– А не пойти ли нам прогуляться? Может быть, мистер Найтли покажет нам свои сады? Хотелось бы все посмотреть.

Очевидно, больше выдержать настойчивости подруги она не могла.

Гости кто куда разбрелись по саду. Было жарко, и спустя некоторое время все один за другим бездумно устремились в заманчивую сень обсаженной липами широкой аллеи, которая тянулась за пределы сада и обрывалась на полпути к реке, как бы обозначая конец прогулочных угодий. Она никуда не вела, а заканчивалась видом, открывавшимся за низкой каменной оградой с высокими столбами, которые будто бы обозначали подъезд к несуществующему дому. Хоть и неясен был смысл такого решения, аллея чудесно подходила для прогулок, и вид в самом ее конце был необычайно красив. Склон, почти у подножия которого стоял донуэллский дом, спускаясь, становился круче, и в полумиле от пределов имения заканчивался резким и внушительным обрывом, одетым в густой лес. Под обрывом, на излучине реки, в благоприятном и укромном месте, лицом к лугам стояла ферма Эбби-Милл.

Вид был прекрасный, приятный и глазу, и душе. Английская зелень, английская природа, английский покой, залитый ярким солнцем, но не досаждающий буйством красок.

В аллее Эмма и мистер Уэстон и застали других гостей, а впереди всех, отделясь от остальных, спокойно шли мистер Найтли и Харриет. Мистер Найтли и Харриет! Удивительно было видеть их вместе, но приятно. А ведь когда-то он пренебрег бы такой собеседницей и попросту от нее отвернулся. Теперь же они явно вели весьма приятную беседу. И ведь когда-то Эмма бы забеспокоилась, что Харриет увидит ферму Эбби-Милл, да еще и в таком выгодном свете: пышную и красивую; с зелеными пастбищами, усеянными стадами; с деревьями в цвету и легким дымком, вьющимся из трубы дома. Теперь же опасаться было нечего. У ограды она подошла к этой паре поближе и заметила, что они более увлечены беседой, нежели видами вокруг. Мистер Найтли рассказывал Харриет что-то про сельское хозяйство и одарил Эмму улыбкой, которая, казалось, говорила: «Я ведь говорю о своих делах и имею право рассуждать на подобные темы. Не подозревайте меня в стремлении напомнить о Роберте Мартине». Никаких подозрений у Эммы и не было. Эта история случилась так давно… Роберт Мартин, наверное, уже и думать забыл о Харриет. Они вместе еще несколько раз прогулялись туда и обратно по аллее. В тени было свежо, и Эмма нашла эти минуты самыми приятными за день.

Затем все направились в дом, расселись и принялись за еду, а Фрэнк Черчилль все не ехал. Миссис Уэстон постоянно поглядывала на дорогу, но тщетно. Ее муж ни о чем не беспокоился и посмеивался над ее страхами, но миссис Уэстон упорно твердила, что это все из-за его вороной кобылы, ведь в этот раз он с несвойственной ему определенностью заявил, что приедет: его тетушке определенно гораздо лучше, и он, несомненно, сможет их навестить. Все тут же принялись напоминать ей, что здоровье миссис Черчилль часто и непредсказуемо меняется и что планы Фрэнка могли расстроиться. Наконец миссис Уэстон убедили – или же она просто решила согласиться, – что, вероятно, у миссис Черчилль опять случился приступ и Фрэнк просто не смог ее покинуть. Во время этих разговоров Эмма поглядывала на Харриет: та держалась очень хорошо и не выдала совершенно никаких чувств.

Расправившись с холодными закусками, гости решили снова выйти в сад и осмотреть то, что еще не успели: старинные рыбные пруды, может, даже клеверное поле, которое назавтра начинали косить – или же просто выйти, чтобы иметь удовольствие устать от жары и вернуться в приятную прохладу. Мистер Вудхаус, который уже успел прогуляться до верхней части сада, где даже ему не могла почудиться сырость с реки, больше с места не сдвинулся. Его дочь решила остаться с ним, чтобы мистер Уэстон убедил жену составить ему компанию и перевести дух за прогулкой.

Мистер Найтли сделал все возможное, чтобы развлечь мистера Вудхауса. Перед ним были разложены альбомы с гравюрами, витрины с медалями, камеи, кораллы, раковины и прочие фамильные коллекции из его шкафчиков, за разглядыванием которых он и провел все утро. Мистер Вудхаус был в восторге. Миссис Уэстон успела показать ему все диковинки, а он теперь захотел показать их Эмме. Он, словно ребенок, без разбору разглядывал все, что брал в руки: медленно, внимательно и обстоятельно. Но прежде чем ее батюшка принялся за дело, Эмма решила ненадолго выйти и в одиночестве полюбоваться входом и видом на имение. Не успела она приступить к сему занятию, как вдруг столкнулась с Джейн Фэрфакс, которая словно бы спасалась бегством из сада. Не ожидая встретить мисс Вудхаус, она вздрогнула, однако выяснилось, что именно ее она-то и искала.

– Не могли бы вы, – сказала Джейн, – когда меня хватятся, сказать, что я ушла домой? Я как раз ухожу. Тетя не осознает, как сейчас поздно и как давно мы в гостях. Боюсь, нас уже потеряли дома, так что я пойду немедленно. Я никому ничего не сказала, не хочу причинять неудобства и огорчения. Кто-то пошел к прудам, другие – в аллею. Пока они не вернутся, меня искать не будут, а когда начнут, не могли бы вы, пожалуйста, сказать, что я ушла?

– Разумеется, как вам угодно, но… вы же не одна пойдете в Хайбери?

– Одна. А чего мне бояться? Хожу я быстро. Двадцать минут – и я дома.

– Но как же вы пойдете в такую даль? Позвольте, вас проводит слуга моего батюшки… Позвольте, я прикажу подать экипаж. Он будет готов через пять минут.

– Благодарю вас, благодарю, но не стоит. Я лучше пройдусь. Да и что обо мне беспокоиться! Я сама скоро буду охранять других!

Она говорила очень взволнованно, и Эмма с чувством ответила:

– Это не повод подвергать себя опасности. Я прикажу подать повозку. Даже жара сейчас может быть опасной… Вы и так уже устали.

– Да, – признала она, – я устала, но это вовсе не та усталость… Быстрая прогулка меня взбодрит. Мисс Вудхаус, все мы иногда утомляемся душой. И моя, признаюсь, изнемогает. Вы окажете мне высочайшую услугу, если позволите поступить по-своему. Я лишь прошу вас, когда понадобится, сообщить, что я ушла.

Больше Эмма не возразила ей ни словом. Она все поняла и, войдя в ее положение, помогла немедленно покинуть дом, проводив с поистине дружеским рвением. На прощание Джейн Фэрфакс с благодарностью сказала ей: «Ах, мисс Вудхаус! Какое счастье иногда побыть одной!» Слова, казалось, вырвались прямо из ее изнеможенной души, выдав, какой постоянной выдержки требуют даже те, кто безгранично ее любит.

«И правда, что за семейка! И что за тетка! – подумала Эмма, возвращаясь в прихожую. – Искренне вам сочувствую. И чем больше вы будете показывать, как устаете от этих ужасов, тем сильнее станете мне нравиться».

Не прошло и четверти часа с ухода Джейн, а Эмма с отцом едва успели пролистать альбомы с видами площади Святого Марка в Венеции, когда в комнату вошел Фрэнк Черчилль. Эмма о нем и вовсе позабыла, но все равно очень обрадовалась. Теперь миссис Уэстон может быть спокойна. Вороная кобыла ни в чем не виновата, и правы оказались те, кто вспомнил о непостоянстве здоровья миссис Черчилль. У нее случился нервический припадок, который длился несколько часов. Фрэнк даже было оставил всякую надежду приехать, а знай он, как жарко будет в дороге и как поздно он, даже при всей спешке, прибудет, то и не поехал бы вовсе. Жара страшная, никогда еще он так не мучился и почти пожалел, что вышел из дома. Нет ничего хуже жары, он любой холод стерпит, но жара! Жара просто невыносима… И он, с весьма плачевным видом, уселся как можно дальше от дотлевающего камина мистера Вудхауса.

– Если вы посидите спокойно, то скоро остынете, – сказала Эмма.