Мисс Бейтс не дала Эмме возможности сказать, что последнее обстоятельство ей было дотоле неизвестно, однако это не имело значения: та, даже не смея предположить, что гостья не захочет узнать все подробности отъезда мистера Фрэнка Черчилля, тут же принялась их излагать.
Конюх пересказал мистеру Элтону то, что знал сам и что поведала ему рэндаллская прислуга: вскоре после того, как они все вернулись с утренней прогулки, из Ричмонда прибыл посыльный – впрочем, ничего неожиданного в этом не было. Мистер Черчилль прислал племяннику записку, в которой давал отчет о вполне сносном состоянии супруги и просил, не откладывая, вернуться следующим же утром. Однако мистер Фрэнк Черчилль твердо решил поехать домой немедленно, а так как его лошадь, кажется, простудилась, Тома скорее послали в «Корону» за фаэтоном. Конюх, выйдя на улицу, видел, как экипаж быстро и ровно направился в Рэндаллс.
Ничего удивительного или любопытного в этом рассказе не было, и внимание Эммы привлек лишь тот предмет, который уже и без того занимал ее мысли. Ее поразила разница положений миссис Черчилль и Джейн Фэрфакс: одна была всем, другая – ничем. Эмма погрузилась в раздумья о женской судьбе, не замечая, на чем остановила свой взгляд, пока мисс Бейтс не пробудила ее словами:
– Да, понимаю, о чем вы думаете – фортепиано. Что с ним теперь станется?.. Да, бедняжка Джейн как раз только что об этом размышляла… «Нам с тобой, – говорила она, – придется расстаться. Делать тебе здесь будет нечего…» А потом говорит мне: «Впрочем, пускай пока остается. Сохраните его у себя, а потом приедет полковник Кэмпбелл, и я с ним обо все договорюсь. Он все устроит, он разрешит мои трудности»… По-моему, она до сих пор не знает, от кого же пришел подарок: от полковника или от его дочери.
Теперь Эмма невольно задумалась о фортепиано. Воспоминания обо всех ее прежних фантазиях и несправедливых домыслах были весьма неприятны, и вскоре она решила, что визит ее уже и так затянулся, так что, повторив все свои добрые и искренние пожелания, откланялась.
Глава IX
По пути домой тревожные раздумья Эммы ничто не прерывало, однако, войдя в гостиную, она обнаружила гостей. Пока ее не было, в Хартфилд пришли мистер Найтли и Харриет, которые сидели теперь с ее отцом. Мистер Найтли тут же встал и необычно мрачным голосом произнес:
– Я не хотел уезжать, не повидав вас, но больше у меня времени нет, я должен немедленно уйти. Я еду в Лондон, проведу несколько дней у Джона и Изабеллы. Вам нужно что-нибудь отправить или передать, помимо всяких никому не интересных учтивостей?
– Нет, спасибо, ничего не нужно. Это, кажется, решение неожиданное?
– Да… отчасти. Я об этом в последнее время подумывал.
Эмма была уверена, что мистер Найтли ее не простил, он был сам не свой. Впрочем, подумала она, время подскажет ему, что им следует снова стать друзьями. Пока он стоял, словно собираясь уйти, но все же не двигаясь с места, ее отец приступил к расспросам.
– Ну, милая, как ты добралась? Как поживают моя почтенная старинная подруга и ее дочь? Уверен, они твоему визиту были очень признательны. Мистер Найтли, как я вам уже говорил, Эмма ходила навестить миссис и мисс Бейтс. Она всегда к ним столь внимательна!
Эмма густо покраснела от этой незаслуженной похвалы. Улыбнувшись и покачав головой, что и без лишних слов говорило о многом, она посмотрела на мистера Найтли. Он, казалось, мгновенно смягчился, словно прочтя в ее глазах всю правду, словно увидев и оценив все ее добрые помыслы. В его взгляде читалось уважение. У Эммы потеплело на душе, и еще большую радость доставил последовавший за тем небольшой и непривычный для мистера Найтли жест. Он взял ее за руку – а может, она первая ее подала, первая предложила, Эмма и не знала, – но он все же взял ее за руку, пожал ее и, кажется, собирался поднести к губам, как вдруг, из какой-то прихоти, отпустил. Почему он вдруг отступил, почему в последний миг передумал, понять было трудно. Эмма подумала, что лучше бы он не останавливался. В самом намерении, однако, сомневаться не приходилось, и то ли потому, что ему вообще несвойственна была подобного рода учтивость, то ли по какой-то другой причине, но жест его очень красил. Он был полон простоты и в то же время достоинства, и Эмма испытала великое удовольствие. То было свидетельство их полного согласия… Сразу после этого мистер Найтли ушел, словно в мгновение ока. Он всегда двигался решительно и медлить не любил, но в этот раз, казалось, скрылся даже стремительнее обычного.
Эмма нисколько не жалела, что сходила навестить мисс Бейтс, однако жалела, что не ушла от нее минут на десять пораньше – так она имела бы удовольствие обсудить с мистером Найтли положение Джейн Фэрфакс. Сокрушаться о том, что он уезжает, она тоже не собиралась, ведь знала, сколько радости принесет его визит на Бранзуик-сквер. И все же время для поездки оказалось не лучшее, да и узнать о таких планах заранее было бы приятнее. Так или иначе, расстались они добрыми друзьями, обмануться она не могла: и выражение его лица, и этот учтивый полужест – все, без сомнения, говорило о том, что она полностью прощена. Эмме рассказали, что он пробыл у них полчаса. Как жаль, что она не вернулась пораньше!
В надежде отвлечь отца от скорбных мыслей об отъезде мистера Найтли в Лондон, да еще и отъезде столь внезапном, да к тому же – какой ужас! – верхом, Эмма передала ему вести о Джейн Фэрфакс. Уловка сработала прекрасно: он проявил участие, но не расстроился. Мистер Вудхаус уже давно свыкся с мыслью, что Джейн Фэрфакс суждено поступить в гувернантки, и мог говорить об этом спокойно, а вот отъезд мистера Найтли в Лондон стал неожиданным ударом.
– Я рад, голубушка, очень рад слышать, что ее так хорошо устроили. Миссис Элтон – особа весьма благонравная и любезная, уверен, знакомые у нее ей под стать. Надеюсь, в доме сухо, и мисс Фэрфакс будут беречь. Ее здоровье должно стать их первейшей заботой, как для меня всегда было здоровье бедняжки мисс Тейлор. Она ведь для них будет словно наша мисс Тейлор для нас. Только надеюсь, что в одном отношении ее жизнь устроится лучше: ей не придется покидать дом, в котором она прожила столько лет.
События следующего дня затмили собой все прочее. В Рэндаллс прибыл нарочный из Ричмонда с вестью о кончине миссис Черчилль! Хотя еще позавчера у ее племянника не было никаких причин спешить домой, после его возвращения она не прожила и двух суток. Приступ, совершенно не предвещаемый ее общим состоянием, охватил ее внезапно и унес весьма быстро. Великой миссис Черчилль не стало.
Весть была принята так, как и положено принимать подобные вести. Все несколько притихли, погрустнели и прониклись нежными чувствами к покойной и сочувствием к ее близким, а спустя некоторое время из любопытства задались вопросом, где же она будет похоронена. Как писал Голдсмит[16], коль женщина теряет ум – лишь смерть ее излечит, и то же средство помогает женщине с тяжелым характером обелить репутацию. Лет двадцать пять миссис Черчилль не любили, а теперь прониклись к ней сочувствием. В один миг ей все простили. Никто прежде не верил, что она и впрямь серьезно больна. Смерть же доказала, что недуг не был плодом ее воображения или себялюбия.
«Бедная миссис Черчилль! – твердили вокруг. – Наверняка она ужасно страдала, разве можно было предположить? От постоянных болей так портится характер! Печальное известие, такой удар! Даже при всех ее недостатках для мистера Черчилля это страшная потеря. Как же он теперь без нее? Нет, мистер Черчилль уж никогда не оправится».
Даже мистер Уэстон, положивший себе непременно предаться глубокой скорби, с мрачным видом качал головой и говорил: