Коль скоро юная дама падает в обморок, ее необходимо привести в чувство. Затем надлежит расспросить, что же привело к столь неожиданным обстоятельствам. Дело это, разумеется, очень увлекательное, однако томительное неведение длится недолго. Всего через несколько минут Эмма знала все.

Мисс Смит вместе с мисс Бикертон, еще одной пансионеркой миссис Годдард, которая тоже была на балу, вышли прогуляться и свернули на дорогу на Ричмонд. Там-то, несмотря на ее многолюдность и, следовательно, безопасность, они и попали в беду. Где-то в полумиле от Хайбери дорога делала крутой поворот и под сенью густых вязов на долгое время становилась весьма пустынной. Пройдя немного вперед, девицы вдруг увидели, что на придорожной лужайке расположился цыганский табор. Мальчик, стоявший на страже, бросился просить у них милостыню, и мисс Бикертон, изрядно напуганная, громко закричала и, позвав за собой Харриет, вскарабкалась вверх по крутой обочине, перепрыгнула через невысокую изгородь и во весь дух пустилась бежать напрямик обратно в Хайбери. Но бедная Харриет ее примеру последовать не смогла. После танцев ее ноги сводили судороги, и первая же попытка взобраться на обочину об этом напомнила. Она оказалась так слаба, что ей, до смерти перепуганной, пришлось остаться на месте.

Неизвестно, как бы повели себя бродяги, окажись дамы похрабрее, но перед таким призывом к действию устоять трудно, и вскоре Харриет со всех сторон окружили с полдюжины детей с тучной цыганкой и крепким юношей во главе, с виду – правда, лишь с виду – крикливые и нахальные. Харриет, напуганная еще пуще прежнего, тут же пообещала дать им денег и, достав кошелек, протянула шиллинг, умоляя больше не просить и не причинять ей зла. Судорога наконец отступила, и Харриет начала, хоть и медленно, отступать, но ее ужас и кошелек привлекали цыган, и они последовали за нею, через некоторое время вновь обступив и требуя новой милостыни.

Так и застал их Фрэнк Черчилль: она вся дрожала и умоляла ее отпустить, а они кричали и наседали. По счастливой случайности он покинул Хайбери позже, что и привело его к Харриет на помощь в сию трудную минуту. Погода стояла чудесная, и ему захотелось прогуляться, а потому он велел кучеру встретить его милях в двух от Хайбери. К тому же накануне вечером Фрэнк попросил у мисс Бейтс ножницы и забыл их вернуть, так что перед отъездом вынужден был ненадолго зайти к ней. Так и вышло, что он выдвинулся позже, чем собирался. Поскольку шел мистер Черчилль пешком, цыгане даже не заметили его, покуда он не подошел к ним вплотную. Тот ужас, который навели на Харриет цыганка с мальчишкой, теперь охватил их самих – Фрэнк Черчилль напугал их до смерти. Харриет не могла вымолвить ни слова. Она взволнованно в него вцепилась и из последних сил дошла до Хартфилда. Мысль привести ее сюда принадлежала ему – о другом месте он и не подумал.

Вот это и была вся история, пересказанная им и Харриет, как только та пришла в себя и обрела дар речи. Убедившись, что с ней все в порядке, молодой человек поспешил прочь: после стольких задержек нельзя было терять ни минуты. Эмма заверила его, что сообщит миссис Годдард о состоянии Харриет – а была она уже в порядке – и расскажет мистеру Найтли, какие люди расхаживают по окрестности. С этим он и ушел, осыпанный всевозможными благодарностями.

Подобное приключение, в которое волею судьбы попадают вместе прекрасный юноша и очаровательная дама, не может не навести на определенные мысли даже самое холодное сердце и самый трезвый ум. Так, во всяком случае, решила Эмма. Неужели лингвист, грамматик или даже математик, увидев то, что видела она, став свидетелем их появления и услышав их рассказ, не почувствует, что обстоятельства будто нарочно возбудили их интерес друг к другу? А уж сколько фантазий и планов возникнет у особы со столь пылким воображением, как у Эммы! Особенно после всех тех размышлений, которым она уже давно предавалась.

Удивительно! Впервые на ее памяти в их местах случается подобная история. Ни одна девица прежде не сталкивалась с бродягами, никто даже не опасался такой встречи. И вдруг в это положение попадает именно Харриет и именно в тот час, когда именно Фрэнк Черчилль случайно проходит мимо и спасает ее! Воистину невероятно! А вспомнив, какое у них обоих сейчас благоприятное состояние ума, Эмма поразилась еще больше. Он желает избавиться от своих чувств к другой, а она только начинает исцеляться от одержимости мистером Элтоном. Казалось, все складывается в пользу самых интересных последствий. Невозможно, чтобы сие событие не подтолкнуло их друг к другу.

В те несколько минут, что Харриет еще не пришла в себя, он с большим чувством, изумленный и довольный, рассказывал об ее ужасе и простодушии, о горячности, с которой она схватилась за его руку, а когда Харриет очнулась и дополнила историю, горячо негодовал по поводу чудовищного безрассудства мисс Бикертон. Тем не менее все должно идти своим чередом, без чужих принуждений и вмешательств. Эмма не сделает ни шагу, не обронит ни одного намека. Нет, хватит с нее попыток помочь. А вот от планов – простых безобидных планов – вреда быть не может. Это ведь всего лишь мечта. А предпринимать она ничего не станет.

Сначала Эмма хотела скрыть произошедшее от отца, прекрасно понимая, в какое волнение его это повергнет, однако вскоре стало ясно, что ничего утаить не удастся. Всего за полчаса история облетела весь Хайбери. Такое событие быстро привлекает всех заядлых болтунов: молодых людей и низшие сословия, – и вскоре вся молодежь и вся прислуга счастливо и на разные лады пересказывали эту страшную новость. Про бал теперь напрочь позабыли. Бедный мистер Вудхаус весь дрожал от страха и, как и предвидела Эмма, не успокоился, пока девицы не пообещали ему больше не заходить дальше хартфилдских аллей. Его несколько утешило, что в течение дня многие соседи справлялись о нем и мисс Вудхаус – ведь соседи знали, как он любит, чтобы о нем справлялись, – а также о мисс Смит. Он имел удовольствие отвечать, что чувствуют они все себя неважно, и хотя Эмма была в прекрасном расположении духа, да и Харриет – не хуже, вмешиваться она не стала. Эмме и так, можно сказать, не повезло со здоровьем: она слишком редко болела, и если бы батюшка не выдумывал для нее недугов, то рассказывать соседям было бы нечего.

Цыгане не стали дожидаться, пока их найдет правосудие, и поспешно скрылись. Юные дамы Хайбери даже не успели как следует испугаться, как снова могли в полной безопасности прогуливаться по окрестностям, и вскоре история была забыта всеми, кроме Эммы и ее племянников: в ее воображении она все еще играла важную роль, а Генри и Джон каждый день требовали рассказать им историю про Харриет и цыган и всякий раз упорно поправляли Эмму, если она хотя бы немного отступала от самого первого изложения.