Мы шли по длинному водянистому коридору, проходя пустые детские комнатки, и мне становилось все грустнее и грустнее. Возможно, дети прятались где‑то еще, а возможно… И почему Джеку досталось столько внимания?

Питер рассказывал, а я старалась смотреть вперед. Не помогло. Дверь, ведущая из коридора, открывала еще один ряд таких же детских.

Хвостатки выходили замуж и за людей, и за таких же, как они. Назывались те не хвостунами, а просто – хвостатыми. Великий Хаос влился и в их стихию, многие погибли на войне, а потом, за то, что сопротивлялись, у бедных хвостаток забрали их мужчин – и их детей. Говорят, они жили теперь в Королевстве Хаоса, но подтверждений этому не было. И самое плохое…

– Самое плохое то, что теперь союз хвостатки и человека обречен. Люди не могут долго жить в воде, как раньше, когда соглашались на такой брак. И у них больше не рождаются дети. Хвостатки подняли барьер, когда поняли, что вода – это такая же стихия, как Хаос; может быть, в защитной своей части мощнее, чем он, но было уже поздно. Как видишь, сударыня моя, ни детей, ни мужчин.

Я подняла брови и тяжело вздохнула:

– Ну а почему не собраться всем вместе и не дать Хаосу отпор?

– Думаешь, никто не пытался? – невесело хмыкнул Питер. – Пытались, да еще как. Кое‑где в земле до сих пор пылают воронки. Понимаешь, сударыня, мы не обращали на Хаос внимания слишком долго, слишком сильно прятали голову в плечи, а он стал почти что всемогущ, да и сейчас… В том же Тиле. Ведь невозможно до меня даже добраться, я очень дивился, что ты дошла. Люди постепенно привыкают и считают, что лошади так и должны ездить, а дети так и должны рождаться.

Я закусила губу, потому что мне стало очень и очень горько.

– И да. – Питер распахнул дверь, и мы вышли на открытое пространство, которым я хотела было залюбоваться, да не вышло.

Каменный двор с красивыми скульптурами, точно из диснеевского мультфильма про Русалочку, красивый, украшенный диковинными цветами‑водорослями. Да не то что двор – площадь. Наверное, праздничная, где когда‑то играли детишки.

– Что? – спросила я, пытаясь сдержать слезы.

– Пока мы не дошли. Марк, Лиссовский, был влюблен в Еринию, помнишь? И они продолжали встречаться даже после всего. Я иногда возвращался сюда, здесь прекрасное место – потому что в какой‑то момент Тиль стал жить по правилам хаоса, и полдня без меня существовал прекрасно. Они поссорились, Ериния вдруг надумала себе, что влюбилась в меня. Марк же, как мне рассказала Елана, та девушка, что нас спасла, нашел себе обыкновенную невесту. Словом, пока меня не было, Еринии не стало. Она умерла. Поэтому они не хотели меня пускать. Получилось вроде как, что Хаос извел половину их народа, а мы, чудильщики, вместо того, чтобы помочь, добили оставшуюся. Имей в виду, хорошо?

– А что с ним стало все‑таки, как ты думаешь? – Я с трудом сглотнула.

Питер изменился в лице:

– Я надеюсь, что он жив, но все это выглядит так, что он либо забыл, зачем явился на этот свет, либо… Мы доберемся до Лисса, только отступит хаос. Нам через царство хвостаток недалеко. Я лишь прошу – без вопросов про него, без вопросов про Лисс, а то мне и так досталось, думал уж, последний день – и тот под водой. Сердились, что девушку притащил. Джек вступился, слава всему, бойкий парень, говорит, девушке пятнадцать, ребенок, пришла искать подругу. Тем и спаслись.

– Зачем ты хочешь рассказать ему про мои сны и порталы?

– Сны? – Питер явственно напрягся. – Был еще один?

– Не успела поведать.

– И тоже про твой мир?

– Да, про моих родителей и то, что там творится с момента моего отбытия.