«Любой член Совета Европы признает принцип верховенства Права и принцип, в силу которого любое лицо, находящееся под его юрисдикцией, должно пользоваться правами человека и основными свободами», — гласит статья 3 Устава Совета Европы. Принцип верховенства Права, как известно, входит в узкий круг наиболее фундаментальных постулатов, которые принято именовать общепризнанными принципами и нормами международного права. Как мы видим, одну из важнейших граней этого принципа международное сообщество усматривает в неоспоримом признании государством, всеми ветвями государственной власти приоритета прав человека. По сути, когда мы говорим «верховенство Права», мы имеем в виду господство, приоритет, доминирование прав человека над всеми иными государственными соображениями и интересами. На практике сие означает, что любой человек, руководствуясь чувством собственного достоинства и отстаивая свои основные права, уполномочен с целью их защиты оказывать давление на своё государство, апеллируя при этом к заступничеству и покровительству соответствующих институтов Совета Европы. Такое заступничество возможно в том числе и тогда, когда действующее законодательство того или иного государства противоречит правам человека.
Другой важнейшей гранью принципа верховенства Права является неоспоримый приоритет международного права прав человека по отношению к внутригосударственному законодательству. В целом же Право, о верховенстве которого с таким пиететом ведётся речь в упомянутом документе, по своему духу совпадает с содержанием главы I Устава ООН «Цели и Принципы». Сие позволяет утверждать, что Право в современном и подлинном смысле этого слова впервые получило официальное свидетельство о своём рождении и дальнейшую путевку в жизнь с легкой руки именно этой всемирной организации.
Уже упоминалось, что на многотрудном пути построения правового государства нас поджидают всякого рода лабиринты правового познания. Необходимо признать, что понятие «права человека» сколь много было выстрадано сердцем, столь же мало было постигнуто умом. Несмотря на то, что эта категория уже не один век на слуху человечества, её уяснение и интерпретация представляют собой значительную сложность даже для высококвалифицированных правоведов. Об этом свидетельствуют не только жаркие дискуссии на международных форумах по правам человека, но и значительное число особых мнений судей, как правило, сопровождающих многие решения Европейского суда по правам человека, а также органов конституционной юстиции различных стран. О подстерегаемых на этом пути сложностях предупреждают, например, авторы капитального семитомного издания «Государственное право Германии»: «Определение основных прав составляет важную часть конституции. Однако, как правило, в её тексте эти права сформулированы кратко, а часто даже абстрактно. Большинство предписаний оперирует общими или бланкетными формулировками, что предъявляет повышенные требования к их интерпретации, которая вряд ли может иметь место без учета общих аспектов этих прав. Вот почему пользование основными правами требует дополнительных теоретических, точнее — систематических усилий». Вот так, ни много ни мало. А что же тогда делать неискушённому гражданину, если профессионалы такого класса испытывают явную растерянность?
Опять же совет весьма прост: добрая воля и труд в познании этих общечеловеческих ценностей. Другого пути мир не изобрёл. Подобное возможно в результате кропотливого, неустанного на протяжении многих поколений целенаправленного правового просвещения государством своих граждан, полноценной деятельности судов присяжных, беззаветной преданности этому делу корифеев адвокатуры, проповедников и профессоров права, учителей и священников как духовных наставников нации. В формирование менталитета народа надо вкладывать душу, силы, время и деньги; иными словами, осуществлять такую политику, которая, к сожалению, всегда была чуждой и бессмысленной для отечественных правителей и политических вождей.
Институт основных прав — один из трёх китов, на которых покоится конституция любого правового государства. В историю Права этот институт вошёл под именем Билля о правах (уже упоминались, например, английский Билль о правах 1689 г., Билль о правах штата Вирджиния 1776 г., Билль о правах США 1791 г. и другие). Как писал один из отцов-основателей США Томас Джефферсон, «билль о правах — это то, на что народу принадлежит право в противовес любой власти на земле, общей или местной; и это право ни одно имеющее верные и справедливые основы государство не должно отрицать».
Нет худа без добра: именно упорное неприятие этого обстоятельства некоторыми державами, особенно СССР и его сателлитами, привело к появлению такого уникального правового достижения, каковым стал Международный билль о правах человека (обобщённое неофициальное наименование трёх фундаментальных актов ООН по правам человека и протоколов к ним: Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г., Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., а также Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах 1966 г. и Второго факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах, направленных на отмену смертной казни 1989 г. Данные акты разработаны на основе Устава ООН, по сути, носят пакетный характер и взаимно дополняют друг друга.).
Ведущие правоведы мира единодушно признали судьбоносное значение Международного билля для всего человечества. Признано, что после вступления в силу упомянутых актов сформировалось правовое состояние, при котором международное право прав человека приобрело неоспоримый приоритет над внутренним законодательством. По отношению к Украине этот принцип имеет особое значение, поскольку наша держава в 1991 г. нуждалась в признании, а её суверенитет требовал легализации со стороны именно международного сообщества. Отсюда можно сделать вывод о безусловном приоритете норм международного права над всем внутренним законодательством нашей страны. Этот вывод опирается также на положение раздела X Декларации о государственном суверенитете Украины от 16 июля 1990 г., которым провозглашается признание Украиной приоритета общепризнанных норм международного права перед нормами внутригосударственного права, к числу коих, несомненно, относится и конституционное право.
Под общепризнанными принципами и нормами международного права в данной работе понимаются принципы и нормы, содержащиеся в международных и межгосударственных договорах, уставах международных организаций, в решениях международных судов, а также в международных обычаях, в отношении которых имеются доказательства наличия всеобщей практики и обязательности их применения международным сообществом.
Думается, что, руководствуясь подобным пониманием Права, и следует толковать соответствующие положения основных законов правовых государств, в том числе и Конституцию Украины. Верховенство права, таким образом, предстает перед нами как приоритет общепризнанных принципов и норм международного права над законодательством любого государства-члена международного сообщества. В этом отношении для нас может представлять значительный интерес мнение некоторых западных правоведов. Так, один из них — австрийский юрист Ганс Кельзен (1881–1973) писал: «Если основанием действительности государственного правопорядка считается некая норма международного права, то это значит, что международный правопорядок понимается как более высокий по отношению к государственному и, следовательно, как наивысший и суверенный правопорядок. Если же государства, т. е. государственные правопорядки, всё же называются «суверенными», то этот «суверенитет» может означать только то, что государственные правопорядки подчиняются одному лишь международному правопорядку или (пользуясь принятой терминологией), что государства представляют собой непосредственные международно-правовые сообщества». Иными словами, национальный снобизм, этнический эгоизм, а также местечковые, хуторянские амбиции не могут возводиться в ранг государственного суверенитета, поскольку таковой может представлять собой полноценное правовое состояние лишь при непременном условии соответствия общепризнанным принципам и нормам международного права, уважения к человеческому достоинству и неукоснительного соблюдения прав человека.
Международный институт прав человека не имеет национальности — он един для всех стран, и его принципы имеют такую же обязательную силу для выживания любого народа и человека, как и законы природы. Поэтому он не нуждается в визе, чтобы перейти границу того или иного государства. Об этом не устают напоминать все самые авторитетные институты международного сообщества. Любое государство интегрируется в мир цивилизованных стран лишь в той степени, в какой на его территории начинают безгранично царить общепризнанные принципы и нормы международного права. Следовательно, они не нуждаются в каких-либо актах имплементации, т. е. предоставлении народу возможности воспользоваться ценностями международного права только при условии, если эти ценности получат одобрение соответствующего парламента в законодательной форме. В противном случае мы столкнулись бы с цензурой общечеловеческих ценностей, которые, будучи выпестованными и отобранными международным сообществом для передачи другим народам, становились бы заложником законодателей, отличающихся, особенно в странах бывшего СССР, крайним невежеством в области философии и культуры достоинства человека.
Международное сообщество в лице его наднациональных институтов пребывает в постоянной готовности выступить не только проповедником, но и поборником общепризнанных стандартов в области прав человека на территории тех стран, в которых национальная юрисдикция оказывается не в силах удерживать соответствующий уровень их защищённости. Если вдруг, напротив, на территории конкретного государства правовая планка защищенности человека окажется выше общепринятого, например, общеевропейского стандарта, то приоритет, несомненно, должен быть за правовым полем более высокого уровня, в данном случае — внутригосударственного. Сказанное позволяет вывести следующее правило: при коллизии между наднациональной (международной) и национальной (государственной) юрисдикциями приоритетом пользуется та, которая в состоянии обеспечить более высокий уровень защищённости человека. Так, в одном из решений Федерального конституционного суда Германии (ФКС) отмечалось: «…Поскольку Европейское сообщество, особенно решения его суда, в принципе могут обеспечить эффективную защиту основных прав от верховной власти Сообщества, по крайней мере, гарантировать сущностное содержание этих прав, ФКС не будет рассматривать вопросы применения права Сообщества и проверять его соответствие основным правам по критериям Основного закона ФРГ».
Современная доктрина основных прав учитывает также соотношение общечеловеческого содержания этих прав с конкретно-историческими условиями их применения. Иными словами, при ретроспективной оценке событий, происшедших в политической истории той или иной страны, необходимо делать поправку на суть эпохи. Вряд ли с позиции современного понимания прав человека можно давать правовую оценку происшедшему в средние века и древние времена. В частности, на это обстоятельство было обращено внимание в одном из выступлений Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса Гали: «… как исторический синтез, права человека находятся по своей сути в постоянном развитии. Под этим я понимаю то, что права человека имеют двойственную природу. Они должны выражать абсолютный, вневременной императив и в то же время отражать момент исторического развития. Права человека имеют абсолютную природу и историческую определенность». Историческая определённость этих правовых ценностей проявляется преимущественно в том, насколько полно и повсеместно они могут быть защищены судами той или иной страны. Не вызывает никакого сомнения огромная дистанция, например, между положением с правами человека в судебной системе Испании времен диктаторского режима Франко и тем, при котором суд этой страны выдал в 1998 г. ордер на арест бывшего военного диктатора Чили Аугусто Пиночета (1915–2006).
Права человека нуждаются в известной однозначности их толкования на любом этапе конституционного развития государства. Однако судебная практика многих государств, в том числе и международных судов, свидетельствует о том, что одна и та же норма Права наполняется различным смыслом в зависимости от фазы правового развития страны. Так, в решении по делу Дефренн против Сабены от 8 апреля 1976 г. Суд Европейских Сообществ (то есть Суд Европейского Союза) указал, что «необходимо тщательно учитывать практические последствия любого судебного решения», однако «не следует при этом вредить объективности права и компрометировать его будущее применение, распространяя действие решений на прошедшее время». Иными словами, по отношению к конкретным жизненным коллизиям действует принцип правовой определённости, исключающий оценку уже ушедших в историю прискорбных событий сквозь призму современного толкования и применения Права. Так, Европейский суд по правам человека по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 г. пояснил: «Европейский Суд по правам человека толкует положение Конвенции с точки зрения условий сегодняшнего дня, однако различия в отношениях к «законным» и «незаконным» детям, например, в вопросах наследственных прав, в течение долгих лет считалось допустимым и нормальным во многих странах — членах Конвенции… С учётом этих обстоятельств принцип правовой определённости, который неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву сообщества, позволит… не прибегать к пересмотру судебных решений или ситуаций, имевших место до принятия настоящего судебного решения».
Такой же подход лег и в основу решения Верховного суда США по делу Браун против совета народного образования города Топек: «При разрешении этой проблемы нельзя вернуться к 1868 году, когда была принята Поправка (речь идёт о XIV поправке к Конституции США — А.М.), или даже к 1896 году, когда было написано решение по делу Плесси против Фергюсона. Мы должны рассматривать общественное образование в свете его развития и места в современной жизни Америки».
Приведенное свидетельствует: судебная практика стала всё более и более учитывать изменение общественного мнения, динамику развития правового сознания народа и готовность правящих элит отражать интересы всего общества, а не только его одной, как правило, привилегированной части. Последнее же во многом предопределяется способом формирования судебного корпуса страны, то есть зависит, от кого, из чьих рук судья получает свою должность. Здесь, как и ранее, автор неукоснительно придерживается концепции, что судья должен получать мандат на осуществление правосудия непосредственно из рук народа как единственного легитимного носителя государственной власти.
Права человека становятся ныне той системой координат, в которой определяется правовое качество, уровень демократии и цивилизованности того или иного государства. С этой целью международное сообщество устами одной из авторитетнейших своих организаций — ОБСЕ (см.: раздел 7) — ввело в правовой лексикон понятие «человеческое измерение». Углубленному осмыслению этого понятия был посвящён ряд специальных встреч европейских стран, которые нашли своё отражение, в частности, в Документе Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ от 29 июня 1990 г. и Документе Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ от 3 октября 1991 г.
Общепризнанная логика прав человека проста: это их реальность и принципиальная осуществимость. Предназначение этих прав — стать источником реальных возможностей для выбора каждым предпочтительного для него варианта поведения, а также способа влияния на ход общественной и государственной жизни. Права человека дают нам возможность уважать друг друга и цивилизованно сосуществовать друг с другом. Иными словами, они являются стандартами поведения, соблюдение которых мы вправе требовать от других. Права, применимые к нам, применимы и к любому другому. Всякое нарушение прав человека является личной драмой, а нередко и трагедией. Оно создает условия для социальных и политических беспорядков, порождает насилие и конфликты между людьми, народами и государствами. Единственным инструментом, призванным предотвратить подобные эксцессы, выступает Право. Как заметил судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо (1870–1938), «конечная цель правового регулирования состоит в достижении благополучия общества. Невозможно в долгосрочной перспективе оправдать существование правовой нормы, не достигающей такой цели». Поэтому, давая определение правам человека, необходимо, прежде всего, учитывать их роль в защите человеческого достоинства, а в конечном счете, и благополучия всего человечества.
Под правами человекав настоящей работе понимаются реальные возможности человека защитить своё достоинство и свободу средствами и способами, которыми наделяет его Право, а также непротиворечащими ему конституциями и законами суверенных государств.
Разумеется, имеются и другие определения прав человека. Но каким бы ни было определение, главное в нём всё же практическая действенность и беспрепятственное осуществление этих бесспорных ценностей в жизни человека. История знает примеры, когда иные тоталитарные режимы, пытаясь в лучшем свете представить фасад своего насквозь прогнившего здания, приводили список самого широкого перечня прав человека, превращая тем самым свою конституцию в ничем не прикрытую «потемкинскую деревню» из области юриспруденции. Подобным культом византийского лицемерия особенно страдала вся политическая жизнь советской империи, самым ярким воплощением чего может служить прославленная в учебниках советского государственного права как наиболее «демократическая» конституция всех времен и народов, так называемая «сталинская» Конституция СССР 1936 г. В анналы всеобщей истории государства и права этот акт, однако, вошел в качестве беспрецедентного примера государственного лицемерия и правового нигилизма, ибо ценность человеческой жизни, свободы и безопасности в подобном обществе были сведены к нулю.
Отдавая себе в этом отчет, народ не воспринимал эту конституцию в качестве основного закона своей жизни, поскольку его подлинной, фактической конституцией был большевизм. Напомним при этом, что под фактической («живой») конституциейв настоящей работе понимается образовавшаяся в процессе политической жизни страны вопреки официально провозглашенному основному закону система неписаных норм, которые на практике реально регулируют отношения между публичной властью и народом, а также между высшими органами государственной власти. Большевизм в СССР стал формой самоутверждения, самовыражения и, как это ни парадоксально звучит, формой самоуничтожения советского народа. Поэтому большевизм следует признать подлинной фактической конституцией, которую подданные советской империи почитали в качестве своей национальной святыни. И это несмотря на то, что эта «святыня» стала основой укоренения политического режима, превратившего великую державу в империю ГУЛАГ. Посему дело не столько в совершенстве формально-юридического определения прав человека и тем более не в максимуме или широте приведённого их перечня, сколько в той реальной культуре достоинства, свободы и человечности, которая царит в той или иной стране, бытует в сердцах, душах, нравах, менталитете того или иного народа. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания В. И. Новодворской, которая в итоге мучительных размышлений пришла к горькому выводу, что её «самое большое разочарование связано с народом. До 93-го я серьезно думала, что народ — жертва системы, что коммунисты его изнасиловалиЈ лишили свободы. Оказалось, что не народ - производное от коммунистов, а коммунисты — производное от народа».