И совсем непонятно откуда в нём взялся ещё один человек. Его точно не было. До последнего момента. Он словно только что родился прямо из тьмы ‒ внезапно оказался между Кирой и тварями. Стоял неподвижно, ноги чуть расставлены, голова наклонена вперёд. Руки расслабленно висят вдоль боков, ладони сжимают кинжалы, и тусклые блики знакомо играют на тонких лезвиях.

Он? Тоже он? Здесь? Сейчас? Невозможно. Почему?

Взмах руки, и кинжал, словно чёрную ткань, рассёк темноту. Та разлетелась лоскутами, в глаза ударил свет. И Кира проснулась.

Она не сразу поняла, где она и что с ней. Страх ещё несколько мгновений сжимал сердце, рождая смятение и нервный трепет в груди, но потом отодвинулся, когда сквозь кошмар сна стали проступать привычные вещи: веранда загородного дома, цветочные вазоны на её перилах, расцвеченный осенними красками участок.

Данька спокойно спал в коляске, а Кира, похоже, задремала в деревянном кресле, укачивая его, и ей приснилось…

Что же ей приснилось?

Темнота, отчаяние, холод, от которого Кира поёживалась до сих пор. Хотелось завернуться в тёплый плед, отхлебнуть горячего чая, отогреть замёрзшие пальцы, сжимая кружку с ним. Но больше всего хотелось уверенности. В том, что рядом окажется кто-то, способный поддержать и защитить. От любого. Даже самого невероятного и необъяснимого.

Сон не отпускал. Несмотря на сверхъестественность и причудливость он казался реальным. Пробудившееся воспоминание, слегка преобразованное сознанием. То, что действительно случилось когда-то. Он не таял, как обычно происходило с другими снами, а постепенно вытягивал из глубин памяти всё новые и новые подробности, выстраивал их последовательно и логично.

Уже Данька проснулся, и Кира его кормила, и делала что-то ещё, почти не задумываясь, на автомате. Потому что мыслями целиком овладели воспоминания. Теперь они проступали сквозь привычные вещи, становились всё более чёткими, усиливали понимание: это действительно был не просто сон. И Кира поинтересовалась у мамы, когда они находились вдвоём в комнате.

Ещё с ними был Данька, но его ведь можно не считать. Как участника разговора. Кира сидела на диване с сыном на руках, а мама гладила детские вещи.

‒ Мам, слушай. Когда мне было лет пятнадцать, ничего такого не случалось? Я никуда не пропадала?

Та застыла на середине движения, а потом медленно развернулась, внимательно посмотрела на дочь.

‒ Почему ты вдруг спрашиваешь? ‒ в голосе не чувствовалось ни особой тревожности, ни испуга, лишь чуть-чуть проявилась насторожённость, и Кира сама сделала вывод.

‒ То есть пропадала. Да?

Мама согласно кивнула, но выкладывать подробности не торопилась. Хотя прекрасно видела, что Кира их ждёт. А потом всё-таки решилась.

‒ Тебя не было всю ночь. Мы сами бегали по знакомым, по улицам, тебя искали. ‒ На мамино лицо будто бы легла тень, чётче обозначила морщинки. ‒ В полицию сообщили. Они тоже искали.

‒ И нашли?

Кира выспрашивала не просто так, и уж точно не для того, чтобы помучить маму. Ей нужно было сравнить то, что она вспомнила, с тем, что было в реальности, и окончательно разобраться: сон или явь?

‒ Нет. Ты сама нашлась. ‒ Мамины слова рассеивали последние сомнения, потому что полностью совпадали с воспоминаниями. ‒ Позвонила уже под утро, рассказала, где находишься.

‒ А что со мной произошло, я не рассказала? ‒ уточнила напоследок Кира.