Пламя ревело взбесившимся диким зверем и рвалось вверх, словно пыталось дотянуться до холодного чернильно-синего неба, лизнуть его жадным оранжевым языком, пропитать собой, растечься на всё пространство. На весь мир.

Маленького деревянного дома оказалось мало, скоро от него ничего не останется. Огню хотелось ещё, ещё, ещё.

‒ Сыночек! Димочка! ‒ разрезав воздух громкий протяжный вопль, и даже пламя дрогнуло, притихло. Но только на миг. Потом опять сердито рвануло вверх, раздражённо плюясь искрами.

Мать стояла на коленях прямо на снегу и голосила, то разворачиваясь к дому, то к столпившимся вокруг людям.

‒ Господи! Да помогите же кто-нибудь! Спасите моего мальчика! Сыночка моего.

Лина издалека всё это увидела и услышала. Когда бежала по разбитой дороге, развороченной колёсами проезжавших машин, запиналась, едва не падала.

Пожарные ещё не подъехали, даже сирен не слышно.

Она замерла возле матери. Обезумевший взгляд той на мгновение прояснился, наткнувшись на лицо дочери.

‒ Это всё ты! Всё ты виновата! Не могла с братиком посидеть. Смотри, что случилось?

Лина почти не расслышала, её нагнали лишь обрывки фраз. И не до смыслов ей было.

‒ Линка, куда? С ума сошла! Сгоришь!

Не сгорит! Нельзя.

В доме остался Димка, младший брат. Почему не выбрался? Не младенец ведь уже. Скоро восемь. Неужели не заметил, что пожар начался? Заснул? Так вроде рано ещё? И какая разница.

Прогоревшая дверь сама распахнулась, болталась на одной петле. А внутри не сплошной огонь, дыма больше. Крутится клубами, густой и горячий.