— Вы учились в Новороссийске? — уточнил я, на что епископ раздраженно снова махнул рукой.

— При чем тут Новороссийск? Откуда там университет? Я учился в Одессе. Университет так и называется — Новороссийским. Одесса же в Новороссии, вы что — не знали?

— Конечно, не знал, — тоже раздражаясь, ответил я. — Я знал, что Одесса находится на Украине.

— Где? На Украине? — изумленно пробормотал Николай Константинович. — Это что такое: запорожские казаки так самоопределились? Да вы из какого времени, милостивый государь?

— Из две тысячи двенадцатого.

— А-а-а… А я провалился сюда из тысяча восемьсот девяностого. Как видно, с моего времени до вашего немало изменений произошло. Так ведь?

— Немало, — сдержанно ответил я.

Николай Константинович Апачиди родился в Симферополе, затем учился в университете в Одессе, а когда закончил его и получил диплом, то приехал к дяде и тете на берег моря отдохнуть. Пошел купаться на пустынный берег возле старинных развалин древнего Херсонеса и потерял сознание. А когда очнулся, то город Херсонес предстал перед ним во всем своем величии.

— А кому здесь нужен выпускник университета? — сказал епископ. — Но мне же нужно было как-то выживать. Когда я, к своему ужасу, убедился, что застрял здесь надолго, пришлось думать, чем заниматься. Мой отец — священник, и я, конечно, неплохо знал богослужение.

— И вы живете здесь уже пятьдесят лет? — уточнил я, не веря своим ушам. — Неужели так долго?

— За это время я успел стать епископом Анастатом, — улыбнулся старик. — Сразу после провала сюда мне приснился сон.

— Ваш отец?

— А вам тоже является отец, да? — переспросил Анастат, утирая с морщинистого лба набежавший пот. — Видимо, это так уж положено, чтобы Непознанное являлось непременно в виде отца. Так вот, отец сказал мне, чтобы я жил тут спокойно и ждал. И что, когда станет нужно, он сообщит мне, что надо делать.

Должен сказать вам, — старик пристально посмотрел мне в глаза, — что за все пятьдесят лет отец мне больше не являлся. Я уж подумал, что умру здесь, так и не поняв, что произошло и зачем я сюда заброшен. А неделю назад снова сон, и снова отец. Он сказал мне, что я должен помочь киевскому князю Владимиру взять Херсонес. Сначала я испугался. Ведь за эти годы прошла вся моя жизнь, и я полюбил Херсонес — это мой город, мои прихожане, я их всех знаю… Как же предать их? Да еще кому? Князю-язычнику…

— А вы разве не проходили в школе по истории, что князь Владимир взял Херсонес? — спросил я. — По-русски он называется Корсунь.

— Ну-у, — протянул старик. — Теперь-то я уже понимаю. Я даже вспомнил, но раньше — нет. Я ведь закончил реальное училище, а там историю не слишком подробно проходили. А теперь я вспомнил, что, видимо, это я должен крестить вас в христианскую веру. Что ж, я готов.

Теперь все стало окончательно ясно. Можно сказать, дальнейшие шаги были отчетливо видны.

— Ладно, — сказал я, видя, что старик изнывает от жары в душном шатре и под своими тяжелыми парадными одеждами. — Как говорится, подробности письмом. Скажите мне теперь быстро, где Любава.

— Кто? — не понял господин Апачиди.

— Ну, Любава, ваша рабыня. Она должна жить в вашем доме, — твердо сказал я. — И не вздумайте отпираться. Канателень, тоже бывший ваш раб, сообщил мне, что Любава у вас.