Лучше не строить догадок. Она смотрела фильма про Чужих. Но ведь он ‒ фантастика. И двуликие тоже фантастика, и бледные твари с бельмами на глазах и четырьмя пальцами. Почему нет? Почему не выдумка, не галлюцинация? Зачем Кире подобное знание? Зачем такая реальность? Но, главное, чтобы галлюцинацией или сном не оказался этот парень.

Он ни капли не боялся, держался уверенно и даже деловито. Приблизился к кокону, задумчиво оглядел его, прикоснулся рукой, а, может, даже колупнул пальцем, проверяя прочность. Кира не успела заметить, когда в другой его руке появился кинжал. Парень ловко крутанул его в пальцах, перехватил удобней и твёрдым, выверенным движением вспорол паутинную оболочку. Та разошлась в стороны, открывая своё таинственное нутро.

Что-то непонятное, бесформенное, склизкое вывалилось из него, шлёпнулось на пол с громким чавкающим звуком, заворочалось, расшвыривая тяжёлые вязкие капли. Парень тихонько выругался, дёрнул ногой, стряхивая попавшую на брюки слизь, а Киру едва не вырвало. Она зажмурилась и торопливо отвернулась, но надо было ещё и уши заткнуть. Потому что от услышанного её чуть не вырвало опять.

Шлёпанье капель, хруст, треск, словно ткань порвалась, тоненький визг и опять шлёпанье, гораздо громче и чаще. И новый хруст. А потом ‒ тишина, прерванная брезгливым восклицанием:

‒ Ну что за...

Кира осторожно глянула краем глаза.

Парень отряхивал руки. Кажется, хотел вытереть их об одежду, но передумал. Подошёл к остаткам кокона, и вытер об его наружную поверхность: и руки, и кинжал. Спрятал его куда-то под куртку. Потом развернулся в сторону Киры, прошёл мимо мерзкой груды, валявшейся на полу, приблизился.

‒ Отодвинься. Попробую открыть.

Кира, не поднимаясь на ноги, отползла в сторону, а он присел перед дверью, дотронулся пальцами до замочной скважины. Немного помедлив, что-то достал из внутреннего кармана куртки, воткнул в замок, зашуршал.

Пока парень опять находился близко, Кира пыталась рассмотреть его как следует, но перед глазами уже с минуту плыли мутные пятна, размазывая мелкие детали. Только одно воспринималось достаточно чётко: волосы, настолько неестественно белые, что, казалось, они сияют в окружающем сумраке. Но в реальность именно этого видения верилось меньше всего. Сбой восприятия ‒ светлый облик спасителя.

Тихий щелчок поведал о том, что замок сдался. Парень поднялся, толкнул дверь, проверяя, точно ли она открывается, но широко распахивать не стал, сначала поинтересовался у Киры:

‒ Идти можешь?

Губы снова пересохли, не хотели шевелиться, и Кира кивнула, тоже попробовала подняться, упираясь в стену. Выпрямилась и едва опять не осела вниз, потому что пол под ногами закачался, голова пошла кругом. Пришлось привалиться к кирпичной кладке, чтобы не упасть.

Парень всё понял без объяснений, подошёл, обхватил.

‒ Держись.

Кира изо всех сил вцепилась в его плечо. Ноги не слушались, норовили сложится в коленях. А парень пинком распахнул дверь, переступил через невысокий порожек, волоча за собой Киру.

Она старалась не думать, где они идут и куда, а главное ‒ сколько ещё осталось. Двигалась, двигалась, вопреки всему. Вопреки собственному бессилию, вопреки продолжавшемуся раскачивать полу, вопреки мутной пелене перед глазами, вопреки заплетающимся ногам. Даже по лестницам поднималась. Парень тоже терпеливо сносил всё, ни разу не упрекнул, не обругал, не пожаловался. Но зато, как только они оказались на улице, произнёс:

‒ Дальше без меня.

Дождался, пока Кира твёрдо зафиксируется на ногах, и сразу отстранился. Она покачнулась, но устояла, спросила чуть слышно:

‒ А ты куда? ‒ голос тоже пересох, стал хриплым и резким.