Екатерина спросила, почему он это делает.
«Я самый несчастный из людей, – объяснил он. – Я не достоин носить этот орден, потому что Ваше Величество не признает меня единоличным автором вашего успеха. Разве не я поднял гвардию и раздавал им деньги?»
Екатерина сначала подумала, что он шутит. Увидев же, что он серьезен, она призвала на помощь свое чувство юмора. «Я признаю, что обязана своей короной вам, Бецкой, – сказала она с легкой улыбкой. – И поэтому я хочу получить ее именно из ваших рук. Именно вам я доверяю сделать ее как можно более прекрасной. Вы будете следить за изготовлением короны для меня. И я даю в ваше распоряжение все драгоценные камни страны». С победоносным видом сияющий Бецкой встал, поклонился и приступил к работе.
В первое лето правления более всего мысли Екатерины занимала предстоящая коронация. Среди многочисленных грубых просчетов, совершенных Петром за короткое время его правления, одним из самых недальновидных поступков являлся отказ короноваться в Московском Кремле и нежелание даже назначить дату церемонии. Екатерина не совершила такой ошибки. Она понимала религиозную и политическую значимость торжественной коронации в Москве – городе, хранившем русское национальное наследие, городе, где короновали всех царей и императриц. Многие русские до сих пор считали Москву своей столицей, поэтому столь значительную церемонию нельзя было проводить в нынешней, ориентированной на Запад столице, построенной Петром Великим. Екатерина понимала, что не сможет прочно сидеть на своем троне до тех пор, пока на ее голову не наденут корону в Кремле, и народ в Москве не признает ее своей императрицей. Кроме того, церемония позволила бы ей раздать еще больше титулов, орденов и подарков и, таким образом, снискать дополнительную симпатию своих новых подданных.
7 июля, в тот же день, когда было объявлено о смерти Петра III, Екатерина сообщила, что будет короноваться в Москве в сентябре. Князь Никита Трубецкой был назначен ответственным за приготовления и выехал в Москву с пятьюдесятью тысячами рублей, выделенных на предварительные расходы. С приближением сроков коронации Екатерина выписала еще шестьсот тысяч рублей серебром на свои личные расходы. Деньги поместили в 120 деревянных бочек и отправили в Москву, где их должны были использовать в качестве пожертвований – деньги должны были разбрасывать в толпу.
27 августа Екатерина собрала в Москву семилетнего Павла и отправила вместе с его наставником Никитой Паниным. Пять дней спустя она последовала за ними. По дороге в Москву императрица остановилась на постой и обнаружила там своего сына, который лежал в постели с лихорадкой. На следующий день лихорадка спала, но Панин настоял на том, чтобы императрица отложила поездку и осталась с мальчиком до его полного выздоровления. Екатерина буквально разрывалась: ей хотелось остаться с Павлом, но она боялась сорвать проведение многочисленных мероприятий, связанных с ее коронацией в Москве. Наконец, понимая, как эта церемония была важна в качестве подтверждения ее статуса государыни, она решила ехать в Москву одна, чтобы по возможности явиться туда в назначенный день. Панину велели следовать за ней, как только позволит здоровье мальчика. Когда Екатерина объявила о своем решении, Панин ответил, что мальчику уже стало лучше и они могут отправиться в путь.
Москвичи устилали улицы еловыми ветками, обкладывали хвойными ветвями свои двери, вывешивали с балконов и из окон шелковые полотна и персидские ковры. На пути следования императрицы от городских ворот до Кремля были возведены четыре триумфальные арки. Зрительские трибуны установили на перекрестках и на главных площадях, чтобы москвичи и тысячи людей из окрестных городов и деревень, приехавшие в столицу, могли видеть следовавшую по улице императрицу. Настроение в городе было радостное; помимо великолепного зрелища праздника, коронация означала трехдневные выходные, раздачу пожертвований, снижение штрафов и налогов, а также прощение за незначительные преступления.
13 сентября Екатерина торжественно въехала в город, яркое солнце отражалось от золоченых куполов церквей. Во главе процессии находился эскадрон конной гвардии, и солнечные лучи сверкали на их шлемах, далее следовала кавалькада высокопоставленных вельмож, одетых в шитые золотом камзолы, украшенные алыми орденскими лентами. За ними ехала золоченая карета Екатерины, запряженная восьмеркой белых лошадей. Еще не коронованная императрица улыбалась и кланялась, приветствуя народ; когда люди увидели сидевшего рядом с ней Павла, радостные крики стали еще громче.
22 сентября в день коронации пушки начали палить в пять утра, когда на знаменитой Красной лестнице постелили алый ковер. В девять Екатерина, одетая в отороченное горностаем платье из серебряной парчи появилась наверху лестницы и медленно спустилась вниз. У подножия лестницы она поклонилась народу, собравшемуся на Соборной площади Кремля, а священник окропил ее лоб святой водой. Она произнесла молитву, а священники по очереди поцеловали ей руку, проходя мимо ряда солдат императорской гвардии, после чего она направилась к входу в Успенский собор.
Внутреннее убранство собора, построенного в пятнадцатом веке, под сводами его пяти золотых куполов было ярко освещено. Четыре массивные колонны, стены и потолок покрывали яркие фрески; перед алтарем находился большой золотой иконостас с иконами, украшенными драгоценными камнями. В центре висела гигантская люстра, весившая больше тонны. Перед Екатериной, около иконостаса, выстроилось высшее духовенство: митрополит Тимофей, архиепископы, епископы, архимандриты и другие священники. На их митрах сияли бриллианты, рубины, сапфиры и жемчуг. Свет, струившийся сверху и исходивший от тысяч свечей, играл в драгоценных камнях и золотых окладах икон.
Екатерина поднялась по лестнице из шести ступеней на находившийся посредине собора помост, устланный красным бархатным ковром, и села на Алмазный трон царя Алексея Михайловича. Наблюдавший в этот момент за Екатериной новый английский посол, герцог Бекингем, увидел «женщину среднего роста с блестящими, золотисто-каштановыми волосами, на которых сияла усыпанная драгоценностями корона… Она была прекрасна, ее голубые глаза поражали своей яркостью. У нее была изящная длинная шея, и голову она держала с видом горделивым, властным и волевым».
Церемония продлилась четыре часа. Екатерина слушала, как архиепископ Новгородский описывал переворот 28 июня, точно промысел Божий, и сказал, что «Бог сам возложил корону ей на голову». Затем Екатерина сама украсила себя символами императорской власти. Она сняла свой подбитый горностаем плащ и надела на плечи другой, пурпурный, императорский. По традиции правитель России сам надевал себе на голову корону. Екатерина подняла огромную, весом в девять фунтов корону, которая была изготовлена под надзором Ивана Бецкого, и водрузила главный символ императорской власти себе на голову. Сделанная в форме митры архиепископа корона была увенчана бриллиантовым крестом, закрепленным на огромном рубине весом в 389 карат. Под крестом находилась поддерживающая его дуга, а голову окружала лента с сорока четырьмя бриллиантами, каждый в дюйм длиною в окружении многочисленных мелких бриллиантов. Тридцать восемь розовых жемчужин огибали полусферы короны. Когда этот сияющий шедевр оказался у нее на голове, Екатерина взяла державу в левую руку, а скипетр – в правую и спокойно обвела взглядом собравшихся в соборе людей.
Финальной частью церемонии стало признание того, что коронация представляла собой пакт между Богом и императрицей. Он был ее повелителем, она – его слугой, теперь единолично ответственной за Россию и ее народ. Ее лоб, грудь и руки помазали елеем, а затем провели через двери иконостаса во внутреннее святилище. Екатерина опустилась на колени, взяла просфору с тарелки и причастилась.
Церемония завершилась, и только что коронованная и посвященная императрица прошла от Успенского собора через Соборную площадь к двум древним, меньшим по размеру соборам – Архангельскому и Благовещенскому, преклонила колени перед могилами царей и святыми мощами. Затем она поднялась по Красной лестнице, повернулась и поклонилась три раза толпе, а по всему городу снова начали палить пушки. Эти звуки, усиленные звоном тысяч колоколов на башнях и церквях Москвы, не позволяли услышать даже стоящего рядом человека.
В Грановитой палате Екатерина принимала поздравления от представителей дворянства и иностранных послов. Она раздавала подарки и почести: Григорий Орлов и четыре его брата стали графами; Дашкова – фрейлиной. В тот вечер Москву осветили фейерверки и иллюминация. В полночь Екатерина, решив, что ее никто не видит, поднялась на Красную лестницу, чтобы посмотреть на Кремль и город. Толпа, все еще находившаяся на Соборной площади, узнала ее и начала приветствовать. Впоследствии народ всегда бурно реагировал на ее появления. Три дня спустя она написала русскому послу в Варшаве: «Я не могу выйти или даже выглянуть в окно, чтобы не вызвать шумное приветствие».
Восемь с половиной месяцев, которые Екатерина провела в Москве после коронации, оказались сплошным праздником, во время которого придворные и дворяне соревновались в великолепии балов и маскарадов. Однако для Екатерины это время было непростым. С некоторыми проблемами ей уже приходилось сталкиваться прежде: княгиня Дашкова жаловалась, что Григорий Орлов, которому поручили подготовку банкетов, распорядился, чтобы церемонии проводились в соответствии с чинами и военными званиями. Поскольку муж Дашковой был простым полковником, самой Дашковой пришлось сидеть среди людей, которых она считала ниже себя. Екатерина попыталась сгладить эту ситуацию, повысив мужа Дашковой до генерала, но Дашкова по-прежнему была недовольна.
Павел снова слег с лихорадкой. Это была третья серьезная болезнь за год, и врачи не знали ни причин, ни способов лечения мальчика. В начале октября болезнь ее сына перешла в особенно опасную стадию, и Екатерина не отходила от его постели. Новости об этом быстро распространились по городу. Екатерину беспокоило не только состояние Павла, но и как эта болезнь может сказаться на ее будущем. Екатерина не забывала о том, что он имел первостепенное право на трон; она знала, что Панин и остальные предпочли бы, чтобы она стала регентом, а не императрицей; она видела, какой теплый прием оказали Павлу москвичи, пока он ехал по улице рядом с ней. Если сейчас, через три месяца после неожиданной смерти ее мужа сын тоже умрет, Екатерина предвидела, что во всем обвинят ее. Однако ее страхи развеялись 13 октября, когда Павел встал с постели, и она смогла покинуть Москву и совершить паломничество в Троице-Сергиев монастырь, которое должен был совершить каждый только что коронованный правитель России. В этой величественной крепости, окруженной белой стеной и известной своей святостью по всей России, она получила благословение как монаршая особа.
Пока Екатерина все еще находилась в Москве, еще одна неприятность омрачила празднования по случаю коронации. В начале октября императрица узнала, что среди офицеров Измайловской гвардии стали ходить разговоры о возвращении трона заключенному Ивану VI. Встревоженная Екатерина приказала Кириллу Разумовскому, армейскому полковнику, расследовать это дело, подчеркнув, что он не должен применять пытки. Было арестовано и допрошено пятнадцать офицеров. Следствие сосредоточилось на троих, которые, как стало известно, участвовали в заговоре против Петра III: Иване и Семене Гурьевых и Петре Хрущеве. Напившись во время празднования коронации, они стали жаловаться, что их не наградили так же щедро, как Орловых, и заявили, что настоящим царем является Иван VI и его нужно вернуть на трон. Офицеры также стали интересоваться, почему великого князя Павла лишили трона в пользу его матери-иностранки. Разумовский, который хорошо знал поведение пьяных офицеров, предложил просто разжаловать виновных и отправить их в отдаленный гарнизон. Однако Екатерина была возмущена тем, что эти разговоры стали ходить в разгар празднования ее коронации. Она думала о том, сколько еще будет недовольных возвеличиванием Орловых, и они станут размышлять о возвращении заключенного «законного императора». Она сочла рекомендованное наказание слишком легким, тогда следователи попытались ублажить ее, приговорив Ивана Гурьева и Семена Хрущева к смерти. Этот приговор был отправлен в Сенат на утверждение, но Екатерина вмешалась прежде, чем дело продвинулось дальше. На этот раз она смягчила наказание, сохранив жизни осужденным, которые были уволены из армии и отправлены в ссылку. Выбрав подобный путь, Екатерина надеялась показать, что не будет прощать виновных, но постарается выбрать меру наказания согласно их проступку. Она уточнила, что в данном случае эти пьяные люди лишь выразили свое личное возмущение и не заслужили быть обезглавленными. Однако вскоре зависть к Орловым и попытки восстановить на престоле Ивана VI повлекут более опасные действия, нежели жалобы подвыпивших офицеров.
46
Правительство и церковь