Куллингсьё – одна из примерно 240 официальных «грибных советников» Швеции, обученных помогать в грибной охоте. Такие люди проходят курс микологии в местных университетах и колледжах, и их миссия очень проста: сделать знания о диких съедобных растениях общедоступными и рассказать, как не отравиться, собирая их. Советники не только собирают группы для организованного сбора, но и рассказывают, какие виды съедобны, а каких лучше избегать, как готовить грибы, где и когда их собирать. Я решила позвонить Куллингсьё, когда решила, что сбор грибов как разновидность friluftsliv может увлечь всю мою семью, от пятилетней дочери мужа до моей собственной – подростка Майи. Мы могли опознать лисички и грузди, но дальше этого знакомство с грибами не распространялось, а мне очень хотелось повысить уровень своей квалификации.

В одних только северных странах растет около десяти тысяч разновидностей грибов, из которых примерно сотня считаются деликатесными, а десяток – очень ядовитыми[113]. Все остальные располагаются в середине шкалы, от съедобных, но безвкусных до умеренно ядовитых, которые доставят вам некоторые неприятности, но серьезного вреда не нанесут. Другими словами, сбор грибов требует некоторого умения, по крайней мере, если вы хотите подать их на обед.

По данным 2018 года, почти половина шведов по крайней мере раз в год выбираются за грибами или ягодами, но интересно, что главным их мотивом является не только пополнение кладовой[114]. Самыми частыми ответами на вопрос о цели последнего похода по грибы или ягоды стали «релаксация» и «приближение к природе», и только третьим шел «сбор». Одна женщина написала так: «В сборе ягод хорошо то, что чувствуешь свое место в природе, ощущаешь себя дома. Сколько ягод и грибов ты приносишь, в общем-то не так и важно». Еще один участник опроса сказал так: «Сбор грибов и ягод похож на любое другое занятие, которое делаешь на природе. Сам по себе он ценности не имеет, но важен опыт общения с природой».

Куллингсьё отметила такую же тенденцию у людей, которых она знакомила с основными правилами сбора. «Думаю, многим людям нравится активно искать и находить что-нибудь, а кроме того, это повод выйти на природу и получить удовольствие. Некоторые даже вовсе не любят ни есть, ни собирать грибы, им нравится только на них смотреть. И мне это понятно – грибы очень красивы», – поясняет она.

Да и самой Куллингсьё в детстве совсем не нравились грибы, но вместе с родителями она очень любила их собирать. Как у многих заядлых грибников и ягодников, у семьи были свои секретные места, изобиловавшие и деликатесами вроде лисичек и боровиков, и ядовитыми мухоморами, и смертельно опасными паутинниками. Под руководством родителей Куллингсьё научилась отличать стопроцентно съедобные грибы от таких, которые могут вызвать почечную недостаточность, и постепенно, мало-помалу лес сделался для нее вторым домом. Сегодня Куллингсьё – биолог, она работает в местной администрации, а в свободное время делится своими знаниями о грибах с людьми, которым, как мне, это очень интересно.

Вдруг совершенно неожиданно ее взгляд вспыхнул, и она склонилась над грибом высотой десять сантиметров с ножкой кремового цвета и желтовато-бежевой шляпкой. «Ах, я очень надеялась, что мы ее найдем! – радостно выпалила она и быстро срезала гриб ножом. – Это сыроежка, но они бывают разные. Не знаю точно, какая эта, поэтому сейчас проверим, сладкая она или горьковатая». Я поняла, что Куллингсьё оказалась в своей стихии. Она повертела гриб в руках, внимательно осмотрела, отрезала кусочек от шляпки, чтобы понять, волокнистая она или легко ломается. Потом, подобно сомелье, налившему на пробу бокал винтажного вина Domaine de la Romanée-Conti, она понюхала то место, где шляпка гриба срастается с ножкой, и наконец поднесла его ко рту и откусила чуть-чуть от губчатой шляпки. Недолго подержав мягкие белые кусочки во рту, она отвернулась и выплюнула их. «Сладкий. Значит, съедобный, – произнесла она, положила гриб в корзину и быстро добавила: – Гриб можно определить и на вкус, но, если рядом дети, я никогда так не делаю. Не хватало еще, чтобы они за мной это повторяли».

Не очень ясно, какое применение грибы находили в далекой древности, но этнографы точно установили, что десять-пятнадцать тысяч лет назад люди уже употребляли их в пищу – даже знаменитый тирольский «ледяной человек» Этци, возраст которого 5300 лет, умел их собирать и носил с собой несколько видов грибов[115]. Греки кормили ими воинов, шедших на битву, чтобы придать им силы, римляне называли их «пищей богов», во множестве культур грибы служили лекарством, средством профилактики и лечения[116]. В смысле питательной ценности грибы почти не содержат углеводов и жиров, зато в них много протеина, волокон, витаминов и минералов, а самое главное – множество биоактивных компонентов, очень полезных для здоровья человека. Но грибы в северных странах так любят собирать не за питательную ценность. По грибы ходят, чтобы пообщаться с природой и получить от этого успокоение и расслабление.

Это занятие требует определенных умений, поэтому может служить типичным поводом для социализации: с семьей, друзьями или инструктором-профессионалом, таким как Куллингсьё. Лично я начала собирать грибы довольно поздно, уже став взрослой и случайно оказавшись в компании своей подруги Линды. Как-то осенью мы вышли погулять и нежданно-негаданно отвлеклись от своего маршрута. «Подожди секундочку», – сказала она и скрылась среди елей. Вернулась подруга с пригоршней чего-то сырого, желто-коричневого. «Лисички!» – объявила она, радуясь, что теперь есть чем пообедать. Она набрала столько, сколько смогла унести, и сказала, что обязательно вернется еще.

Пока я росла, я совсем не любила грибы и могла отличить разве что всем известный красно-белый мухомор. Но в тот день случайное открытие Линды вдохновило меня, и, когда я узнала, в каком месте ближайшего леса можно найти лисички, я сказала детям, что мы идем за сокровищами, и мы отправились на импровизированную грибную охоту. Все прошло прекрасно, и мы стали часто возвращаться на это место.

Лисички оказались первым видом, который я научилась узнавать, но со временем я пополнила список знакомых мне грибов. И чем больше я узнавала, тем больше усиливалась жажда знаний – о видах грибов и их роли в экосистеме, как, например, о том, что их микроскопический мицелий создает обширные подземные сети, которые, связываясь с корнями деревьев, снабжают их водой и питательными веществами. «Лесной социальной сетью» назвал мицелий немецкий лесник Петер Вольлебен, потому что он, помимо прочего, позволяет делиться информацией, например, о том, каким молодым деревьям нужно получить питание и сахар от более старых. В свою очередь, при помощи сети грибы поддерживают стабильный уровень содержания углерода. Но гриб не оказывает бесплатных услуг; он сохраняет около 30 % сахара, производимого связанными им деревьями при помощи фотосинтеза, и этот своеобразный налог позволяет грибу расти[117].

«Грибы многое могут поведать о среде, в которой растут, – рассказывала Куллингсьё, пока мы уходили все дальше в лес, разглядывая землю под ногами. – Ну, вот хотя бы грибные наросты на деревьях. По ним сразу становится понятно, что в этом лесу большое биологическое разнообразие, которое можно и нужно брать под защиту. Это то, что мы называем сигнальным видом».

Мне стало даже чуть совестно, что много лет я просто проходила мимо этих незаметных усердных тружеников природы и понятия не имела об их значении для охраны здоровья деревьев. А если уж меня, почти каждый день бывавшую в лесу, это совсем не интересовало, что же тогда другие? Прогулки с Куллингсьё можно было сравнить с ультрафиолетом, с помощью которого проявляют запись, сделанную невидимыми чернилами, потому что она показывала мне грузди, смертельно опасные паутинники, скользкие маслята, во множестве рассыпанные по ярко-зеленому мху вокруг нас, и я смогла наконец разглядеть то, что скрывалось от неопытного взгляда. Это одновременно и захватывало, и смущало. Мне захотелось узнать все об этих грибах, называть их, рассказывать о них своим детям, собирать и – ну кроме паутинника и ему подобных – приносить к себе на кухню.

Да, не нужно быть заядлым натуралистом или опытным знатоком грибов, как Куллингсьё, чтобы получать удовольствие от пребывания на открытом воздухе и получать от этого пользу для тела и души. Прогулка по лесу увеличит содержание кислорода в крови, улучшит настроение, принесет еще массу полезного, и не важно, сумеете ли вы разглядеть в чаще дикий шампиньон или нет. Разница в том, что основные знания о диких съедобных растениях помогают нам подключать еще одно чувство – вкус, – а оно, в свою очередь, углубляет наши взаимоотношения с природой. Оно может помочь познакомить с природой детей, показать им, как Земля питала наших предков – охотников и собирателей – в те времена, когда за едой еще не ходили в супермаркет. Да и не только детей. Старшее поколение иногда поддразнивает тех ребятишек, которые думают, что какао дают коричневые коровы, но многие ли нынешние взрослые в состоянии найти съедобные растения в ближайшем уголке дикой природы? Да хотя бы перечислить названия самых распространенных растений и животных, которых мы видим вокруг себя каждый день? Конечно, переселение в большие города дало нам многое, но совершенно точно не обогатило наш словарь природы.

Писатель Роберт Макфарлан привлек внимание к этой проблеме в своей книге 2017 года под названием «Потерянные слова. Книга заклинаний» (The Lost Words: A Spell Book). Она стала международным бестселлером, и это доказывает, что автор пишет о важных для многих вещах. Книга появилась как раз в тот момент, когда известные всем слова из области природы – «желудь», «папоротник», «колокольчик» и им подобные – были изъяты из популярного школьного толкового словаря как редко употребляемые. Зато в нем появились «виртуальные», «неживые» понятия вроде «блог», «широкополосный», «голосовая почта». Книга сразу же начала жить своей жизнью, став символом нашей оторванности от мира природы и горячего желания снова открыть ее для себя.

Макфарлан пишет: «Под угрозой исчезновения находятся около половины всех видов. И имена, хорошие имена, которые часто используются, могут помочь нам увидеть их и позаботиться. Нам трудно любить то, что мы не можем назвать. А то, что мы не любим, мы и не будем спасать»[118].

Другими словами, если никто не заметит сигнала какого-нибудь гриба, будет ли все так же защищен лес?