Несмотря на сильное утомление, Екатерина сохраняла ясность мыслей. У нее не было другого выхода: Павел, охваченный горем, не позволял унести тело жены и хотел остаться рядом с ней. Однако он не присутствовал на погребении в Александро-Невской лавре. Екатерину на похоронах сопровождали Потемкин и Григорий Орлов.
Помимо смерти Натальи и безутешного горя Павла, Екатерина была поставлена перед фактом: после трех лет брака и беременности наследник так и не появился на свет. Более того, эмоциональное состояние великого князя было таково, что никто не мог предсказать, захочет ли он вновь вступить в брак и сможет ли исполнить свой династический долг. Он был подвержен частым сменам настроения: то замкнут и печален, то вдруг срывался на рыдания и крики, метался по комнате, крушил мебель и угрожал покончить с собой, выбросившись из окна. Павел отказывался даже думать о новом браке.
Чтобы переломить его эмоциональный срыв, Екатерина решила использовать жестокое лекарство. Она вскрыла стол Натальи. Там, как она и ожидала, были обнаружены любовные письма между умершей женщиной и Андреем Разумовским. Придя в ярость от того, что ее сын убивался по женщине, предавшей его с лучшим другом, Екатерина решила использовать эти письма, чтобы вернуть сына к реальности. Она показала их Павлу. Великий князь прочитал доказательство того, что два человека, которых он любил, обманывали его, и теперь даже он усомнился в том, был ли он отцом неродившегося ребенка. Павел начал стонать, плакать, а затем пришел в ярость. Стал требовать, чтобы Андрея сослали в Сибирь, однако императрица, преданная отцу Андрея, отказалась и велела Разумовскому немедленно покинуть столицу. Опустошенный, едва не лишившийся рассудка Павел согласился со всеми решениями матери. Он был готов немедленно жениться вновь, как только пройдет время официального траура. Гримму Екатерина писала: «Я не теряла время и тут же предприняла меры, чтобы восполнить потерю и развеять печаль, переполнявшую всех нас. Пусть мертвые остаются с мертвыми, мы должны думать о живых».
Екатерина была сильно огорчена из-за смерти Натальи, но не потому что она потеряла невестку, а потому что лишилась внука. В своем письме фрау Бильке она описывала случившееся с полнейшим отсутствием сочувствия: «Поскольку она не смогла родить живого ребенка, мы больше не должны думать о ней». Самым важным для нее было поскорее найти замену умершей жене великого князя. Судьба династии и всей империи была поставлена на кон: государь должен обеспечить династию наследником. В день смерти Натальи Екатерина уже обдумывала возможную замену.
65
Павел, Мария и наследование
Тремя годами ранее Екатерина рассматривала в качестве главной кандидатуры в невесты Павла принцессу Софию Вюртембергскую. Но София была исключена из списка кандидаток, поскольку ей в ту пору еще не исполнилось пятнадцати. Теперь Софии было почти семнадцать, и она полностью отвечала требованиям Екатерины: немецкая принцесса из аристократического, но довольно скромного рода, одна из девяти детей в семье: трое сыновей были высокими и сильными, шесть дочерей – красивыми и широкобедрыми. Присутствие в Санкт-Петербурге Генриха Прусского позволяло Екатерине быстрее достигнуть намеченной цели. София Вюртембергская являлась внучатой племянницей Фридриха II и принца Генриха, а Павел идеализировал Пруссию и прусского монарха. Екатерина надеялась, что принц Генрих поможет убедить ее безутешного сына жениться на родственнице своего героя. Генрих, зная, что его брат всегда стремился укрепить связи с Россией, послал письмо Фридриху с самым быстрым гонцом.
Фридрих делал все, чтобы понравиться Екатерине и посодействовать ей. Он уговаривал Софию и ее родителей согласиться на брак, подчеркивая политические преимущества для Пруссии, а также потенциальную финансовую выгоду для дома Вюртембергов. Он заметил, что Екатерина обещала обеспечить приданым всех трех дочерей Вюртемберга. Однако существовало одно препятствие: София уже была помолвлена с Людвигом, принцем Гессен-Дармштадтским, приходившимся братом недавно умершей Натальи и свояком Павлу. По приказу короля помолвку расторгли, и, получив от Екатерины обещание получать жалованье, а также руку другой дочери Вюртемберга, принц Людвиг успокоился.
Следующим шагом стало устройство встречи между предполагаемыми женихом и невестой. Фридрих пригласил Софию в Берлин, куда должен был приехать и Павел, чтобы встретиться с ней. Этот план устраивал всех. Путешествие за границу должно было отвлечь Павла от мыслей о смерти Натальи и мучившем его оскорблении, которое нанесло ее предательство. Более того, перспектива поездки в Берлин, судя по всему, нравилась молодому вдовцу, никогда прежде не покидавшему свою страну. Возможность встретиться с Фридрихом II служила дополнительным стимулом.
Путешествие в Берлин началось 13 июня 1776 года. Вместе с Павлом в большой, удобной карете сидел принц Генрих. В отсутствие Павла Екатерина часто ему писала, хвалила его письма и волновалась за его здоровье. По ее совету Павел изучал провинциальную администрацию, военные гарнизоны и коммерческие предприятия, попадавшиеся ему по дороге до границы. Она ответила на хвалебный отзыв Павла по поводу порядка и благообразия Ливонии следующими словами: «Я надеюсь, что со временем основная часть России не будет ни в чем уступать… [Ливонии], ни в порядке, ни в хороших манерах, и что случится это при вашей жизни». Пока Павел путешествовал, Фридрих коротко рассказал Софии Вюртембергской о русском дворе, как прежде он рассказывал о нем Софии Ангальт-Цербстской тридцать два года назад. Как и в случае с Софией, он подчеркнул, что переход из лютеранства в православие является лишь незначительной уступкой в решении государственных дел.
Когда Павел доехал до Берлина, Фридрих постарался произвести впечатление на двадцатитрехлетнего великого князя. Павла встречали салютом из пушек, он проезжал под триумфальными арками, между выстроившимися в два ряда солдатами. В его честь устраивались приемы, обеды, балы. Немногие могли похвастаться таким же мастерством в искусстве лести, как король Фридрих. Павел, привыкший играть незначительную роль при дворе матери, теперь вдруг оказался обласканным вниманием и почтением великого Фридриха. Впервые в жизни ему были оказаны почести как наследнику великой империи. «Ничто не может превзойти внимание Его Прусского Величества, оказанного великому князю, а также усилия, которые он принял, чтобы очаровать его и угодить ему», – писал британский посол в Берлине. Павел купался во внимании, которое лишь утвердило его суждение о том, что король Пруссии являлся величайшим человеком и монархом в Европе. Он писал своей матери, что уровень цивилизации в Пруссии на два столетия опережает Россию.
Но не только оказанный Павлу в Берлине прием укрепил его в решимости повторно вступить в брак, после первой же встречи с Софией он увлекся ею. София была высокой, светловолосой, цветущей, нежной и сентиментальной девушкой. А поскольку ее рекомендовал сам Фридрих, это вдвое усиливало желание Павла жениться на ней. Что до самой Софии, то она не протестовала, когда ее помолвка с красивым Людвигом Гессенским была внезапно расторгнута, и ее дяди Фридрих и Генрих предложили ей взамен маленького и менее привлекательного Павла. Какие бы чувства она ни испытала при первой встрече с Павлом, она с готовностью приняла нового жениха. «Великий князь очень добр, – писала она матери. – И очарователен».
Екатерине понравилось то, что Павел писал в своих письмах о приятной внешности и добром нраве Софии, о ее желании стать хорошей женой и готовности учить русский. Императрица послала свое благословение, но, желая сохранить полный контроль над происходящим, настояла на том, чтобы София оставила свою мать в Берлине и приехала в Россию одна. Она писала принцессе и хвалила ее желание стать «моей дочерью… Уверяю вас, что не будет и случая, когда я не смогу доказать Вашему Высочеству, насколько нежны мои материнские чувства к вам». Екатерина также подчеркнула, что хотела бы заключить брак как можно скорее. Она писала Гримму:
«Она должна приехать через десять дней. Как только она прибудет, мы сразу же займемся ее обращением в православие. Чтобы убедить ее, понадобится, думаю, около пятнадцати дней. Я не знаю, сколько времени уйдет на то, чтобы обучить ее разборчиво и связно читать, чтобы она могла произнести клятву на русском. Но чем скорее все будет сделано, тем лучше <…> Чтобы ускорить события <…> [секретарь кабинета] отправился в Мемель, дабы обучить ее алфавиту. По дороге ее исповедуют и причастят. Через восемь дней после этого я назначу свадьбу. Если вы хотите танцевать на ней, то должны поспешить».
В то же время императрица послала бриллиантовое колье и серьги будущей невесте, а также табакерку, инкрустированную драгоценными камнями и шпагу ее родителям. 24 августа София пересекла российскую границу в Риге, а 31 августа ее и Павла принимали в Царском Селе. Императрица тепло поприветствовала Софию, а через несколько дней написала мадам Бильке:
«Мой сын вернулся, и он увлечен принцессой. Признаюсь, я и сама очарована ею. Она как раз то, что я хотел: сложена, как нимфа, ее кожа цвета розы и лилии – самая прекрасная кожа на свете; она высокая, но грациозная, а лицо ее полно скромности, очарования, доброты и невинности <…> Весь мир очарован ею <…> она всем старается доставить радость <…> Иными словами, именно о такой принцессе я и мечтала. Я довольна».
6 сентября Екатерина, Павел и София отправились из Царского Села в Санкт-Петербург. Лютеранский пастор и православный священник подтвердили мнение Фридриха Прусского о том, что разница между лютеранством и православием – минимальная. 14 сентября произошло официальное обращение Софии Доротеи, она приняла православие и стала Марией Федоровной. Формальная помолвка состоялась на следующий день. По этому случаю принцесса написала Павлу: «Клянусь любить и почитать вас всю жизнь и всегда быть верной вам, и ничто на свете не сможет изменить моего к вам отношения. Таковы чувства вашей нежной и преданной нареченной».
26 сентября 1776 года через пять месяцев после смерти Натальи Павел и Мария поженились, и новая великая княгиня приступила к выполнению своих обязанностей. Четырнадцать с половиной месяцев спустя 12 декабря 1777 года через несколько часов схваток без особых затруднений Мария родила здорового мальчика, первого внука Екатерины и будущего императора. Екатерина была в восторге и назвала мальчика Александром. Через восемнадцать месяцев родился второй здоровый мальчик, продолжатель династии. И снова Екатерина была счастлива. Она назвала его Константином.
Второй брак Павла, возможно, подарил ему самое большое счастье в жизни. «Мой дражайший муж – ангел, жемчужина среди мужей. Я безумно влюблена в него и невероятно счастлива», – писала Мария своей подруге в Германию. Она оказалась прекрасной женой для Павла: стремилась сделать его счастливым, успокоить его тревоги, стать для него не только женой, но и другом. Дома она поддерживала Павла в лучших его начинаниях, а на публике вела себя с ним уважительно и с почтением. Павел был ей благодарен и писал Генриху Прусскому: «Куда бы она ни пошла, повсюду несет с собой легкость и веселье. Она не только умеет прогнать мои печальные мысли, но даже вернула мне чувство юмора, которое я полностью потерял за эти три несчастливых года». Павел и Мария произвели на свет девять здоровых детей.
В 1781 году Екатерина, надеясь убедить своего сына, симпатизировавшего Пруссии, в преимуществах ее новых дружеских отношений с Иосифом II Австрийским, организовала для Павла и Марии путешествие в Европу. Оно должно было продолжаться год, в течение которого супругам предстояло посетить Вену, Италию, родной дом Марии в Вюртемберге и Париж, однако Берлин был намеренно исключен. Мария Федоровна с нетерпением ждала возможности увидеть родных, но ее счастье было омрачено сообщением о том, что дети останутся дома. Разочарование Петра носило политический характер: отказ матери в повторном посещении Берлина означал, что он не сможет продолжить свое общение с Фридрихом. Напряженные отношения между матерью и сыном усилились после совпавшего с этим смещения Никиты Панина с лидирующего положения в иностранной коллегии. Отставка Панина была связана с отказом Екатерины в посещении Павлом Берлина. Близкие отношения между Россией и Пруссией, которые являлись центром международной политики Панина, стали распадаться по мере того, как укреплялась дружба между Екатериной и Иосифом II Австрийским. Иосиф посетил Екатерину в Санкт-Петербурге годом ранее, и императрица надеялась, что Австрия станет ее партнером и союзником против Турции.