Тем временем в Александрии произошел переворот. Народ и войска свергли Евлея и Ленея и призвали на трон юного брата Птолемея Филометора, тогда еще мальчика лет пятнадцати. Как бы его ни звали до того момента, начиная с этой поры он тоже стал Птолемеем, будучи царем. Позднее он прославится под прозвищем Эвергет, как и его прадед; но пока, чтобы отличить его от Птолемея Филометора, он назывался просто Птолемеем Братом.
По собственной инициативе юного царя или в ответ на народный призыв Александрия перешла в оборону под руководством Комана и Кинея, назначенных мальчиком двух новых министров. Это осложнило бы покорение города для Антиоха, хотя он и удерживал Мемфис и открытые пространства Дельты. Послы из Греции, находившиеся в тот момент в Александрии, отправились в лагерь Антиоха, чтобы попытаться выступить посредниками. Антиох заявил, что он поддерживает дружественные отношения с законным царем Египта Птолемеем Филометором, и все, что должна сделать Александрия, — это принять Птолемея назад. Когда в конце 169 года до н. э. Антиох со своей армией удалился из Египта, он оставил страну разделенной: Птолемей Филометор царил в Мемфисе, а Птолемей Брат — в Александрии. Антиох, очевидно, не собирался господствовать над Египтом; ему было достаточно ввергнуть страну в беспомощное состояние. Он лишь оставил гарнизон в Пелусии, чтобы держать дверь в Египет открытой, если он надумает вернуться.
Зимой 169/68 года до н. э. политика Антиоха потерпела крах. Между Александрией и Мемфисом состоялись переговоры; возможно, девочка-царица Клеопатра взяла в свои умелые руки задачу по примирению двух ее братьев. Они заключили соглашение о том, что будут совместно править в Александрии, а Клеопатра, как и раньше, останется женой Филометора. Это примирение вызвало новое вторжение Антиоха в Египет весной 168 года до н. э. Одновременно селевкидский флот овладел Кипром. На Кипре не обошлось без сражений, но в Египте Антиох, видимо, не встретил сопротивления. Филометор напрасно отправлял посольство к Антиоху, чтобы с благодарностью сообщить ему, что племяннику больше не требуется его присутствие с армией в Египте. Антиох снова явился в Мемфис и оттуда неторопливыми переходами двинулся на Александрию. Но теперь, после окончательного разгрома Персея в Пидне (в июне 168 года до н. э.), у Рима освободились руки, и он смог ответить на громкий крик о помощи, с которым к нему тщетно взывали из Александрии, пока продолжалась его война с Македонией. В Элевсине, на окраине Александрии, Антиох столкнулся с римским посольством во главе с Гаем Попиллием Лаэном, который объявил ему волю сената — Антиох должен немедленно убраться из Египта. И тогда состоялась знаменитая сцена: Попиллий рисует жезлом круг на песке вокруг селевкидского царя и говорит ему, что он должен дать ответ, прежде чем шагнет из круга. Когда римские послы благополучно проводили Антиоха с его армией из Египта, они отправились на Кипр и заставили победоносный селевкидский флот удалиться с острова. Келесирия осталась во владении Селевкидов, но ненадолго. Новому противнику вскоре суждено было подняться внутри самой страны — еврейским националистам во главе с родом Хасмонеев, которые в течение нескольких следующих поколений завоюют для независимого еврейского государства большую часть провинции, столь долго бывшую предметом спора между двумя великими македонскими династиями.
В следующие пять лет в Египте правили два царя. Полибий сообщает, что оба брата «носили царские головные уборы и осуществляли власть»[559]. Любопытно, что на монетах и папирусах осталось мало следов этого двоецарствия. На монетах того периода написано «Царь Птолемей» в единственном числе, только вместо одного орла, символа династии Птолемеев, два. До сих пор не обнаружено ни единого папируса или греческой надписи с официальной формулировкой, которой следовало бы ожидать: «В правление Птолемея, сына Птолемея и Клеопатры, Богов Епифанов, и Птолемея Брата, Богов Филометоров» и т. д. У нас есть письмо от одного чиновника другому, которое начинается словами: «Царю Птолемею здравствовать, а также царю Птолемею Брату, и царице и сестре Клеопатре, и детям…»[560] Письмо датировано «6-м годом», и это значительно осложняет работу исследователей, так как 6-й год Филометора — это 176/75 год до н. э., то есть задолго до двоевластия. Вилькен высказывает теорию, что во время двоевластия Филометор дал согласие отсчитывать годы правления от восшествия на трон его брата. Поверить в это трудно, но тогда непонятно, как иначе можно объяснить эту дату[561]. Судя по иероглифической надписи[562], оба Птолемея вместе с Клеопатрой официально назывались Богами Филометорами[563].
Пять лет двоевластия отнюдь не отличались согласием. Из трех зол, которые в конечном итоге привели к краху государство, созданное в Египте дальновидным полководцем Александра Великого, два проявились еще до того, как Птолемей Филометор взошел на трон, — египетский национальный подъем и восстание против греческого господства, а также рост влияния бывших рабов и евнухов при дворе. Затем объявилось и третье зло — раздор внутри самой царской семьи, где братья и сестры постоянно соперничали из-за трона. В этих жалких междоусобицах истощилась мощь династии Птолемеев, так же как и сила династии Селевкидов после Антиоха Епифана. Птолемей II и Птолемей IV приняли меры, типичные для восточных монархий, чтобы избавиться от этих зол: они убили своих братьев. Если бы Филометор убил Птолемея Брата, династия Птолемеев еще могла бы сохранять единство в течение нескольких поколений. Судьба династии зависела от характера молодого человека, который в тот момент сидел на троне. Этот характер, по свидетельству его современника Полибия, позднейших историков и письменных фактов, был лучшим и наиболее привлекательным среди всех царей династии. В эпоху, когда насилие и жестокость были чудовищно обычными, Птолемей Филометор отличался мягкостью и человечностью. Он «не отнял жизни ни у кого из своих друзей (то есть людей, приближенных ко двору и состоящих на царской службе), каковы бы ни были против них обвинения; я думаю даже, что по вине его не умер ни единый александриец»[564]. Как Филометор с присущей ему готовностью идти на компромисс сделал брата своим соправителем, так же он принял эгоистичные стремления брата с великодушием и прощением. Предполагать, что раз с высшей точки зрения доброта ценна сама по себе, поэтому она вознаграждается и как средство достижения суетных объектов желания, таких как укрепление династии, — это значит не разбираться в жизни. Доброта Филометора оказалась совершенно не способна изменить дурное сердце его брата, и тот остался жить, чтобы принести беды царству. Если бы Филометор его устранил, как Филопатор Мага, он мог бы потерять свою душу, но, скорее всего, приобрел бы спокойное царство для себя и династии Птолемеев.
Был в Средиземноморье и еще один фактор, из-за которого болезни, поразившие великие македонские династии, стали неизлечимы, — пагубное влияние Рима. Эта могущественная зловещая сила теперь всегда маячила вдали, готовая не дать восточным царствам оправиться от потерь, потому что Рим не был заинтересован в том, чтобы они оставались сильными, и поддерживал существовавшие в них подрывные элементы, когда их почти удавалось преодолеть. Рим спас Египет от Антиоха, но он не желал видеть династию Птолемея сильной. Мы не знаем, смог ли бы потомок Птолемея Сотера, каким бы гением он ни был, снова превратить Египет в сильную и независимую державу при этих поразивших царство болезнях и гнетущем влиянии Рима.
В Александрии в годы двоевластия не прекращались беспорядки. Молодой Птолемей, которого народный порыв призвал на трон, был популярен, а Филометор — нет.
Один высокопоставленный и влиятельный придворный постарался извлечь из этой ситуации выгоду для своего честолюбия. Если он был чистокровным египтянином или метисом, как подразумевается[565], то это был первый раз, когда мы встречаем египтянина, занимающего столь высокое положение при Птолемеях. По-гречески его звали Дионисием, по-египетски — Петосараписом. Он отличился во время войны с Антиохом, а военная доблесть могла обелить даже египтянина в глазах греко-македонского окружения. Дионисий воспользовался популярностью Птолемея Брата, чтобы распалить толпу и натравить ее на царский дворец с намерением убить Филометора, который якобы задумал устранить младшего царя, как говорилось в объявлении, которое Дионисий велел читать на рынках. Дионисий надеялся отделаться от обоих царей. Но его план провалился, так как Филометор сначала предложил брату отречься от трона, а затем, когда тот объявил, что беспорядки разгорелись без его ведома, два царя вместе вышли перед народом в своем царском облачении (скорее всего, в македонских каусиях, хламидах и крепидах), являя собой картину братского согласия. Дионисий ускользнул, но вскоре о нем услышали на окраинах Элевсина, где он убедил около четырех тысяч недовольных солдат (возможно, из числа туземных новобранцев, хотя в тексте прямо об этом не сказано) примкнуть к нему. Филометор вышел против мятежников с преданными войсками и разгромил их. Дионисий, сбросив одежду, переплыл через канал и нашел убежище среди туземной толпы. Он имел большое влияние среди египтян и воспользовался им для подготовки нового мятежа[566].
Фрагмент из труда Диодора здесь обрывается, и мы не знаем, что стало с Дионисием и египтянами, которые поднялись по его призыву. Но в другом фрагменте говорится о «новом мятеже в Фиваиде», и оно могло быть связано с тем восстанием, которое поднял Дионисий. Птолемей, согласно источникам, «легко» подавил мятежи в остальных местностях, но отряды националистов сосредоточились в укрепленном Панополе (современный Ахмин), который был взят лишь после напряженной осады. Панополь, который находится по ту сторону Нила прямо напротив крупного греческого города Птолемаиды, был, как заметил Магаффи, очень странным выбором места для мятежников.
Филометор с победой вернулся в Александрию. Но даже если Брат и был невиновен в связях с восстанием Дионисия-Петосараписа, в конце концов он все-таки затеял мятеж против брата и добился успеха. Во второй половине 164 года до н. э. Филометор был вынужден бежать из Александрии[567]. Пять нелегких лет двоевластия подошли к концу.
Филометор отправился в Рим. Диодор пишет[568] о том, как, высадившись в италийской гавани, он побрел в Рим в одежде обычного путника и в сопровождении только евнуха и трех рабов. Другой молодой македонский царевич, двоюродный брат Филометора из династии Селевкидов Деметрий в то время находился в Риме в качестве заложника и встретил его примерно в двадцати милях от города с лошадью и царским одеянием. Но Птолемей объяснил Деметрию, что ему очень важно произвести нужное впечатление на сенат, и решительно протопал пешком весь остаток пути. В Риме (все так же ради драматического эффекта) он поселился в бедном квартале вместе с греческим маляром, которому когда-то оказал благодеяние в Александрии.
В ответ на патетическое обращение Филометора римский сенат постановил разделить царство Птолемеев на два. Это решение имело преимущества с точки зрения римлян. Филометор должен был получить Египет и Кипр, а Птолемей Брат — Киренаику. Насколько Рим был готов поддерживать это решение военной силой, мы не знаем. Сначала Филометор, как видно неуверенный в безопасности возвращения в Египет, отправился жить на Кипр. Но, увидев, что представляет собой единоличное правление Птолемея Брата, александрийцы за несколько месяцев сменили любовь на жгучую ненависть и призвали Филометора с Кипра. Римские послы, находившиеся тогда в Александрии, впоследствии говорили, что только их присутствие спасло Брата, когда толпа готова была разорвать его в клочья. Оба царя торжественно поклялись соблюдать новое соглашение, и Брат отправился царствовать в Киренаику (в июле — августе 163 года до н. э.)[569].
Филометор объявил амнистию за все преступления, совершенные вплоть до 19 эпифи 18-го года его правления (17 августа 163 года до н. э.)[570] — обычно указы такого типа назывались филантропами. Отныне и до конца жизни он оставался единоличным правителем Египта. Однако в официальном протоколе появилось нововведение — изменилась датировочная формула. Вместо слов «В правление царя Птолемея и т. д.», теперь они гласили: «В правление царя Птолемея
В папирусах и надписях содержится немного сведений о том, что происходило в Египте в оставшиеся годы правления Птолемея Филометора. В октябре 163 года до н. э. царь с царицей вместе отправились в путешествие вверх по Нилу. Согласно папирусам из мемфисского Серапеума, они посетили храм, располагавшийся возле древней столицы. Царь и царица еще раз побывали в Серапеуме в октябре 158 года до н. э. В том же году, явно в ходе того же путешествия, они посетили остров Филэ[573]. К храму в Эдфу в 177–176 годах были пристроены большие деревянные врата, еще когда Филометор был ребенком, а за него в качестве регента правила его мать; война с Сирией и затем восстание в Верхнем Египте помешали продолжению работ, но они возобновились, как сказано в надписи, в 30 году до н. э. (150–149 до н. э.). Филопатор строил, восстанавливал или украшал египетские храмы и в других местах, но в надписях не указаны точные даты. В Антеополе (современный Кау-эль-Кебир) Птолемей и Клеопатра посвятили пронаос Антею (египетскому богу храма, чье имя неизвестно, но есть предположение, что по звучанию оно напоминало греческое имя Антей)[574]. В Омби (современный Ком-Омбо) Филометор продолжил строительство храма Ароэрису-Аполлону (египетскому Хор-ур, «Хору старшему»), начатое его отцом.
Были также обнаружены остатки строительных работ, проведенных по приказу Филометора в египетских храмах в Диосполе Парва, Карнаке и Эсне. Кроме надписей, в которых упоминается имя царя или сказано о работах, выполненных по царскому приказу, в нашем распоряжении имеются греческие надписи, сделанные чиновниками в честь Птолемея Филометора и Клеопатры. В Омби гарнизон Омбиского нома (пехота и конница) построил святилище (σῆκος) и посвятил «от лица» царя, царицы и их детей «за оказанные ими милости»[575].
На острове Эль-Хесса южнее Филэ найдены пьедесталы трех статуй — Филометора, Клеопатры и их сына[576] (согласно греческим надписям), а в соседнем Асуане — пьедестал статуи Филометора[577]. В обоих случаях имя посвятившего было стерто и на его месте вырезаны имена божеств — «Исида и Хор», хотя они не имеют смысла. Посвятил их, безусловно, какой-то чиновник, который, будучи сторонником Филометора, попал в опалу при Эвергете II.
Есть свидетельство, что птолемеевский двор к тому моменту перешел к наступательной политике на южной границе. Очевидно, наперекор эфиопским фараонам он попытался утвердиться на отрезке Нила от первых порогов вплоть до вторых (вади Хальфа). Часть пути от Асуана до Дерара была известна как Додекасхен, а этот более длинный отрезок назывался Триаконтасхен[578] («Земля Тридцати Аров»). Иероглифическая надпись на камнях у деревеньки Хартум[579] гласит, что Тридцать Аров принадлежат Исиде с острова Филэ[580], а в других надписях это же сказано о Двенадцати Арах. Нам известны два человека, которые возглавляли гарнизоны крупных египетских военных округов в этой местности. Один из них Боэт, сын Никострата, возможно кариец, который в 145–144 годах до н. э. был эпистратегом и стратегом Фиваиды со званием сородича[581], видимо один из главных людей государства. В конце правления Филометора день рождения Боэта отмечался ежегодными празднествами на вышеупомянутом острове Сети (Эль-Хесса). Перед ним стояла задача основать два новых города в Триаконтасхене, которые получили названия Филометорида и Клеопатра[582]. В других письменных источниках эти города не упоминаются, и где они находились, неизвестно. Вероятно, по мере упадка власти Птолемеев в последовавшие дни смуты они были заброшены и исчезли с лица земли. Боэт все еще был командиром при царе Эвергете в 136–135 годах до н. э.
Второй человек — Герод, сын Демофона из Пергама, комендант (фрурарх) гарнизона в Сиене (Асуан) и начальник укрепленного лагеря (геррофилакс)[583], но в дальнейшем он командовал «Верхним Районом», как говорится в одной надписи, или «Додекасхеном», как указано в другой[584]. Он носил придворный титул диадоха и военное звание гегемона «над людьми». Но, как ни странно, этот греческий офицер также занимал должность египетского жреца, он был «предсказателем» бога Хнубиса и архистолистом храмов Элефантины, на острове Абатон (Биггэ) и в Филэ, и к тому же, кажется, видным членом синода жрецов Хнума Небиеб и обожествленных царей династии Птолемеев, который собирался в храме на острове Сети (Эль-Хесса) для ежегодных празднеств в честь царского рода — любопытный пример того, как египетское правительство толкало своих чиновников на управление местными религиозными объединениями и подчиняло их своим целям.
Посвящение (на греческом языке), сделанное Геродом и другими жрецами, адресовано царю, царице, царским детям и местным богам, причем каждый из четырех упомянутых богов отождествлялся с греческим, хотя надпись во всех случаях называет и туземное имя. Так, упоминаются четыре бога: Амон[585] — Хнубис, Гера — Сатет, Гестия — Анукет, Дионис — Петемпаменти (Тот-который-находится-в-Аменти). Посвящение сделано «от лица» Боэта.
В Дебоде к святилищу, возведенному эфиопским царем Азехрамоном, были пристроены другие здания, и на одном из их пилонов видна надпись, гласящая, что пилон посвящен Исиде и почитавшимся в том же храме богам от имени Птолемея Филометора и его сестры-жены Клеопатры[586].