— История еще не повернулась, — говорил я себе в ту минуту. — Моя родина станет еще покруче Византийской империи. И поворот этот должен совершить я. Точнее, я избран для того, чтобы совершить его.
— Вот дом нашего епископа, — сказал архонт, шаркавший ногами, обутыми в сандалии, рядом со мной. — Дом небольшой, но ты сам захотел остановиться здесь, великий князь. В моем доме тебе было бы удобнее.
Дом Анастата и вправду оказался невелик. Хотя зачем большой дом одинокому человеку? Он находился прямо на главной площади, напротив кафедрального собора. Перед входом имелся портик с двумя дорическими колоннами, но в целом постройка и впрямь оказалась скромной.
— Располагайтесь лагерем здесь, — указал я Фрюлингу на площадь. — Тут много места для шатров.
Жителям это будет неудобно, но ничего — придется потерпеть.
Анастат вышел встречать нас у порога своего дома. Он стоял с непроницаемым лицом, опираясь на епископский посох.
— Веди меня, — громко сказал я. — Покажи мне свой дом, старый жрец! — И, наклонившись к уху старика, тихонько спросил: — Николай Константинович, с Любавой все в порядке? Она в доме?
— Анна ждет вас, — с достоинством ответил епископ Анастат. — Я предупредил, что она может понадобиться.
О, боже, зачем он это сделал? Глупый старик! Ведь Любава может страшно испугаться! Она ведь думает, что в город вошел тот князь Владимир, которого она знала!
— Скорее, — попросил я, беря Анастата под локоть. — Пойдемте в дом и позовите ее.
Мы прошли несколько небольших комнат и оказались во внутреннем дворике с бассейном посередине. Мраморный бассейн не был предназначен для купания, но зато в нем среди красивых темно-зеленых водорослей сонно плавали золотые рыбки с медно-красными хвостами.
— Садитесь, — указал мне епископ на каменную скамью. — Сейчас я позову Анну.
— Выйди, — велел я Алексею, сопровождавшему меня до самого дворика. — Пойди посиди в соседней комнате. Со мной тут ничего страшного не случится.
Оруженосец посмотрел на меня с тревогой, но я решил успокоить его.
— Пойди, пойди, — сказал я. — Мне предстоит любовное свидание. В таких делах свидетели только мешают.
Здесь, во внутреннем дворике епископского дома, царило удивительное спокойствие. Шум с улицы, где мои воины разбивали лагерь, почти не доносился. Кругом была тишина, только изредка слышался легкий всплеск воды в бассейне — это всплывшая на поверхность золотая рыбка ударяла хвостом.
Было прохладно. Когда мы двигались по улицам, раскалившиеся за день на солнце камни еще отдавали тепло. Но здесь в течение дня был полумрак, и летняя жара не достигала дворика.
Я вдруг ощутил блаженство, подумав о том, что едва ли не впервые за последний год оказался в одиночестве. Даже в княжеском тереме, поднявшись к себе на второй этаж, я не чувствовал себя в таком покое. Со двора и с первого этажа слышалось множество голосов, крики, кудахтанье кур и мычание коров. И любой человек мог войти ко мне — таковы были старинные правила. Князю принадлежали все в доме, но и он принадлежал всем — первый среди равных. А понятия частной жизни и права на уединение попросту не существовало.
Здесь же я впервые ощутил себя в полном покое. Прислонившись спиной к каменной стене, я ждал.
Послышались легкие шаги, шорох одежды…