959 Вся американская жизнь кажется жизнью большого поселения, подлинно городской жизнью. Даже самое крохотное поселение отказывается от своего деревенского образа и стремится стать городом. Город управляет стилем жизни даже в деревне. Кажется, поистине все вокруг коллективизируется и приводится к общим меркам. Однажды во время посещения так называемого полевого лагеря (camp) с так называемой деревенской жизнью мой друг-европеец, который путешествовал вместе со мной, тихонько шепнул мне: «Спорим, у них есть учебник по правилам обустройства лагеря». В самом деле, такой учебник немедленно отыскался на полке, зловеще отливающий золотым тиснением на красном переплете!

960 Америка – страна чудесная, можно сказать, божественная, в ее воздухе все еще витает слабый аромат внеисторической вечности, а цикады по-прежнему не робеют перед человеком. Они еще не знают, что живут в Америке, подобно некоторым индейцам-навахо. Лягушки-быки здесь рокочут по ночам, издавая доисторические возгласы. Ночи под звездным небосводом прекрасны, а дни благословлены обилием солнечного света. Это настоящая живая страна, но никто из местных, кажется, не готов к ней – уж точно не эти суетливые, шумные, болтливые, ездящие на машинах горожане. Они даже не снисходят к ней, в отличие от индейцев, с которыми чувствуешь себя особенно легко, потому что они явно поддаются чарам страны, а не стремятся ее покорить. Хотя бы тут наблюдается мир, заповеданный Господом.

961 Я довольно хорошо знаком с материнскими народами Северной Америки, но совершенно затруднился бы объяснить, исходя из одной только теории наследственности, как нынешние американцы, их дальние потомки, приобрели свои поразительные особенности. Можно предположить, что некоторые из особенностей связаны с древними установками первооткрывателей и первых колонистов. Но я не понимаю, какое отношение упомянутые мною особые качества имеют к характеру первых фермеров-колонистов. Другая, куда более внятная гипотеза объясняет особенности американского темперамента тем фактом, что страна населена неграми, яркой и притягательной расой. В отдельных штатах чернокожие и вовсе преобладают (этот факт способен удивить наивного европейца, считающего Америку белой: она не то чтобы белая, а, скорее, пегая, и с этим ничего не поделаешь).

962 Что может быть заразнее, чем жить бок о бок с довольно примитивным народом? Отправляйтесь в Африку и оцените на собственном опыте. Когда все настолько очевидно, что буквально спотыкаешься о факты, обыкновенно говорят о «затемнении» или «почернении» (going black). Если же все не столь очевидно, рассуждают о «влиянии солнца». Но в Индии солнце тоже светит постоянно. На самом деле перед нами смягченное «затемнение», которое уравновешивается особой чопорной моралью (с ее приверженностью праведности и нарочитой респектабельности). Под давлением этих условностей люди попросту высыхают, пусть и возлагают ответственность на солнце. Нам, европейцам, гораздо проще быть слегка аморальными (по крайней мере, слегка распущенными), поскольку у нас нет нужды оборонять моральные устои от неослабевающего натиска первобытной жизни. Неполноценный человек поддается этому натиску, потому что тот притягателен для низших слоев нашей психики, пережившей неисчислимые столетия сходных условий – «Оn revient toujours à ses premiers amours[606]». Этот человек напоминает нам – не столько нашему сознанию, сколько нашему бессознательному – не только детство человечества, но и всю предысторию, которая отстоит не более чем на двенадцать столетий, если говорить о германских народах. Варвар внутри нас все еще удивительно силен и охотно поддается соблазнам юношеских воспоминаний. Поэтому требуется надежная защита. Латинские народы, будучи старше, не должны остерегаться в той же степени, а потому их отношение к цветному человеку иное.

963 Но все оборонительные заслоны германцев возводятся лишь в пределах досягаемости сознания. Ниже порога сознания зараза практически не встречает сопротивления. Цветные люди живут в городах и даже в домах белых – а также, образно выражаясь, под кожей, в подсознании. Это правило, разумеется, работает в обе стороны: у каждого еврея есть комплекс Христа, у каждого негра имеется комплекс белого, а у каждого американца – комплекс негра. Обычно цветной готов отдать что угодно, чтобы стать белым, а белый ни за что не признается, что в нем есть примесь черной крови.

964 А теперь – к фактам. Как насчет упомянутого американского смеха? Как же пресловутая шумная публичность? Как же удовольствие от движения и всевозможных трюков? Как быть с разболтанной походкой, с негритянскими танцами и музыкой? Ритм джаза точно такой же, как у нгома, африканской пляски[607]. Ту не составит труда исполнить, со всеми ее ужимками и прыжками, с качанием плеч и бедер, под американский джаз. Американская музыка очевидно пронизана африканскими ритмами и мелодикой.

965 По сути, бросается в глаза то обстоятельство, что цветной человек с его примитивной моторикой, с его выразительной эмоциональностью, детской непосредственностью, чувством музыки и ритма, с его забавным и образным языком заразил американцев своим «поведением». Любому психологу и любому врачу известно, что нет ничего более заразного, чем зевота, заикание, хореические движения, признаки эмоций, а прежде всего – смех и особенности речи. Пусть ваши мысли и сердце заняты другим, пусть вы не понимаете шуток на иностранном языке, вы не сможете устоять, когда вокруг улыбаются все остальные. Заикание способно распространяться от человека к человеку, и вы в разговоре вряд ли удержитесь от невольного подражания. Мелодия и ритм крайне коварны, они способны преследовать нас сутками; что касается языка, удивительнее всего влияние на нас метафор и особенностей произношения, которые действуют поступательно – сначала вы робко пытаетесь что-то повторить, а дальше уже не можете удержаться и перенимаете чужую манеру речи.

966 Белый человек для негра воплощает собой неразрешимую загадку, но всякий раз, когда наблюдается столь сильное воздействие, неким таинственным образом происходит и обратное влияние. Негр одним своим присутствием в обществе выступает источником «темпераментной» и подражательной инфекции, которую европеец не может не замечать, точно так же, как широкую зияющую пропасть между американскими и африканскими неграми. Расовая инфекция – острейшее душевное и моральное заболевание в обществе, где число представителей примитивных народов превышает численность белых. Америка страдает от этой напасти относительно слабо, поскольку белых здесь намного больше, чем цветных. Очевидно, что она способна усвоить примитивное влияние с малым риском для себя. Но каков был бы итог при значительном увеличении цветного населения?

967 Я искренне убежден в том, что ряд американских особенностей можно приписать непосредственному влиянию цветного человека, тогда как другие особенности суть плоды компенсаторной защиты от первобытной вялости. Большинство остается на поверхности, сохраняет нетронутыми внутренние порывы американского характера, но этого нельзя сказать о «затемнении». Не будучи бихевиористом, отважусь предположить, что при наблюдении за одним только человеческим поведением мы находимся по-прежнему очень далеко от настоящего человека. Я рассматриваю поведение как оболочку, скрывающую живое вещество внутри. Тем самым я в состоянии достаточно четко выделить белого человека с его слегка негроидными манерами, и тогда напрашивается вопрос: этот белый американец – обыкновенный белый человек, или он чем-то отличается от европейского представителя нашего вида? Лично я считаю, что налицо заметная разница между ними, как снаружи, так и внутри. Европейские журналы недавно публиковали фотографии известных американцев в индейских головных уборах рядом с портретами нескольких краснокожих индейцев в европейских костюмах – и спрашивали у читателей, кто тут индеец?

968 Это больше, чем шутка. В ней кроется подспудный смысл, который трудно отрицать. Само явление может показаться загадочным и почти невозможным, но оно отмечается также и в других странах. Человек способен ассимилироваться. В воздухе и в почве конкретной страны имеются некие элементы, которые постепенно проникают в переселенца и уподобляют его типажу аборигенного жителя, вплоть до незначительного изменения физического облика. Проверка таких фактов с точки зрения точных измерений, при всей очевидности картины, порой, признаю, чрезвычайно затруднительна. А еще имеется множество факторов, ускользающих от всех наших средств точной научной проверки, несмотря на очевидный и несомненный характер этих явлений. Вспомним хотя бы все разнообразие выражения глаз, жестов и интонаций! Мы все прибегаем к этим способам в повседневности, ни один глупец не истолкует их неправильно, однако мы сталкиваемся с крайне деликатной задачей, когда беремся за сугубо научное описание этих фактов. (Один мой знакомец, кстати, по фотографиям евреев из разных стран может определить с почти безошибочной уверенностью, что вот это поляк, тот казак, тот немецкий еврей и т. д.)

969 Конечно, в самом человеке присутствуют все обозначенные неуловимые признаки – они проступают то в чертах его лица, то в жестах, то в выражениях лица, взглядах, а то в душе, которая просвечивает, так сказать, сквозь прозрачную пелену тела. Во всяком случае, зачастую нетрудно установить, из какой страны человек родом. Я знаю довольно много примеров, когда дети европейских родителей появлялись на свет в восточных странах – и выказывали со временем некие местные черты, либо во внешности, либо в складе мышления, либо в том и другом, причем до такой степени, что не только я сам, но и другие люди, совершенно не осведомленные об обстоятельствах их рождения, могли поставить верный диагноз. Чужая страна как-то задевает всех иностранцев, которые в ней родились. Некоторые крайне примитивные племена убеждены, что невозможно захватить и покорить чужую территорию, ибо дети, рожденные там, унаследуют неправильных духов-предков, обитающих в деревьях, скалах и водах этой местности. Как кажется, в этом первобытном прозрении имеется крупица истины.

970 В нашем случае можно заявить, что дух индейца проникает в американца изнутри и снаружи. В самом деле, часто можно обнаружить поразительное сходство лица американца с лицом краснокожего индейца. В мужских лицах сходство проявляется чаще, чем в женских. Но женщины всегда более консервативны, несмотря на их бросающуюся в глаза тягу к современности. Это, конечно, парадокс, но такова уж человеческая природа.

971 Мы вправе ожидать внешнего приспособления к особенностям страны. В этом нет ничего удивительного. Но внешнее уподобление ничтожно в сравнении с менее заметным, зато куда более ощутимым влиянием на разум. Такое впечатление, что разум бесконечно более чувствителен и намного сильнее поддается внушению, нежели тело. По всей видимости, задолго до того, как тело отреагирует, в сознании уже происходят некие значительные изменения, о которых не догадываются ни сам индивидуум, ни его ближайшее окружение; они заметны лишь со стороны. Вот почему я не верю, что обычный американец, не проживший несколько лет в Европе, способен осознать, насколько его умственная установка отличается от европейской, и вот почему я не верю, что обычный европеец сумеет распознать свои отличия от американца. Потому-то столько особенностей, по-настоящему характерных для той или иной страны, кажутся диковинными или смешными: условия, из которых они возникают, либо неизвестны, либо не осознаны. Они утратили бы свою странность и нелепость, доведись нам ощутить местную атмосферу, которой они принадлежат и в которой становятся вполне понятными и логичными.

972 Почти каждой великой стране свойственно особое коллективное отношение к жизни, его можно определить как гения места, Spiritus loci. Иногда этого духа можно заключить в темницу формул, иногда он неуловим, но всегда, будучи неописуемым, проявляет себя в качестве некоей атмосферы, пронизывающей все и вся: облик местных жителей, их речь, поведение, одежду, запах, интересы, идеалы, политику, философию, искусство и даже религию. В четко обозначенной культуре с солидным историческим наследием – например, во французской – нетрудно обнаружить ключевую ноту французского esprit: это «la gloire», «слава», выраженная психология престижности в самом благородном (а также в самом нелепом) проявлении. Она присутствует в речи, в жестах, убеждениях, в стиле, в политике и даже в науке.

973 В Германии все олицетворяется в «идее». Обычных людей не бывает – вы либо «господин профессор», либо «господин советник», либо «господин ревизор» и т. д. Немецкая идея может быть верной или ошибочной, но никогда не перестает быть идеей, принадлежит ли она высшей философии или представляет собой какое-то глупое предубеждение. Даже умирая, в Германии вы не умираете в простом человеческом страдании: ваша кончина – идеальная форма, «отбытие в мир иной такого-то» или что-то в этом роде.

974 Сокровеннейшая истина Англии и в то же время ее ценнейший вклад в достояние человеческого рода – это «джентльмен», явление, спасенное от пыльного рыцарства раннего Средневековья и ныне проникшее в самые укромные уголки современной английской жизни. Это высший принцип, который никогда не утрачивает убедительность, это сияющие доспехи рыцаря, совершенного душой и телом, – и одновременно жалкий гроб несчастных естественных наклонностей.

975 Но возможно ли столь же просто «оценить» другие страны, будь то Италия, Австрия, Испания, Нидерланды или Швейцария? Все они вполне своеобразны, но вот их дух труднее уловить. Потребуется, быть может, не одно слово, а несколько предложений. Америка тоже относится к числу тех стран, которые нельзя описать кратко. Европейский предрассудок призывает свести все к жажде наживы, но так могут думать только люди, которые понятия не имеют, что на самом деле значат деньги для американцев. Будь они сами американцами, это утверждение имело бы смысл. Но Америка не настолько проста. Конечно, в Америке, как и везде, хватает обыденного материализма, однако, наряду с ним, здесь присутствует в высшей степени восхитительный идеализм, с которым вряд ли сравнится любой другой в какой-либо стране. Вообще деньгам до сих пор присуща этакая магия старого табу, восходящего к тем временам, когда любое финансовое предприятие, будь то банковское дело или ростовщичество, считалось греховным. Потому в «старых» странах денежное ремесло по-прежнему сродни запретному удовольствию и потому у нас считается хорошим тоном замалчивать денежные дела. Американец, не стесненный бременем исторических условий, может зарабатывать и тратить деньги по их прямому назначению. Америка особенно свободна от власти денег, хотя много зарабатывает. Как европейцу понять эту загадку?

976 У Америки все же есть принцип (или идея, или установка), но это точно не деньги. Нередко, анализируя сознательные и бессознательные содержания моих американских пациентов и учеников, я натыкался на нечто, для чего подходящим описанием, пожалуй, будет словосочетание «героический идеал». Все самые идеалистические усилия направляются на то, чтобы выявить лучшее в каждом человеке, и при встрече с хорошим человеком того, естественно, поддерживают и подталкивают вперед – до тех пор, пока он наконец не рухнет от изнурения, промежуточных успехов и общего триумфа. Так бывает в каждой семье, где честолюбивые матери внушают своим отпрыскам, что они должны расти героями; так бывает на фабриках и заводах, где вся система управления призвана расставлять лучших людей на соответствующие участки. Или вспомним школы, где детей учат быть смелыми, мужественными, полезными – и «хорошими парнями», коротко говоря, героями. Нет такого достижения, ради которого люди не готовы прикончить сами себя, даже если это сущая ерунда. Нынешний кинематограф изобилует героями всех мастей. Американским аплодисментам принадлежит в этом отношении мировой рекорд. Восторженные толпы окружают «великих» и «знаменитых», в чем бы те ни преуспели; даже Валентино[608] получил свою долю почета. В Германии ты велик, если твои титулы длиной в два метра; в Англии – если ты джентльмен; во Франции – если вносишь вклад в общую репутацию страны. В малых странах люди, как правило, не обретают величия при жизни в силу размеров территории, зато слава приходит к ним посмертно. Америка, пожалуй, единственная страна, где «величие» ничем не ограничено, ибо оно отражает основополагающие надежды, желания, устремления и убеждения всего народа.

977 Признаю, что американцу все это кажется вполне естественным, но для европейца подобное ощущение в новинку. Многие европейцы заражаются чувством неполноценности, когда посещают Америку и встречаются с ее героическим идеалом. Как правило, они скрывают свои чувства, лишь громче хвалятся Европой или начинают высмеивать то многое в Америке, что заслуживает критики, например: грубость, жестокость и примитивность. Нередко самый первый и решающий удар они получают на таможне, и это событие определяет их отношение к Штатам в целом. Героическая установка неизбежно должна сочетаться со своего рода примитивностью, ведь она всегда была частью и признаком спортивного, так сказать, первобытного общества. Тут в игру вступает подлинный исторический дух Красного Человека (индейца). Взгляните на американский спорт! Американцы – самые дерзкие, самые безрассудные и самые успешные спортсмены в мире. Идея игры ради игры у них почти полностью исчезла, зато в других странах еще преобладает именно идея игры, а не профессионального спорта. Этот спорт требует тренировок на грани жестокого издевательства и практики, почти бесчеловечной в исполнении. Американские бойцы – гладиаторы каждым своим дюймом, а волнение зрителей проистекает из древних инстинктов сродни кровожадности. Американские студенты проходят посвящения и формируют тайные общества, как лучшие среди варварских племен. Тайные общества всех видов отмечаются по всей стране, от ку-клукс-клана до рыцарей Колумба[609], их обряды аналогичны любой примитивной мистической религии. Америка воскресила призраков спиритуализма, родиной которого является[610], и излечивает болезни с помощью «Христианской науки»[611], причем у последней общего с шаманским психическим исцелением больше, чем с какой-либо известной наукой. Вдобавок эта «наука» приносит некоторую пользу, как и шаманские снадобья.

978 Старое европейское наследие выглядит довольно бледно по сравнению с этими мощными первобытными влияниями. Вы когда-нибудь сравнивали горизонт Нью-Йорка или любого большого американского города с горизонтом такого пуэбло[612], как Таос? Вы видели, как дома громоздятся башнями, одна выше другой, ближе к центру? Без сознательного подражания американец бессознательно заполняет спектральные очертания ума и темперамента Красного Человека.