Не успели познакомиться, а Олег уже заинтересовался Кирой. Хотя какой может быть интерес у молодого парня к матери-одиночке? Он ни разу не спросил про Данькиного отца. Наверное, решил, что раз о том не заговаривали, его как бы нет.

Ну правильно. Его как бы нет.

Кира тихонечко вошла в комнату. Мама спала на диване, отвернувшись к стене, Данька ‒ в кроватке. На спине, привольно раскинувшись, спинав в ноги одеяло. Не любил он укутывание. Но Кира всё-таки накрыла его, погладила закинутую к голове руку, провела пальцами по редким светлым волосам. Мягкие, шелковистые. А чувство такое, будто прикоснулась не к одному, а сразу к двоим.

«Что там с тобой опять происходит?» Вопрос в никуда, без адресата. Даже если услышал бы, не факт, что ответил. А уж так ‒ тем более. Тишина.

Кира тоже легла, уткнулась носом в подушку.

Ну, почему? Почему иногда нестерпимо, почти до стона, хочется, чтобы не подушка, не безразличная мягкость постели. Живое. Пусть даже не слишком мягкое и ласковое. Чтобы стук сердца под щекой, и тепло, не собственное, чьё-то другое. В какой-то момент даже кажется ‒ без разницы чьё. Лишь бы не одной.

Можно забрать из кроватки Даньку, но жалко его беспокоить. Можно…

Кира откинула одеяло, хотела подняться, но тут зашевелился Данька, засопел. Сейчас проснётся. Кира просунула руку между прутьями защитной решётки, обхватила маленький кулачок. Малыш поворочался, меняя позу, и опять затих. А Кира так и заснула, держа его за ладошку.

Приснился Ши. Впервые за всё время. Он стоял у Киры за спиной, и она его не видела. Зато ощущала. Прижималась, а Ши обнимал её одной рукой. Вторая лежала на волосах. Потом скользнула вниз, опять замерла, теперь уже на плече.

Так и не развернуться, не посмотреть.

‒ Ты живой там?

‒ Не знаю.

Будто Кира спросила: «Ты человек?», и получила ответ сродни прежнему: «Отчасти».

‒ Ну о чём ты? Как странно с тобой разговаривать.

‒ Это плохо?

‒ Нет. Это… странно. ‒ Кира прикоснулась к ладони, лежащей у неё на плече. ‒ Хочешь увидеть Даньку?

Тишина.