— Ясно, — кивает Злобин. — Скажу так. Повезло вам, ребята. Шефу моему как раз что-то такое нужно было. Иначе никто бы вас и слушать не стал. А так, может и получится что-нибудь. Пойдёмте со мной.

Мы выходим из кабинета и снова идём по долгим коридорам и широким лестницам. Заходим в просторную приёмную, обшитую панелями из дорогой древесины, и садимся на стулья. Через несколько минут у секретаря, строгой дамы лет шестидесяти, сидящей за массивным столом, раздаётся звонок. Она снимает трубку и кивает Злобину. Тот поднимается и заходит в кабинет.

Минут через пятнадцать из кабинета выходит человек с очень знакомым лицом. Он останавливается и смотрит на нас с Лидой.

Набрякшие усталые глаза строго взирают из-за очков в металлической оправе. Капризные складки вокруг губ, седина, чуть оттопыренные уши… Мы с Лидой вскакиваем одновременно.

Он чуть оборачивается к секретарю, слегка кивает и выходит из приёмной.

— Узнал? — спрашивает мой лейтенант.

— Ага, — киваю я.

А потом время замедляется. Мы проводим в приёмной около полутора часов, прежде чем дверь кабинета снова открывается и появляется наш Злобин.

— Всё, уходим, — мотает он головой, и мы выходим вслед за ним.

Зачем нас приводил? Непонятно. Наверное, на всякий случай.

— Леонид Юрьевич, — говорю я, — я ж забыл совсем.

Действительно из головы вылетело. Достаю из сумки пакет с кедровыми орехами.

— Это вам от Куренкова. И вот это ещё.

Ставлю на стол бутылку армянского коньяка.

— Ну, что ты за человек, Брагин, — вроде как улыбается он. — Самое главное и не передал. Наверное, подумал, если дело не выгорит себе оставить, да?

Я смеюсь.

— Ладно, — качает он головой. — Спасибо. Я ему позвоню, поблагодарю. В общем, взяли в оборот вашего Троекурова.

— А Каховского? — спрашиваю я с тревогой.

— И Каховского… Почти.

— В смысле, почти?