная война, и не по причинам, о которых голосят «левые» и многочисленные друзья Северного Вьетнама, а по противоположным. Эта война позорна, поскольку участвовать в ней у США не было никаких эгоистичных причин, так как вмешательство в нее не служило национальным интересам, так как нам нечего было от нее получить, так как жизнь и героизм американских солдат (и миллиарды из американского бюджета) были пожертвованы только из солидарности с этикой альтруизма, то есть бескорыстно и бессмысленно.

В соответствии с эпистемологическим иррационализмом то была война и невойна одновременно. Это современное извращение под названием война «без победы», в которой американским войскам было запрещено действовать, а только реагировать: они должны были «сдерживать» врага, но не побеждать его.

В соответствии с современной политикой задача этой войны – спасти Южный Вьетнам от коммунизма, но настоящей ее целью было не защита свободы или индивидуальных прав, не установление капитализма или иной социальной системы, а оберегание права Южного Вьетнама на «национальное самоопределение», то есть права страны путем голосования погрузить себя в любую систему (в том числе и в коммунизм, как заявляли американские пропагандисты).

Право голоса – это последствие, а не первопричина свободной социальной системы, и его значение зависит от конституционного строя, обеспечивающего и ограничивающего власть избирателей; неограниченная власть большинства – это пример принципов тирании. Кто бы захотел умереть за право голосовать вне контекста свободного общества? Именно за это просят умирать американских солдат, и даже не за их собственные голоса, а за сохранение этого права для жителей Южного Вьетнама, у которых нет других прав и понимания прав или свобод.

Подобрав старый либеральный слоган Первой мировой войны – «самоопределение наций», американские консерваторы пытались найти американской системе, капитализму, коллективистское прикрытие. И большинство из них отстаивали не капитализм, а смешанную экономику. Кто бы захотел умереть за смешанную экономику?

В соответствии с гегелевской метафизикой вида «А есть не-А» обе стороны продолжали противоречить собственным убеждениям. Советская Россия, считающая людей государственной собственностью и пушечным мясом, не отправляла своих солдат в Северный Вьетнам (она не доверяла им и поэтому отправляла в джунгли лишь боеприпасы). Соединенные Штаты, чей фундамент – превосходство права человека на жизнь, отправили в Южный Вьетнам свои войска на смерть. Советская Россия, философский апостол материализма, выиграла войну во Вьетнаме духовными, то есть морально-интеллектуальными, средствами: жители Северного Вьетнама и Вьетконг были основательно убеждены в правоте своего дела. Соединенные Штаты, чьи лидеры проклинают материализм и клянутся, что ими движут сугубо духовные убеждения (мистические и религиозные «правыми» и трайбалистские и антииндустриальные «левыми»), воздержались от провозглашения хоть каких-то моральных принципов и продолжили полагаться на изобилие материальных запасов, самолетов, бомб и оружия в руках людей, совершенно не понимающих, зачем оно им.

У диких, примитивных крестьян Северного Вьетнама был стимул – возможность обобрать более богатый и индустриализированный Юг; у них были лидеры и дисциплина криминальной группировки; у них была сомнительная интеллектуальная программа, марксизм, и такое же сомнительное моральное оправдание: альтруизм, всеобщая жертва ради некой «высшей» причины. У Южного Вьетнама не было ничего, кроме альтруистических отголосков смешанной экономики. Север победил.

Обычно сразу после войны следует отвратительный период самолюбования со стороны победивших и поиска виноватых со стороны проигравших. Но я не знаю ни одного исторического примера для сравнения с тем, что творили американские интеллектуалы: то был взрыв злорадства над «поражением» Америки, провозглашения ее «слабости», «вины», превознесения врага, обвинений, оскорблений и унижений, похожих на огромный плевок в лицо своей стране.

Когда у такой национальной катастрофы, как вмешательство США в дела Вьетнама, нет основательной причины и повода, можно прийти к косвенным причинам, отследив тех, кто получает выгоду. Интеллектуалы – выгодоприобретатели вьетнамской войны. Их позиция настолько слаба, что невозможно заподозрить их в разжигании конфликта. Они не львы, а шакалы. (Львом, который защищал себя слишком долго, была философия, которая, уйдя, оставила США шакалам.) Какие же следы падальщиков мы видим?

Обратите внимание на двойной стандарт антипонятия «изоляционизм». Те же группы интеллектуалов (и даже некоторые из старшего поколения), которые в период Второй мировой войны разработали это антипонятие и использовали его, чтобы осуждать любого противника американского самопожертвования, те же группы, которые вопили, что наш долг – спасать мир (когда врагом были Германия, Италия и фашизм в целом), сейчас сами являются бешеными изоляционистами, разоблачающими любой американский интерес к странам, борющимся за свободу, когда врагами выступают коммунизм и Советская Россия.

Коронная фраза новых изоляционистов – это вялая двусмысленность, которая звучит как «не нам терять другие страны». Например, мы не теряли Южный Вьетнам (или Китай, Венгрию, Чехословакию), потому что они не были нашими, то есть судьба других стран не наше дело. Это означает, что не нам судить, вести дела, торговать или помогать. (Только если помощь не предполагает никаких обязательств, то есть помощь без моральных оценок и политического анализа или даже гуманистической озабоченности результатами, как с Лаосом, который выдворил из страны американскую гуманитарную организацию, но захотел американских денег для своего правительства.)

Цель нового изоляционизма – играть с усталостью, смущением и гневом американцев по отношению к Вьетнаму в надежде заставить американское правительство бояться вмешиваться в любую иностранную войну. Такой подход может парализовать США в любом вопросе, где они не согласны с Советской Россией. Первой жертвой такой политики, вероятно, станет Израиль, если «антивоенные» усилия новых изоляционистов окажутся успешными. (Израиль и Тайвань – это две страны, которые нуждаются и заслуживают помощи США, и не во имя интернационального альтруизма, но по причинам национальных интересов Америки в Средиземноморье и Тихом океане.)

Противостоять распространению коммунизма – достойная цель. Однако никто не может осуществлять ее в джунглях, пока капитулируют цивилизованные страны, и никто не может ее достичь, скрываясь от мира, природы и морального смысла единственного врага и оппонента коммунизма: капитализма. Политика новых изоляционистов состоит в том, чтобы использовать фальшивую вовлеченность Америки в дела Вьетнама как пугало для отвлечения нас от реальных и важных мест борьбы против коммунизма.

Обратите внимание на провокации, устроенные против военной мощи Америки.

Один из методов, используемых этатистами для разрушения капитализма, состоит в установлении контроля, связывающего конкретную индустрию по рукам и ногам и не позволяющего ей решать свои проблемы, с последующим заявлением, что свобода потерпела поражение и что необходим более мощный контроль. Ту же провокацию применили и в отношении армии США. Говорят, что ее победили в войне, в которой ей не разрешалось воевать. США были якобы побеждены спустя два года после их ухода из Вьетнама. Позорный кризис в Южном Вьетнаме, предоставленном самому себе, объясняется как военное поражение Америки.