Существуют дополнительные отличия между философскими школами конфуцианцев и легистов. Конфуций воспитывался в весьма стесненных условиях жизни. Мэн-цзы считается отпрыском благородной семьи, но даже в этом не все до конца ясно; ведь если такой факт на самом деле подтвердился, тогда к его времени данная семья находилась в упадке. Зато два самых влиятельных философа школы легистов относились к семьям, в их время фактически правившим царствами Вэй и Хань соответственно. Тогда представляется вполне естественным, что они выступали по данному делу в пользу правителей, а не народа.

Тогда как почти все критики соглашаются в том, что точка зрения легистов фактически совпадает с точкой зрения их правителя, нам не следует предполагать, будто они пропагандировали свою политику в соответствии с системой деспотии. Наоборот, они пытаются убедить нас в том, что легисты и только они по-настоящему пекутся об интересах простого народа. И на самом деле, говорят они, легисты поддерживают суровое правительство; но правительство должно быть суровым ради блага самого народа точно так же, как солдатам приходится гибнуть ради общего блага, или пораженную гангреной плоть приходится терзать ради излечения недуга. Правитель наказывает представителей народа, утверждают легисты, исключительно ради собственного блага того же народа в целом.

Невзирая на то что легисты откровенно критиковали и презирали конфуцианство, у этих двух философских школ тем не менее к некоторым проблемам наблюдаются общие подходы. Конфуций сожалел о хаотической дезорганизации времен ничуть не меньше легистов и поддерживал централизацию власти, хотя при этом осуждал метод легистов по ее установлению. Хотя легисты подвергали Конфуция нападкам, они испытывали достаточное уважение к его репутации, чтобы притвориться в некоторых своих трудах, будто он обратился в легисты, и даже дошли до того, что вложили в его уста высказывания в пользу легизма. Более того, воззрения легистов позже пропитали конфуцианство в значительной степени, и теперь мы находим изложение воззрений легистов в произведениях классического конфуцианства. Даже «Лунь Юй» содержит многочисленные высказывания легистов, приписанные Конфуцию и вставленные в святая святых конфуцианской классики.

Сюнь-цзы перекидывает своего рода мост между конфуцианством и легизмом. Притом что он отвергал представления легистов как таковые, его догмат о злой сути человеческого естества и собственный авторитаризм совпадали с логикой легизма. Два его самых знаменитых воспитанника принадлежали к школе легистов; один из них числится величайшим легистом из всех существовавших когда-либо.

Мо-цзы ненавидел войну, тогда как легисты видели в ней славное дело. Впрочем, его теория «отождествления с сюзереном», в соответствии с которой все, «что сюзерен считает правильным, его вассалы должны считать правильным; что сюзерен считает ошибочным, его вассалы должны считать ошибочным», выглядит прозрачным намеком на деспотизм. Мо-цзы к тому же пропагандировал систему поощрения народа за то, чтобы он «сообщал о добре и зле», совершенном остальными их соплеменниками, своему старшему по положению. Обратите внимание на то, что такая система очень напоминает систему доносительства, позже внедренную в царстве Цинь.

Сходство легизма откровеннее всего, однако, просматривается именно с даосизмом. На первый взгляд это выглядит наиболее удивительным, так как основное предназначение даосизма, позволю себе вам, любезный читатель, напомнить, заключалось в утверждении самости индивидуума. Кроме того, даосы яростно осуждали войну и деспотическое правительство. Как же в таком случае могли даосы связать себя с философией, приверженцы которой видели в войне естественный удел человека и выступали апологетами абсолютного тоталитарного деспотизма?

Это непостижимо до тех пор, пока не вспомнишь о двух аспектах даосизма, с трудом уживающихся один с другим. В сущности второго аспекта находим даосского мудреца, берущегося управлять миром посредством присвоения самых широких полномочий, предусмотренных самим Дао. Нам известно, что он «освобождает народ от мыслей и наполняет их животы, ослабляет их желания и укрепляет дух». Привлекательность таких идей легистов всем очевидна. Они использовали даосизм в качестве своего рода метафизического фона для их собственной системы, а также запросто подавляли или исправляли все, что противоречило их намерениям.

Легизм представляет собой философию, с которой трудно иметь дело. Во-первых, название «легизм» (близкий перевод китайского слова фацзя) не до конца передает смысл данной философии. Легисты на самом деле ставили во главу угла право, но только как средство, причем не единственное, для достижения своих целей. Более того, легисты отнюдь не были «законниками» в том смысле, что беспрекословно следовали букве закона и его толкованию специалистами. Фэн Юлань весьма справедливо указывает на то, что «связывать теорию школы легистов с юриспруденцией представляется большим заблуждением».

В силу таких причин кое-кто из ученых дошел до того, что начал говорить об этих философах как о реалистах. Тем самым они подразумевали то, что легисты не терпят сантиментов, «изворотливы» и поэтому поступают как реалисты. Но у такого названия тоже существовали изъяны. Легисты согласились бы с тем, что они реалисты, но совсем не факт, что нам тоже следует с ними согласиться. Они совершенно определенно видели некоторую часть действительности, но видели ли они всю ее целиком? У нас, как станет видно дальше, появятся все основания сомневаться в таком выводе.

Наиболее точное название, которого они на самом деле заслуживают, нам представляется, – «сторонники жесткой руки» или, еще лучше, «проповедники деспотизма», так как своим учением они утверждали, что человека следовало принуждать к жизни, работе, мыслительной деятельности, а по требованию правителя – отдать свою жизнь. И все это в интересах государства, причем без учета его индивидуальных желаний или благополучия. Но поскольку словосочетание «проповедник деспотизма» звучит длинно и неуклюже, мы будем экономить языковые средства и продолжим использовать ставшее привычным название «легисты».

Но говорить о существовании (хотя это делается сплошь и рядом) некоей «школы легистов» не совсем правильно. Ее теория, где упор на власть делается с невиданной до сих пор силой, считается единственной среди основных философских течений, у которой отсутствует признанный основатель. Обратите внимание на то, что учителем величайшего легиста по имени Хань Фэй числится не легист, а конфуцианец Сюнь-цзы. Просто разные авторы в своих многочисленных трудах по-разному и в неодинаковой степени раскрыли род воззрений, которые мы объединяем под понятием «легизм». Известная путаница возникает оттого, что некоторых философов и авторов книг кое-кто из ученых относит к легистам, а кто-то нет. Кроме того, некоторые книги, названные легистскими, представляются чрезвычайно сложными, содержащими некоторые разделы, никак не связанные с легизмом вообще.

Обратите внимание на то, что большинство мужчин, числящихся легистами, служили чиновниками, обладавшими фактической административной властью. Стоит напомнить, что Конфуций или Мэн-цзы числились на государственной службе, однако в круг их обязанностей входило всего лишь предоставление услуг в качестве «консультантов». Сюнь-цзы единственный среди ведущих конфуцианцев служил настоящим управленцем, и в каком-то смысле он допустил отклонение в сторону легизма.

Вероятно, самым первым человеком, заслужившим звание легиста, следует назвать Гуань Чжуна, в VII веке до н. э. прославившегося на посту главного министра царства Ци. Однако его не всегда причисляли к легистам, да и корректность такого ярлыка вызывает сомнения; притом что у нас отсутствует большая доля информации о его воззрениях, те, что нам известны, выглядят скорее близкими конфуцианским идеям. Его называют автором книги, известной как «Гуань-цзы», на самом деле представляющей собой сборник очерков более поздних философов. Кое-кого из них по тону изложения можно отнести к легистам, кого-то – нельзя.

Шэнь Бухай, который умер в 337 году до н. э., на протяжении 15 лет служил канцлером при дворе династии Хань; все это время, как говорят, вверенное его заботам царство находилось под толковым управлением и располагало сильными армиями. Книга, названная его именем, пользовалась значительным авторитетом во времена династии Хань, но теперь она считается утраченной. Особый упор он делал на совершенствовании административных методов для правительства (по-китайски они называются игу).

Шэнь Дао жил в то же время, что и Мэн-цзы, то есть около 300 года до н. э. Он родился в царстве Чжао, но служил при дворе в царстве Ци; однако есть сомнения в том, что он на самом деле служил на административной должности. Его можно отнести к даосам, а также к легистам, и он делал акцент на таком понятии, как ши, то есть власти и положении в обществе, которое нам предстоит рассмотреть подробнее чуть позже. Приписываемый ему литературный труд считается подделкой.

Список имен легистов и признанных легистов можно значительно расширить, только вот особого смысла в этом не просматривается. Самым заслуженным и при всех его противоречиях самым интересным из первых легистов можно назвать Шан Яна (известного еще под именем Вэй Яна или Гунсунь Яна), скончавшегося в 338 году до н. э. У него существовали тесные связи с правящим домом другого государства, но служил он чиновником при главном министре царства Вэй. Говорили, что этот главный министр, узнав о своей смертельной болезни, попросил своего правителя назначить Шан Яна его преемником. Если этого не сделать, предупредил смертельно больной сановник, Шан Яна придется казнить, так как он мог превратиться в опасного врага, если вдруг перейдет на службу в другое государство. Но, если верить легенде, правитель царства Вэй не сделал ни того ни другого, к не заставившему себя долго ждать своему глубочайшему сожалению.

Вскоре после этого до Шан Яна дошли слухи о том, что ван западного региона Цинь ищет толковых мужчин, способных помочь ему усилить свое государство и укрепить его военную мощь. Шан Ян отправился в Цинь, быстро заслужил расположение вана и получил должность при его дворе. Он предложил радикальные реформы, против которых выступили остальные мандарины, но все-таки получил одобрение со стороны правителя. Авторы трактата «Ши цзи», написанного при династии Хань, сообщают нам следующее:

«Своим декретом он постановил организовать народ по группам семей, несущим обоюдную ответственность за правомерное поведение друг друга и разделяющим наказания за проступки друг друга. Того, кто не осудил преступника, следует разделить пополам по линии талии; тому, кто осудил преступника, причитается вознаграждение, как за лишение головы вражеского солдата; тому, кто предоставил кров преступнику, полагается наказание, как за переход на сторону врага. Семью, включающую двух взрослых мужчин, следует разделить на две части или обложить ее двойными поборами. Военное мастерство правителю следует поощрять присвоением дворянского звания в соответствии с табелью о рангах. Те, кто подрался из личной неприязни, достоин наказания в соответствии с тяжестью нанесенных ими друг другу обид. Всех от мала до велика следует принуждать к производительному труду по основным профессиям хлеборобов и ткачей; тех, кто собрал большое количество зерна или изготовил шелка, следует освобождать от принудительного труда (барщины). Тех, кто искал выгоду в отхожем промысле [торговле и ремеслах], а также тунеядцев и нищих следует обращать в рабов. Членов правящей семьи не следует причислять к данной категории подданных, если они продемонстрировали воинскую доблесть.

Данным декретом определялись различия между благородными и подлыми сословиями, а также между разрядами в иерархии табели о рангах. В нем к тому же указано, какие земли, слуги со служанками и одежда положены различным семьям в соответствии с их местом в данной табели. Людей заслуженных следует высоко почитать, а тех, кто не отличился большими заслугами, даже притом что они могут считаться людьми весьма состоятельными, нельзя отмечать незаслуженными знаками отличия.

Когда этот декрет был уже готов, Шан Ян не торопился с его обнародованием, так как боялся, что народу он придется не по душе. Поэтому он заготовил столб длиной девять метров, который установили у южных ворот столицы. Собрав народ, он пообещал 10 мер золота тому, кто сможет его переместить к северным воротам. Народ подивился его предложению, но никто не взялся за такое дело. Тогда Шан Ян сказал: «Я дам 50 мер золота тому, кто сможет переместить его туда». Один мужчина переставил столб, куда ему было сказано, и Шан Ян немедленно выдал ему 50 мер золота, чтобы продемонстрировать свою честность в исполнении обещаний».