— Что вы всё к половым отношениям сводите. У нас с Ириной Викторовной чисто рабочие связи и прекрасное взаимопонимание.

— Рабочие, ага, — кивает он. — Неплохая работа у вас, в таком случае.

— Но, как я понимаю, главный затык в этом всём — это Каховский-старший с его другом в милиции. Да?

Куренков молчит и смотрит на меня с интересом.

— Ну так, давайте его завалим нахрен.

— Чего? — он даже не может слова найти, чтобы выразить насколько нелепую и глупую идею я выдал.

— Есть у вас друзья на Лубянке? Я завтра же могу вылететь и исписать не один такой вот лист бумаги, а столько, сколько нужно. Лев Толстой будет от зависти плакать.

— И чем ты его испишешь? Вообще дурак что ли?

— Придумаем сейчас. Вы же тоже писать умеете.

— Я? — таращит он глаза. — Ну ты и фрукт, Брагин.

— А вы с Артюшкиным уже говорили?

— А это здесь причём? — удивляется Роман Александрович.

— Позвоните прямо сейчас. Всё равно же придётся это делать. Так? Улавливаете мысль? Надо импульс ему придать. Так есть кто-то на Лубянке, желающий схватить Щёлокова за жопу? Ну, не то чтобы схватить, но щипнуть хотя бы.

— Поясни.

— Как думаете, генерал уже отымел Артюшкина? Я думаю, во все возможные ходы. Звоните давайте, предложите встретиться и поговорить. Скорее всего, его уже так бомбит, что он на всё будет готов. Но встречаться с ним не нужно, просто чуть-чуть поднажать и всё. Вы сможете билеты к утру достать? Мне и лейтенанту Пироговой. Мы поедем и расскажем о задержании и увезём докладную Артюшкина. И вашу справочку по Каховскому-старшему.

Он трёт переносицу.

— Японский городовой, — бормочет он. — А мне-то какой резон?

— Это помимо Вали? — уточняю я. — А у вас в конторе разве повышения не предусмотрены за успешные операции? Мне кажется, можно одну воскресную ночь не поспать, но обеспечить себе широкую дорогу в светлое будущее. Только, боюсь, решать надо прямо сейчас. Ну что, подкинете меня до Артюшкина? Можно звякнуть, кстати?

Я встаю и поворачиваю к себе телефонный аппарат, стоящий на столе. Надеюсь, он у себя. Ну, давай же… Гудки звучат холодно и отчуждённо. Может быть, он на допросе. А может…

— Капитан Артюшкин, — раздаётся после десятого гудка его прокуренный голос, и мне кажется, из отверстий телефонной трубки начинает выходить табачный дым.