«Попки» попытались присоединиться, когда поняли, что пострелять можно и ночью. Но были очень невежливо посланы Ливеем. Он, дескать, и заплатил, и, вообще, топали бы они отсюда, а не крутили задницами перед Фаном, отвлекая его от очень важного дела. Поскольку «кокон» Ливея продолжал действовать, то девушкам показалось, что их очень вежливо, куртуазно и необидно отшили, намекнув на эксклюзивность частного урока от мастера… урока
Кстати, на сидящую тут же, на поваленном дереве Мару Бейфанг, «фильтр» «кокона» не подействовал – я обратил внимание, как дергалась ее бровь во время грубой отповеди в исполнении Ливея. Наверно, в работе этого «адаптера» ведущую роль играют глаза, как основной поставщик информации для мозга. А Мара видит мир, в основном, ушами и кожей.
Наследник клана Шу в очередной раз доказал, что является чертовой «имбой» и «марти сью» с больших букв. Мешок-мишень он не просто пробил, а разнес в клочья. Простой стрелой. Из моего «Шепота». Через полчаса после начала урока. Через половину обычного, нормального часа, который из шестидесяти минут! Где справедливость, мать вашу?! Где она?!
Выражение моего лица интерпретировали правильно. Покровительственно похлопали по плечу, тихо добавив снисходительное:
– Вот как-то так. Старайся, парень! Старайся!
Вручили мне лук, заявили, что на сегодня достаточно и утопали в одну из палаток, напомнив о завтрашнем уроке. Яркий огонек над полянкой мигнул и быстро угас.
А я чуть растерянно повернулся к Маре. Вот перед кем не надо было ничего скрывать – она и так все прекрасно «видела».
– Шу Ливей – страшный человек… – Задумчиво заметила она, каким-то образом почувствовав мой взгляд.
Задуманное уже не казалось мне легкоосуществимым. Напротив, если я ошибся, то Лю Фан – гарантированный труп.
– Пойдем в палатку, Мара. – Вздохнул я, когда девушка протянула мне руку. – Страшный – не страшный, а большие шкафы всего лишь громче падают…
– Какое интересное, емкое и мудрое выражение, господин Лю. – Девушка прижалась теснее. – Я сыграю вам на лютне – и ваше сердце успокоится.
Оставалось только отблагодарить за такую заботу. В конце концов, я так и не продемонстрировал Маре своих умений в иглоукалывании, а после дня в седле снять боль в одной интересной части тела – наипервейшая задача! К тому же утверждают, что лицезрение этой части тела красивых девушек успокаивает мужское сердце не хуже, чем игра на лютне!
Мара, которой я привел свои умозаключения, подумала и согласилась, признавшись, что с удовольствием поменяет музыкальную паузу на лежание на пузике многострадальной попкой кверху… Заодно робко попросила не заходить дальше обычного иглоукалывания… или хотя бы не переворачивать ее, попку, вниз.
А вот Ри-Линь Шихонг не только не удостаивала меня взглядом, но и старалась держаться от меня и от Мары на максимально возможном расстоянии. И, поскольку она была в «обслуге» каравана, то с легкостью достигала этой цели.
Не то, что бы я искал разговора с ней – мы оба всё прекрасно понимали – но все равно было неприятно и обидно. Еще и этот комплекс неуместной вины – я-то, в отличии от нее, каждую ночь уединяюсь в одной палатке с ослепительно красивой лютнисткой… и мы там не только спим, о чем прекрасно осведомлены все в караване. Страшно представить, что бы чувствовал я, если б ей (чисто по «работе», да-да) нужно было уединяться в палатке с каким-нибудь мужчиной. На моих глазах.
Я бы точно взбесился. А она еще и неплохо держится! Профессионалка, блин…
(Думать о том, что Шихонг немного плевать и на самом деле она – циничная и хитрая спецслужбистка, не испытывающая к «объекту», по которому «работала», никаких чувств – не хотелось категорически).
Это был четвертый вечер. До границы провинции Увзан оставалось один-два дневных перехода. Лагерь давно был разбит, в чанах на кострах готовился походный ужин. Ну, это у нас, простых людей – будет походный ужин, а у высокорожденных – стульчики, раскладные столики, скатерочки, тарелки, чашки-кружки.
А пока ужин готовится – время вечернего урока стрельбы из лука.
Парень, действительно, любит «качаться». Гвоздил мишень стрела за стрелой. Тупо, на протяжении часа, отведенного на занятие. Не разносить мишень вдребезги он тоже научился быстро – за один урок. Теперь учился стрелять не только мощно, но и точно. С этим было хуже, но – черт возьми! – укладывать стрелы в цель размером с ладонь с сорока шагов уже на третьем уроке… что вам еще надо-то, а?!