Глава VII

День для поездки на Бокс-Хилл выдался прекрасный, и все прочие внешние обстоятельства и договоренности обещали им весьма приятное время. Мистер Уэстон руководил сборами, заглядывая то в Хартфилд, то к викарию, и все двинулись в положенный срок. Эмма и Харриет ехали в одном экипаже, мисс Бейтс, ее племянница и Элтоны – в другом, а джентльмены верхом. Миссис Уэстон осталась с мистером Вудхаусом. Оставалось только радостно предвкушать приезд, и семь миль дороги прошли в счастливом ожидании. Прибыв на место, все огляделись с восхищением, однако вскоре стало ясно, что чего-то их событию не хватает. Царили вялость, апатия и разобщенность, их никак не удавалось побороть. Общество разделилось: Элтоны держались вдвоем, мистер Найтли – с мисс Бейтс и Джейн, а Фрэнк Черчилль – с Эммой и Харриет. Сколько мистер Уэстон ни пытался их объединить, все напрасно. Вначале казалось, что разделение произошло случайно, однако за два часа ничего не изменилось. Мистер и миссис Элтон были готовы общаться и любезничать с другими, но желание прочих гостей отделиться, по всей видимости, было настолько сильным, что ни прекрасные виды, ни холодные закуски, ни веселый мистер Уэстон преодолеть его не смогли.

Поначалу Эмме было ужасно скучно. Она никогда еще не видела Фрэнка Черчилля таким молчаливым и отупелым. Говорить с ним было неинтересно: он смотрел вокруг, но ничего не видел, восхищался всем неискренне, слушал Эмму, но не слышал ее. Он был столь скучен, что ничего удивительного, что поскучнела и Харриет. Оба они были невыносимы.

Когда все уселись, стало веселее – причем, на взгляд Эммы, веселее значительно. Фрэнк Черчилль разговорился, оживился и обратил наконец свой взор к ней. Он принялся оказывать ей всевозможные знаки внимания. Казалось, у него нет другой заботы, кроме как развлекать ее и угождать ей, и Эмма, с удовольствием готовая взбодриться и выслушать всю его лесть, тоже повеселела и разговорилась. Она по-дружески его поощряла и принимала ухаживания, совсем как в ранний и самый радостный период их знакомства, разве что теперь для нее все это ничего не значило, хотя в глазах остальных их поведение возможно было описать лишь точным английским словом «флирт». «Мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус только и делали, что флиртовали» – такую фразу наверняка напишут в своих письмах две дамы: одна – в Мейпл-Гроув, другая – в Ирландию. Нельзя сказать, что Эмма беспечно веселилась, потому что была по-настоящему счастлива, – нет, она ожидала большего. Она смеялась, потому что была разочарована, и хотя его внимание – будь то как друга, как поклонника или просто игривого человека – она считала заслуженным, сердце ее оставалось к нему холодно. Эмма по-прежнему хотела, чтобы Фрэнк Черчилль оставался для нее лишь другом.

– Как я вам обязан, – говорил он, – за то, что вы сказали мне сегодня с вами поехать! Если бы не вы, я бы лишился такого удовольствия. А ведь я уж было поехал назад домой.

– Да, вы были ужасно сердиты, и я даже не понимаю почему. Опоздали на лучшую клубнику?.. Вы не заслужили столь доброго друга, как я. Но вы усмирили свой пыл. Вы действительно умоляли, чтобы вам приказали приехать.

– Не говорите, что я был сердит. Я просто устал. Меня одолела жара.

– Сегодня жарче.

– Не для меня. Я себя чувствую прекрасно.

– Это потому что сегодня вы во власти.

– В вашей власти? Согласен.

– Так и знала, что вы так скажете, но я имела в виду, в вашей собственной. Вчера вы по неким причинам позволили себе утратить самообладание, но сегодня вновь держите себя в руках. А поскольку я не могу постоянно быть рядом с вами, то лучше верить тому, что вы все-таки сохраняете над собой вашу собственную власть, а не мою.

– Выходит одно и то же. Для самообладания мне нужна причина. Вы мной повелеваете, молча или вслух. И вы можете всегда быть со мной. Вы всегда со мной.

– Да, с трех часов вчерашнего дня. Раньше мое постоянное влияние начаться не могло – а иначе вы бы так не рассердились по пути.

– Вчерашнего дня! Так вы считаете. Я, кажется, впервые увидел вас в феврале.

– Ваша обходительность удивительна. Но, – продолжала Эмма, понизив голос, – все, кроме нас, молчат. Развлекать семь тихих человек, болтая всякую чушь, – это, пожалуй, слишком.

– А мне стыдиться нечего, – отозвался он с показной наглостью. – Впервые я вас увидел в феврале. Пускай все на Бокс-Хилл об этом знают. Пускай речи мои разнесутся от Миклэма до Доркинга. Впервые я вас увидел в феврале, – и шепотом продолжал: – Наши спутники совсем заскучали. Что бы нам такого выдумать, чтобы их разбудить? Любая глупость подойдет. Сейчас заговорят! Дамы и господа, мисс Вудхаус – которая всегда и везде первенствует – приказала мне передать: она желает знать, о чем вы думаете!

Кто-то засмеялся и отвечал добродушно. Мисс Бейтс пустилась пересказывать все, что было на уме, миссис Элтон нахохлилась при словах, что первенствует мисс Вудхаус, мистер Найтли заговорил яснее всех: