Ну что делать, я её пожимаю.

— Только ты это, не налегай, — киваю я на бутылку, — а то знаешь, как бывает? Можно же и профукать всё на свете.

Он ничего не отвечает. Неприятны ему, видите ли, нравоучения от сопляка. Между тем, часовая стрелка перешагивает за двойку и уверенно двигается в сторону тройки.

— Часы точно идут? — спрашиваю я.

— Да вроде.

— Ну тогда мне нужно бежать. Обо всём договорились, будем на связи.

Мы обмениваемся телефонами и я ухожу. Лечу на рынок. Покупаю у армян нескромно роскошный букет роз, надеюсь, простоит хотя бы до моего ухода, а ещё мандарины, но уже не у армян. С этими покупками бегу на Красную, домой к Новицкой.

На всякий случай подхожу к дому со стороны двора и захожу через, через чёрный ход. В некоторых домах он предусмотрен.

— Да ты богат, как Скуперфильд, — усмехается Ирина, принимая букет, — но в отличие от него, не жаден. Проходи, гостем будешь. Плохо только, что ты не пьющий.

— А мне нет необходимости отпускать тормоза. У меня и без того голова кругом идёт.

— Отчего это? — щурится она.

Есть у неё такая особенность. Щурится, будто насквозь пытается просветить.

— Отчего? — переспрашиваю я, приподняв брови.

— Именно. Я так и спросила. Отчего?

Она приступает ближе, и я непроизвольно отступаю, упираясь в пальто и шубу, висящие на вешалке.

— От твоего запаха.

— Хм… — выгибает она бровь. — И чем это я таким пахну? Сомнительное какое-то утверждение.

— Любовью, — говорю я, хотя хочу сказать иначе. — И от огня, от жара, который от тебя исходит.

— От огня? — качает она головой и вдавливает меня в шубу. — Всё? Только от этого?

— Мало? — спрашиваю я очень тихо.