Фрэнк сразу же повернулся к Эмме, полный намерения исполнить данное ей обещание, и заявил, что уже ангажировал даму, чем заслужил одобрительный взгляд отца. Тут миссис Уэстон предложила самому мистеру Уэстону пригласить их гостью, и они втроем принялись его убеждать, в чем, впрочем, быстро преуспели. Мистер Уэстон и миссис Элтон открывали бал, мистер Фрэнк Черчилль и мисс Вудхаус следовали за ними. Эмме пришлось уступить миссис Элтон первенство на балу, который, как она вообще-то полагала, давался ради нее. Так недолго и о замужестве задуматься. Тем временем тщеславие миссис Элтон, несомненно, было удовлетворено в большей мере: хоть она и рассчитывала открыть бал вместе с Фрэнком Черчиллем, но все же нисколько не была расстроена переменой. Мистера Уэстона можно считать главнее. Однако даже несмотря на это досадное обстоятельство, Эмма радостно улыбалась, с удовольствием наблюдая, как пары выстраиваются в длинный ряд, и предвкушая на редкость долгий и веселый вечер. Беспокоил ее разве что мистер Найтли. Он решил остаться в стороне, хотя место ему было не там, а среди танцующих. Он же встал вместе с мужьями, отцами и любителями виста, которые с притворным интересом наблюдали за парами в ожидании, когда можно будет наконец приступить к игре. А ведь он так молодо выглядит! Нигде, пожалуй, он не мог бы предстать в более выгодном свете, чем среди них. Высокий, крепкий, статный, мистер Найтли смотрелся прекрасно в окружении грузных, сутулых стариков и наверняка привлекал всеобщие взгляды. Даже среди молодых людей с ним мог сравниться разве что ее кавалер. Мистер Найтли сделал несколько шагов вперед, и даже по этому незначительному движению можно было понять, с каким благородством, какой природной грацией он мог бы танцевать, возьми только на себя сей труд. Всякий раз, встретившись с ней взглядом, он вынужден был улыбаться в ответ, но в остальное время выглядел мрачно. Эмме было жаль, что ему не нравятся танцы и что ему не нравится Фрэнк Черчилль… Ей казалось, что мистер Найтли часто на нее смотрит. Она не смела льстить себе мыслью, что он восхищается ее танцем, а если уж он решил оценить ее поведение, то бояться ей нечего. Между Эммой и ее партнером не было и тени кокетства. Они походили скорее на веселых, непринужденных друзей, чем на возлюбленных. Теперь уже сомнений в том, что Фрэнк Черчилль стал относиться к ней иначе, у Эммы не осталось.
Бал весело продолжался. Заботливые старания миссис Уэстон и ее непрестанное внимание к гостям не прошли даром. Всем было весело, и похвалы дивному балу, которые обычно звучат уже после вечера, раздавались здесь с самого его начала. Важных и ярких событий на этом балу было не больше, чем обычно на такого рода собраниях, однако кое-что все-таки случилось. До ужина оставалось два танца, а Харриет оказалась без партнера. Всех остальных молодых дам пригласили. Как же такое произошло? Ведь до этого кавалеров хватало на каждую! Однако довольно скоро недоумению Эммы пришел конец: она увидела, как мистер Элтон неторопливо расхаживает по комнате. Он, разумеется, по возможности не станет приглашать Харриет. Эмма была уверена, что вот-вот – и мистер Элтон сбежит в игорную комнату.
Однако сбегать он не собирался. Напротив, отойдя к нетанцующим, мистер Элтон принялся с ними разговаривать и прохаживаться взад и вперед, как бы показывая, что никого он на танец не пригласил и не собирается. Иногда он даже становился ровно напротив мисс Смит или разговаривал с теми, кто сидел с нею рядом. Эмма все видела. Она еще не танцевала, а только шла в центр залы из дальнего конца, и потому, лишь слегка повернув голову в сторону сидящих, могла наблюдать всю эту сцену. На полпути она оказалась к ним спиной и больше никого не видела, зато прекрасно слышала каждое слово, которым обменивались мистер Элтон и миссис Уэстон. Эмма увидела, что его жена, вставшая прямо перед ней, не только все слышит, но и поощряет супруга красноречивыми взглядами. Добросердечная и мягкая миссис Уэстон поднялась со своего места, подошла к нему и спросила: «Мистер Элтон, а что же вы не танцуете?» – на что тот поспешно отвечал:
– Охотно потанцую с вами, миссис Уэстон.
– Со мной? Что вы! Нет, нет, я найду вам пару получше. Из меня танцор никудышный.
– Если миссис Гилберт желает потанцевать, – продолжал он, – то я с удовольствием ее ангажирую. Хоть я теперь мужчина старый, женатый, а пора танцев для меня уж миновала, я все равно с огромным удовольствием приглашу столь давнего друга, как миссис Гилберт.
– Миссис Гилберт не в том настроении, но зато сидит здесь одна юная дама, которой в самую пору бы танцевать… мисс Смит.
– Мисс Смит!.. Ах!.. Я и не заметил… Вы очень любезны, однако я уж мужчина старый, женатый… Пора танцев для меня миновала, миссис Уэстон. Прошу меня простить. Буду счастлив исполнить любую другую вашу просьбу, однако танцы для меня теперь в прошлом.
Больше миссис Уэстон ничего не сказала, и Эмма могла только предположить, в каком недоумении и разочаровании она вернулась на свое место. И это мистер Элтон! Дружелюбный, любезный, учтивый мистер Элтон… Эмма быстро оглянулась: он отошел к мистеру Найтли и как раз усаживался поудобнее для долгого разговора, одновременно обмениваясь с супругой торжествующими улыбками.
Эмма отвернулась и больше в их сторону не смотрела. Сердце ее пылало, и она боялась, как бы от этих чувств не воспылало и ее лицо.
И вдруг глазам ее предстало более отрадное зрелище: Харриет шла к танцующим в сопровождении мистера Найтли!.. Никогда еще не была Эмма так поражена, так восторжена! Ею овладело чувство удовольствия и желание скорее выразить мистеру Найтли свою признательность – и за себя, и за Харриет. Он стоял так далеко, что сказать Эмма ничего не могла, но, встретившись с ней взглядом, мистер Найтли все понял без слов.
Как она и предполагала, танцевал он превосходно. Можно было бы даже сказать, что Харриет чрезвычайно повезло, если бы не та жестокость, с которой только что обратились с ней Элтоны. Весь ее вид говорил о том, как она счастлива и как довольна сим особым вниманием. И разве можно было упустить такой случай? Она подпрыгивала выше всех, кланялась ниже всех и непрестанно счастливо улыбалась.
Мистер Элтон сбежал в игорную комнату с видом, как полагала Эмма, самым нелепым. Казалось, он еще не так очерствел, как его жена, однако уже становился сильно на нее похож. Миссис Элтон же громко заявила своему кавалеру:
– Найтли сжалился над бедняжкой мисс Смит! Какое великодушие, право же.
Подали ужин. Все тут же заспешили к столу под сопровождение болтовни мисс Бейтс. Унялась она, только когда села за стол и взяла ложку.
– Джейн, Джейн, милая, где ты?.. Вот твоя горжетка. Миссис Уэстон настаивает, чтобы ты ее надела. Она боится, что в коридоре могут быть сильные сквозняки, хотя предприняли все возможное… Одну дверь заколотили, весь пол застелили ковром… Джейн, дорогая, надевай же. Ах, мистер Черчилль! Как вы любезны! Как хорошо вы ее набросили!.. Премного благодарна! Право же, какой чудесный бал!.. Да, милая моя, я уже сбегала домой, помогла бабушке лечь в постель и тут же вернулась назад – никто и заметить не успел… Я ведь, как ты знаешь, никому не сказала, что ухожу. С бабушкой все прекрасно, она провела чудный вечер у мистера Вудхауса, за разговорами и триктраком. Перед уходом подали чай, печенье, печеные яблоки и вино, а в игре ей чрезвычайно везло! Она у меня про тебя спрашивала, хорошо ли ты тут проводишь время, кто твои кавалеры. «Ох! – говорю я. – Пускай Джейн вам сама все завтра расскажет. Не стану лишать ее сего удовольствия. Когда я уходила, она танцевала с мистером Джорджем Отуэем, первым ее на танец пригласил мистер Элтон, а кто дальше пригласит – не знаю, может, мистер Уильям Кокс». Сэр, вы чрезвычайно любезны… Может, кому-то больше нужна ваша… Я не беспомощна. Сэр, вы так добры. Честное слово, под одну руку – Джейн, под другую – я!.. Погодите, погодите, давайте чуть посторонимся, пропустим миссис Элтон. Дорогая миссис Элтон, как нарядно она выглядит!.. Какие кружева! А теперь и мы пойдем, вслед за ней. Настоящая королева вечера!.. Ну вот мы и в коридоре. Осторожно, Джейн, тут две ступеньки. Ой, нет! Оказывается, одна. А я была уверена, что две. Как странно! Я совершенно была убеждена, что их тут две, а она одна. Никогда не видела такого удобства, такой изысканности… Повсюду свечи… Джейн, я тебе рассказывала о бабушке. Так вот, одно лишь ее огорчило… Понимаешь, печеные яблоки и печенье по-своему хороши, но сначала-то подали нежное фрикасе из сладкого мяса и спаржу, а наш добрый мистер Вудхаус нашел, что спаржа недоварена, и отослал все назад. А ведь бабушка больше всего на свете любит сладкое мясо и спаржу, так что она несколько огорчилась, но мы договорились никому об этом не рассказывать, а то слух еще дойдет до милой мисс Вудхаус, и она расстроится!.. Ах, какой восторг! Воистину поразительно! Я и представить такого не могла!.. Какая изысканность! Какое изобилие! Я такого не видела со времен… Ну где же нам сесть? Куда мы сядем? Главное, чтобы Джейн была не на сквозняке. А уж мне самой все равно. А, лучше с этой стороны?.. Разумеется, мистер Черчилль… но не слишком ли это… раз вы настаиваете. В этом доме ваше слово – закон. Джейн, дорогая, как же мы запомним все блюда, чтобы рассказать бабушке? И даже суп! Боже мой! Можно начать не с меня, я подожду, но пахнет так вкусно, что уже действительно не терпится.
Во время ужина у Эммы не было возможности поговорить с мистером Найтли, но, как только они все вернулись в бальную залу, она взглядом подозвала его к себе и поблагодарила. Он горячо осудил непростительно грубое поведение мистера Элтона и не менее пылко высказался о взглядах миссис Элтон.
– Они не только Харриет хотели обидеть, – сказал он. – Эмма, как это они стали вашими врагами?
Он посмотрел на нее со знающей улыбкой и, не получив ответа, добавил:
– Во всяком случае, ей-то сердиться на вас не за что… Вы, конечно, на мою догадку ничего не скажете, но сознайтесь, Эмма, вы ведь хотели женить его на Харриет.