Без определённого уровня нравственной культуры свобода обречена на забвение в любом обществе. Как справедливо утверждал французский политический мыслитель, правовед и государственный деятель, автор знаменитой книги «Демократия в Америке» Алексис де Токвиль (1805–1859), «царства свободы нельзя достичь без господства нравственности». Вот почему на протяжении всего повествования упорно проводится мысль: свобода войдёт в сердца нашего народа только вслед за нравственностью, духовностью, доброжелательностью, благородством и никоим образом в ином случае. При подобном подходе свобода предстает перед нами как необходимое условие духовного, нравственного и правового развития народа. Поэтому свобода — удел лишь той державы, которая стремится к благоустройству жизни всех своих граждан, вне зависимости от их расы, этнического происхождения, религиозной принадлежности, языка общения и прочих подобного рода признаков. Народ, лишенный такой правовой культуры, оказывается во власти анархии, хаоса, произвола, смуты, гражданской войны, но отнюдь не свободы.
Свобода — это способность посредством государства обеспечить такой правовой порядок, который гарантирует людям безопасность от смуты, от разрушительной анархии, от бесчинства агрессивной толпы. Знаменитый французский историк и государственный деятель Франсуа Гизо (1787–1874), подводя итоги своей политической карьеры, писал: «Я поочередно защищал свободу от абсолютной власти и порядок от революционного духа — два великих дела, в сущности составляющих одно, ибо вследствие разделения их каждое из них гибнет одно за другим». В таком амплуа свобода выступает как некая пограничная зона между абсолютным произволом толпы и беспредельным абсолютизмом одного лица. Свободный разгул толпы в действительности ничуть не лучше безмятежно разгуливающего по останкам свободы авторитарного правителя. И в подобном историческом ракурсе безумная толпа — такая же угроза свободе, как и любой умный деспот. Неспособность провести тонкую грань между первым и вторым — подлинная беда подданных бывшей советской империи. Как мы видим, свобода, также как и достоинство, далеко не столь простое явление, чтобы его можно было отразить в какой-нибудь одной статье основного закона страны.
Те народы, которым посчастливилось первыми испытать на себе все тяготы борьбы за достоинство и свободу человека, первые же и вкусили сладость сих благ. Они по праву истории стали законодателями и лидерами в области политического и экономического развития. А открытые ими истины стали прописными для многих конституций мира, особенно последнего поколения. В качестве примера швейцарцы могут с гордостью привести следующие строки: «Свободен лишь тот, кто использует свою свободу, и что сила народа измеряется благом слабых» (из Преамбулы Союзной конституции Швейцарской Конфедерации от 18 апреля 1999 г.). К слову сказать, Швейцария не случайно именуется старинной гаванью гонимых ревнителей свободы. В своё время эта страна служила местом сбора уцелевших остатков всех неудавшихся европейских революций. Её кантоны гордились своим старинным святым правом убежища для политических изгнанников и религиозных изгоев. Эта страна, где издревле уважали свободу и достоинство человека, и поныне является образцом этнического, религиозного и языкового плюрализма и терпимости.
Как уже упоминалось выше, свобода не существует в отрыве от своего политического бытия. Смысл политики в свободе, а свобода реализуется, прежде всего, посредством многообразных политических действий, направленных на созидание человеком комфортного для него общественного бытия. Посему политическая свобода развертывается перед человеком как зона его безопасного обитания, психологическое поле и духовный ареал для творческого самовыражения и дальнейшего развития.
Свобода — это политическая атмосфера, в которой человек может без ущерба для своего психического здоровья жить и самоутверждаться как полноценная личность. Свобода — подлинный мотив любого демократического процесса. Без потребностей людей в свободе не было бы и политики в современном смысле этого слова. С другой стороны, именно в политике находит своё разрешение извечное противоречие между свободой власти и свободой индивида. Право — это, по сути, перманентный поиск баланса между первым и вторым. Перекос в сторону первого дает авторитаризм, второго — охлократию. Авторитаризм, как известно, может быть просвещённым, а охлократия — извращённой. Выбор в любом случае — за народом. Закономерности и диапазон того или иного исхода — удел политики. Демократия нуждается в просвещённом демосе, охлократия — в толпе, воинствующем охлосе, роковыми примерами чего стали российский большевизм, итальянский фашизм, немецкий нацизм. Демократия при этом состоит вовсе не в том, чтобы все вопросы решать большинством голосов, а в том, чтобы уважать и защищать права тех, кто остался в меньшинстве, даже если это всего один человек и даже если этот человек — несмышленый ребёнок.
Свободы добиваются лишь те люди и народы, которые умеют за неё сражаться, а затем отстаивать и беречь как зеницу ока. Любое правительство, как правило, выступает против свободы своих граждан. Политическая история человечества свидетельствует: свобода никогда не исходила от государства; она всегда итог победы граждан в борьбе за ограничение полномочий правительства посягать на их права и привилегии. Как заметил по этому поводу 3-й президент США Томас Джефферсон (1743–1826), «и какая страна может сохранить свои свободы, если ее правители не получают время от времени предупреждения о том, что её народ хранит свой дух сопротивления?… Дерево свободы необходимо поливать время от времени кровью тиранов и патриотов. Это его естественное удобрение». Политическая борьба — необходимая предпосылка и основная гарантия достижения, сохранения и защиты свободы. Однако в зависимости от применяемых средств политическая борьба приводит к различным результатам.
Как известно, сражаться с несправедливостью можно по-разному: по-большевистски — убивая, громя и грабя, а можно — цивилизованно, принимая фундаментальные конституционные акты, убеждая население поддержать их на референдуме. Только в результате бессилия конституционных мер возникает естественное право на вооружённое сопротивление тирании. В нашем понимании политическая борьба — это не этнические погромы и убийства, грабежи и разбойничьи набеги, разрушение храмов и изнасилования. Нет, политическая борьба — это, прежде всего, борьба за достоинство, свободу и права человека, за конституцию, за высокую правовую культуру в стране.
Вспомним, например, как принималась Конституция США. Известно, что с целью добиться поддержки со стороны населения крупнейшего штата страны — штата Нью-Йорк — три видных американских государственных деятеля — Джеймс Медисон (1751–1836), Александр Гамильтон (1755–1804) и Джон Джей (1745–1829), объединив свои усилия под общим псевдонимом «Публий», с октября 1787 по май 1788 года опубликовали в нью-йоркских газетах цикл из 85 статей, посвященных основным положениям грядущего основного закона федеративного государства. В них авторы привели философское обоснование новой конституции, её основных норм и принципов. Эти статьи вошли в историю под обобщенным названием «Федералист», либо, как их ещё называют в литературе, «Федералистские бумаги», или «Федералистские письма». Приведённое — классический пример уважительного отношения политиков к мнению своих граждан, которое в итоге становится надежной основой суверенитета народа и независимости соответствующей державы. Свобода в западном смысле этого слова стала мощнейшим инструментом развития США.
Подобный исторический опыт позволил 40-му президенту США Рональду Рейгану утверждать: «Америка добилась ведущей роли в мире по причинам нашей мощи, а также благодаря тем ценностям, которые характерны для нашего общества: это свободные выборы, свободная пресса, свобода вероисповедания, свободные профсоюзы и, что превыше всего, свобода личности и отказ от государственного произвола. Эти ценности — фундамент нашего могущества». По большому счёту, свобода — это великое искусство жить в одном доме, работать в одном коллективе, сосуществовать в одном государстве, осознавая полную и безусловную защищенность своего достоинства и достоинства всех своих соотечественников. В соответствии с этой концепцией, свобода предполагает всестороннее развитие личности и максимальную реализацию ее возможностей, обеспечивая при этом полную гарантию невмешательства других людей и государства в пространство их приватной жизни.
Идеи свободы, для того чтобы стать реальностью, должны проникать в плоть и кровь ребенка с молоком матери, утверждаться в действиях и поступках отрока, выступать основой созидательной деятельности зрелого мужа. Только тогда свобода конституируется в качестве принципа организации гражданского общества, рынка и государства. Только при таком подходе свобода становится сквозным и определяющим принципом чувств, мышления и поведения, т. е. образом жизни народа. Ибо, как отмечал Жан-Жак Руссо, «свобода не заключается ни в какой форме правления: она находится в сердце каждого свободного человека». А для последнего нужна сущая малость: всегда оставаться человеком (а не только представителем того или иного этноса), любить свободу (и не только для себя и своего этноса) и иметь сердце (способное радостно забиться не только при виде денег).
Свободу не следует при этом сводить к банальной свободе выбора. В некоторых странах последнее очень часто принимает форму вопроса: когда, кого, кому и за какую цену предать? Свобода выбора может обретать и иные низменные формы: раб тоже мечтает о выборе и не только… нового хозяина. Как писал Фазиль Абдулович Искандер (1929–2016): «О чем мечтаешь, раб?. А ведь свобода как раз и заключается в том, чтобы не было предательств (ни явных, ни мнимых), ни господ, ни рабов (ни явных, ни тайных), чтобы все люди зависели только от законов, которые они принимают во имя блага всех своих соотечественников. Все равны в своём достоинстве, свободе и правах перед законом и судом.
Хочу заняться дельцем: Хозяина убить и стать рабовладельцем»
Особая тема — свобода творчества. Таланты как двигатели прогресса рождаются в любом обществе, но по-настоящему расцветают только в атмосфере свободы, поскольку только в таком обществе они могут претендовать на истинное признание и воплощение в жизнь своих трудов. Английский политический деятель Джон Мильтон (1608–1674) утверждал: «Свобода — вот кормилица всех великих талантов». Общество деградирует, если не получает творческих импульсов от отдельных индивидов, индивидуальность гибнет без полноценной поддержки общества. И в этом отношении свобода всех — залог свободы и благополучия каждого, в том числе и гения. Ибо каждый учёный, инженер, писатель, художник и любой иной творец наиболее полноценно может созидать только в атмосфере уважения к своей личности и творческой индивидуальности.
Уровень благоденствия нации в конечном итоге зависит от уровня благополучия наиболее порядочных, духовно богатых и одаренных талантами её представителей. В умении бережно относиться к творческой индивидуальности, как ни в чём ином проявляется уровень развития нации. Способность беречь интеллект своего народа — залог его места в истории. Отсутствие этой способности нередко предопределяет дальнейшую и, как правило, трагическую судьбу недальновидного сообщества людей. Те же из них, которые под лозунгами интересов народа, государственной безопасности, революционной целесообразности преследовали, травили, изгоняли и в конце концов извели свою мыслящую интеллигенцию, элиту духа, — обрекли себя впоследствии на политическое рабство, духовную нищету и в итоге на жалкое прозябание на обочине истории. Французскому мыслителю Пьеру Прудону (1809–1865) принадлежит пророческое замечание: «Народ, который думает, что может защитить свою свободу, лишь систематически изгоняя самых даровитых граждан своих, наилучшим образом служивших ему, тем самым доказывает, что он не достоин свободы». Особенно прискорбно, когда даровитые граждане изгоняются из страны, в которой каждый культурный человек буквально на вес золота.
Приведённое никогда не понимали правители большевистской державы, которые неизменно рассматривали таланты, интеллигентность и неординарность личности как скрытую угрозу своему режиму. Потому изгнание носителей этих качеств из страны отождествлялось с защитой «национальных» интересов. Примером такого остракизма (изгнания граждан государством по политическим мотивам) является история принудительной депортации из большевистской России в 1922 г. более 200-сот наиболее видных философов, писателей, историков, правоведов и других представителей российской интеллигенции. Предпосылкой для этой беспрецедентной в истории человечества акции стало письмо главы правительства большевистской державы В.И. Ленина главе советской охранки — Государственному политическому управлению при НКВД РСФСР (ГПУ) — Ф.Э. Дзержинскому от 19 мая 1922 г.: «Тов. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим… Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу». С этого момента большевистская империи, по сути, уже была обречена на историческую гибель. Ибо нет будущего у государства, которое начинает свой путь в истории с систематического «излавливания» и «высылки» наиболее умных и образованных, талантливых и порядочных представителей народа.
Пароходы OberbЭrgermeister Haken /«Обербургомистр Бакен»/ (29–30 сентября) и Preussen /«Пруссия» / (16–17 ноября) рейсом из Петрограда в Штеттин (Германия), на которых цвет нации принудительно покидал свою многострадальную родину, вошли в историю под обобщенным названием «философского парохода». Хотя в целом процесс изгнания продолжался на пароходах из Одессы и Севастополя, а поездами из Москвы в Латвию и Германию. Среди изгнанных наиболее видное место в российском обществе занимали: ректоры Московского и Петербургского университетов М.М. Новиков и Л. П. Карсавин; философы — Н. О. Лосский, П.А. Сорокин, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, Ф. А. Степун, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, С.Л. Франк; историки и архивисты — С. П. Мельгунов, В. А. Мякотин, А. А. Кизеветтер, И. И. Лапшин Н.А.Рожков, А.Ф.Изюмов, П.А.Сороков, Н.М.Коробков; литераторы и публицисты — Ю. И. Айхенвальд, А. С. Изгоев-Ланде, М. А. Осоргин, А. В. Пешехонов. По некоторым данным среди изгнанных оказалось 45 врачей, 41 профессор и педагог, 30 экономистов, агрономов и кооператоров, 22 литератора, 16 юристов, 12 инженеров, 9 политических деятелей, 2 религиозных деятеля, 34 студентов. По сути, эта варварская акция положила начало интеллектуальному и нравственному геноциду российской интеллигенции в большевистской империи, что со всей очевидностью сказалось на дальнейшем трагическом бытии её несчастного населения.
По поводу сего акта интеллектуального вандализма А.М. Горький печально заметил: «Страна, лишившись своей интеллигенции, двигается вспять». Как оказалось, «вспять» — это очень мягкое выражение, точнее было бы сказать — страна покатилась в пропасть! По данным Лиги Наций, на 1926 г. после революции Россию покинули 1 миллион 600 тысяч человек — практически вся культурная и интеллектуальная элита страны. Тем самым, в полной мере сбылся печальный диагноз российского литературного критика и публициста Николая Александровича Добролюбова (1836–1861), о том, что Россия превратилась в «печальное кладбище человеческой мысли и воли».
Но, как выяснилось несколько позже, указанным представителям российской интеллигенции несказанно повезло, поскольку оставшихся, потирая руки от нетерпения, уже поджидала немилосердная большевистская инквизиция. Часть из тех, кого не успел увезти «философский» пароход подхватил другой — «Печора», который 7 июня 1923 г. доставил на Соловецкие острова первую партию выжившей части интеллигенции Российской империи. С тех пор этот конвейер скорби, не останавливаясь, доставлял на «Адовы острова» цвет российской нации. Жертвами патологической ненависти простого люда к жрецам знаний, культуры и духовности пали «юристы, знавшие основы классического римского права с его презумпцией невиновности. Правоведов загоняли в Соловки, чтобы не мешали работать советским «судам революционной целесообразности». В лагеря попадали историки, знатоки классической истории, которую большевики перекраивали в угоду политической конъюнктуре. За колючую проволоку отправляли филологов — критиков новых советских правил правописания; офицеров, способных участвовать в восстаниях; священнослужителей всех конфессий — носителей идеологий, чуждых большевикам…
В 1937–1938 годах по разнарядке из Москвы были расстреляны 1800 заключенных. Палачи заводили узников в помещение, оглушали их ударом березовой палицы по голове, раздевали и связывали проволокой. Затем людей везли к ямам, выкладывали по пять тел в ряд, убивали выстрелами в голову, а помощники в это время подтаскивали к ямам следующих.
Так были убиты философ и ученый П.А. Флоренский, реставратор А.И. Анисимов, изобретатель Л.В. Курчевский, адвокат А.В. Бобрищев-Пушкин, удмуртский просветитель К.П. Герд, идеолог панисламизма И.А. Фирдекс, цыганский король Г.П. Станеско, сестра милосердия Л.А. Соколова-Миллер, академик С.Л. Рудницкий, «служители культа» Ш.Г. Батманишвили, П.И. Вейгель, Д.Г. Воскресенский, С.И. Эроян, профессора П.П. Казаринов, П.И. Кикобидзе, Х.И. Гарбер, С.Ф. Васильев, Р.Н. Литвинов, исследователь В.М.Чеховский, детский врач Г.А. Тюрк, студент-юрист Г.Д. Марченко. Сотни имен. Ум, честь и совесть России, да и не только России» («Новая газета» — N 10, 21.12.2009 г.).