Глава 8

Птолемей V Епифан

(203–181 годы до н. э.)

Самым естественным опекуном маленького царя и регентом государства была его мать Арсиноя. При жизни Филопатора Арсиноя не могла ничего предпринять против Агафокла. Как только Филопатор умер, Арсиноя стала опасной, так как на ее стороне была народная любовь. Поэтому, прежде чем объявить о смерти царя, до того как Арсиноя появится на людях, Агафокл и Сосибий решили убить ее в укромных дворцовых покоях. Но и это было нелегко — подстроить убийство таким образом, чтобы слухи о нем не поползли за пределами дворца и не навлекли народного гнева на их головы. Если царица внезапно умрет или исчезнет, многие во дворце непременно узнают об этом — как выяснится позже, царские прислужницы были преданы Арсиное, — и потому убийство следовало совершить таким способом, который не вызвал бы подозрения у людей, не вовлеченных в заговор. Задача потребовала тщательной организации, поскольку было привлечено несколько исполнителей под предводительством некоего Филаммона, друга Агафокла, и заговорщики вели между собой переписку. Одно письмо попало в руки постороннего лица, который мог бы разоблачить заговор и спасти царицу, если бы он был ей предан. К несчастью, он не был ей предан, и убийство удалось.

Возможно, в конце 203 года до н. э. Агафокл и Сосибий посчитали момент подходящим и объявили миру о том, что Птолемей и Арсиноя, Боги Филопаторы, отправились на небеса.

По прихоти случая, который сохраняет для нас отдельные фрагменты древней исторической литературы, нет иного периода египетской истории при Птолемеях — этим не могут похвастаться ни полное масштабных предприятий правление второго Птолемея, ни кампании Птолемея Эвергета за Евфратом, — события которого были бы лучше освещены в источниках, чем тот, что последовал в Александрии за объявлением Агафокла и Сосибия. Нам придется дожидаться воцарения последней великой Клеопатры, прежде чем сцены происходящего в Александрии предстанут перед нами в такой же полноте деталей, как и та, что развернулась в 203 году до н. э. после объявления народу о смерти царей, и другие события, последовавшие за ней, которые описал Полибий, причем сделал он это так, что ему позавидовал бы любой современный репортер. Полный перевод этих глав из труда античного историка можно прочитать в «Империи Птолемеев» Магаффи. Там прекрасно описаны Агафокл и Сосибий, два злодея, стоящие на деревянном помосте в окружении грандиозной колоннады дворца; венец, водруженный на голову шестилетнего ребенка, маленького наследника великого государства Птолемеев, когда огласили волю или предполагаемую волю покойного царя, назначавшую Агафокла и Сосибия его опекунами; речь Агафокла к строю солдат в македонских доспехах; а потом две серебряные урны с прахом царя и царицы, которые, как заявил Агафокл, следует захоронить со всеми церемониями — разумеется, в Семе, где покоятся тела царей рядом с телом Александра. И наконец, читатель может даже услышать, как по толпе бежит ропот, по всему великому городу, распространяя тайну смерти Арсинои, ее волнующую историю, которая вызывает в народе сострадание и брожение.

Какое-то время Сосибий и Агафокл сохраняют свое высокое положение в Александрии. Но они понимают, что со всех сторон им грозит опасность. Ее представляют другие придворные, лелеющие собственные честолюбивые планы, причем некоторые из них, например Филаммон, были посвящены в убийство царицы; наемные войска, которые могли проникнуться народным гневом на недостойных опекунов юного царя. И наконец, существовала внешняя угроза со стороны Антиоха и Филиппа. Антиох мог снова напасть на Келесирию, Филипп — на владения Птолемеев в Эгейском море, не говоря уже о национальных восстаниях в Верхнем Египте, подавить которые пока не удавалось.

Агафокл и Сосибий приняли все меры, которые смогли. Все выдающиеся люди при дворе были изгнаны из Египта. Филаммон стал либиархом, то есть губернатором Киренаики. Птолемей, сын Агесарха, отправился послом в Рим. Скопас, этолийский военачальник, получил задание поехать в Грецию и набрать новых наемников, которые должны были занять александрийские лагеря и укомплектовать дворцовую гвардию, тогда как прежних убрали подальше от Александрии и небольшими отрядами разбросали по гарнизонам в Верхнем Египте и отдаленных зависимых странах. Сын старого Сосибия по имени Птолемей уехал послом в Македонию, чтобы по возможности помешать Филиппу объединиться с Антиохом и ударить по владениям Птолемеев[495], а послом к Антиоху отправился Пелопс, сын Пелопса. Еще до смерти Филопатора Антиох начал занимать владения Птолемеев в Малой Азии. Пелопс должен был убедить его соблюдать договор, заключенный с Филопатором. Письмо от Антиоха в Амизон подле Тралл, где он обещает его жителям привилегии, которыми они пользовались при Птолемее, датируется маем или июнем 203 года до н. э.[496]

Однако Агафокл вел невоздержанную жизнь. Этот выскочка не сдерживал ни гордости, ни похоти. Народный гнев ждал только подходящего вождя, чтобы прорваться. Что же до старого Сосибия, то о нем больше ничего не слышно, и, должно быть, он умер вскоре после воцарения нового правителя. Вождь нашелся в 202 году до н. э. в лице Тлеполема, которого Агафокл назначил стратегом в Пелусий, чтобы подготовить оборону границы на случай, если Антиох снова завоюет Палестину. Вскоре Пелусий стал центром восстания против Агафокла. Когда македонские войска в Александрии[497] перешли на сторону Тлеполема, участь Агафокла и его сообщников была решена. Полибий снова живо и подробно описал инциденты, которые привели к взрыву в Александрии, и последовавшие за ним события, но здесь их невозможно пересказать в деталях: штурм дворца, жалкие попытки Агафокла добиться компромисса, заслужить пощаду, наконец, передача мальчика-царя македонским войскам. Мы видим растерянного ребенка семи лет на лошади среди орущих толп, которого привезли на Стадион, усадили на трон на глазах народа. Затем молодой Сосибий, сын старого интригана, командир телохранителей, дальновидно перешедший на сторону народа, проскальзывает к маленькой фигурке на престоле, наклоняется к его уху, спрашивает, отдает ли он убийц матери людскому мщению. От оглушенного и испуганного мальчика легко было добиться знака согласия, и тут же по рядам воинов и городу раздался крик: «Царская воля!» Александрия предается оргии самосуда. Агафокла вытащили из дома и убили; Агафоклею, жалкую старуху мать Энанту, жену Филаммона, — всех проволокли голыми по улицам, буквально раздирая на клочки; самого Филаммона, который случайно приехал в Александрию из Кирены, забили до смерти, его маленького сына задушили. Именно по поводу этих сцен Полибий замечает, что жители Египта (он явно имеет в виду, что все это творили не только этнические египтяне, но и греки, а возможно, виновниками зверства были только последние, которые, можно предположить, за годы жизни в египетском окружении переняли некоторые его качества) в возбуждении злобы проявляют неестественную склонность к чудовищным жестокостям.

Тлеполем заступил на место Агафокла в качестве регента[498]. Лучше солдат у государственной власти, чем царский содомит. Но Тлеполем не преуспел; это был человек тщеславный и буйный, он пренебрегал делами государства ради попоек и игры в мяч. Антиох и Филипп заключили договор, чтобы совместно напасть на владения Птолемея: Антиох снова вторгся в Келесирию, как за семнадцать лет до того, а Филипп изгнал египетские гарнизоны из городов, которые они удерживали на островах и побережье Эгейского моря. В 202 году до н. э., через несколько месяцев после объявления о смерти Филопатора в Александрии, Филипп начал выгонять египетские гарнизоны из Фракии и с Галлипольского полуострова и укреплять собственную власть. В 201 году до н. э. его флот взял Самос и вторгся в Карию. К концу года Эфес остался практически единственным городом на восточных берегах Эгейского моря, который еще принадлежал дому Птолемея. Тем временем, вероятно в 202 году, Антиох вторгся в Келесирию и отбросил египетские силы вплоть до пустыни между Палестиной и Египтом. Город Газа пал лишь после знаменитой осады (осенью 201 года до н. э.)[499].

Примерно в это же время в Александрию снова явились послы из Рима — Марк Эмилий Лепид и еще двое. Когда римские послы приезжали в Египет девятью годами раньше, Ганнибал сильно теснил римлян; теперь же послы прибыли из победившего Рима, чтобы официально объявить о его триумфе над Карфагеном дружественному птолемеевскому двору, а на самом деле, разумеется, чтобы получить сведения о ситуации в Леванте ввиду надвигающейся войны Рима с Филиппом. В связи с этим посольством любопытно утверждение, которое мы находим у поздних авторов[500], что Марк Лепид стал опекуном юного царя с правом управлять царством от его имени. В таком виде эти слова, бесспорно, являются ложными. Не говоря о том, что они отсутствуют в наиболее достоверных письменных источниках (в сочинениях Поли-бия и Ливия), невозможно согласовать такое положение Марка Лепида с другими фактами, которые мы знаем о его деятельности и об истории той эпохи. Однако у нас есть монета, изготовленная в Риме более поздними членами рода Лепидов, вероятно, в 54 году до н. э., на которой их предок Марк Лепид изображен возлагающим венец на мальчика-царя с надписью TVTOR REGIS. Итак, хотя вполне понятно, почему потомки распространяют легенду о своем предке, кажется маловероятным, что она могла возникнуть, не имея под собой никаких оснований. Надо думать, между римским аристократом и мальчиком — царем Египта образовалась какого-то рода связь. Магаффи остроумно предположил, что Лепид действовал в Риме в качестве официального защитника интересов Египта, в качестве царского патрона[501]. Нам неизвестно, верно ли дальнейшее утверждение Юстина о том, что одновременно с тем, как Лепид отбыл в Египет, Рим также отправил послов к Антиоху, предостерегая его от нападения на Египет. В тот момент Рим определенно не мог сделать ничего, чтобы нажить врага в лице и Антиоха, и Филиппа. Также в этом фрагменте Юстин пишет, что «последние мольбы его отца» отдали мальчика-царя под защиту Рима в качестве «подопечного» (pupillus) республики. Кажется, это не подразумевает, что Филопатор сделал Рим опекуном сына в своем официальном завещании. Если Птолемей Филопатор всего лишь в ходе дипломатической корреспонденции с Римом выразил надежду, что сын после его смерти сможет и дальше пользоваться дружественной поддержкой римского народа, этого было бы достаточно, чтобы дать предлог римским государственным деятелям и положить начало литературной традиции, возникшей у позднейших авторов, таких как Юстин, любителей утрировать, в виде только что рассмотренного утверждения. Действительно, есть вероятность того, что, когда конец Филопатора уже приблизился, в письмах александрийского двора к Риму могли содержаться выражения подобного рода. Это все, что можно сказать по данному поводу.

То, как легко иноземным противникам удалось расхитить владения Птолемеев, доказало несостоятельность Тлеполема в качестве регента. Мы видим, что примерно через год его сменяет другой регент — Аристомен, акарнанийский офицер гвардии телохранителей. К своему позору, он был другом и льстецом Агафокла, но, по словам Полибия, выказал себя прекрасным и добродетельным правителем, когда сам пришел к власти[502]. С акарнанийским регентом был тесно связан нанятый Агафоклом этолиец Скопас, о котором мы уже слышали. Скопасу, считавшемуся хорошим воином, хотя он и питал страсть к наживе, регент, несомненно, доверил высшее руководство военными делами царства. Зимой 201/02 года до н. э. Скопасу удалось успешно очистить ряд городов Южной Палестины от войск Антиоха, и среди них Иерусалим. Он оставил в Иерусалиме гарнизон и вернулся в Египет, взяв с собой глав еврейской аристократии, которые поддерживали Птолемеев. Затем, видимо весной 200 года до н. э., он вернулся в Палестину, чтобы выступить в новый поход, и снова успешно отбросил селевкидские силы до самого Ливана.

Но какую бы славу ни заслужил Скопас этими успехами, она оказалась непрочной. Антиох отправился на юг, чтобы в третий раз завоевать Келесирию. Там, где путь через Ливан подходит к Палестине, в месте, которое греки называли Панион — по святилищу какого-то семитского бога, отождествленного греками с Паном, у истоков реки Иордан, — египетская армия под началом Скопаса встретила селевкидскую во главе с Антиохом. Селевкиды одержали полную победу. После вековой борьбы битва при Панионе решительно положила конец правлению династии Птолемеев в Палестине. Антиох восстановил свою власть в вожделенной провинции, на этот раз навсегда. Сам Скопас, пережив осаду в Сидоне, вернулся в Египет[503].

Скопас с преданными ему массами наемных войск все еще пользовался большим влиянием в Александрии. При помощи Хариморта, своего главного доверенного лица, которого мы видели в роли правителя в «слоновьей» стране, он накопил такие богатства, что Полибий называет их «грабежом царства». Он замыслил совершить государственный переворот, который поставил бы его у верховной власти. Однако Аристомен опередил его, арестовал в его же доме и отправил на суд совета. Выдающихся представителей греческих государств, которые находились в тот момент в Александрии, и в том числе этолийских послов, пригласили присутствовать на суде в роли заседателей, чтобы весь греческий мир увидел доказательства того, что Скопас осужден по закону. Скопас вместе с несколькими соучастниками был приговорен к казни и отравлен.

Видимо, вскоре после этого Аристомен решил, что настало время отпраздновать совершеннолетие юного царя. Тогда (в октябре 197 года до н. э.) ему было всего двенадцать, но, разумеется, Египту как можно скорее был нужен царь, обладающий персональной властью, пусть даже с некоторой натяжкой. В Александрии состоялась церемония вступления правителя на престол, по-гречески анаклетерия, со всей подобающей пышностью. Для пятого Птолемея выбрали прозвище Теос Епифан, Бог Проявленный, к которому иногда в официальных документах прибавлялось второе прозвище — Евхарист, Благодатный. После греческой анаклетерии последовала еще одна церемония, которая, насколько известно, была нововведением для династии Птолемеев[504]. В древней столице Мемфисе египетские жрецы провели обряд венчания маленького царя на царствие, как приличествовало египетскому фараону. Это была очередная зрелищная мера, чтобы обеспечить верность египтян иноземным владыкам. Казалось, что без этого никак не обойтись. В течение всех этих лет безуспешно продолжались восстания египтян, начавшиеся при Филопаторе.