Безуспешно пытаясь в течение больше 11/2 часов занять кибитку, басмачи подожгли крышу, но сопротивление не ослабевало ни на минуту; только 5 человек из разъезда было не раненых, но они держались до последнего патрона.

Между тем дивизион, как и было приказано, был километрах в 15–20, когда была услышана частая стрельба и взрывы; командир полка по собственной инициативе выбросил вперед на галопе 3-й эскадрон под командой т. Дьяконова, и последний подоспел как раз в ту минуту, когда басмачи уже лезли на кибитку, чтобы сверху перестрелять оставшихся в живых.

Заметив приближающийся эскадрон, шайка в панике бросилась бежать и прятаться в джугаре, теряя зарубленных.

Из 14 человек разъезда четверо было убито или умерло от ран (в том число и сам т. Ветцель), трое ранено тяжело и двое легко, убито 8 лошадей.

В крепости было сосчитано 13 трупов басмачей, в том числе и Якши-Кельды, много их валялось в джугаре, в плен был взят 1 джигит, захвачено много оружия и вся конюшня Якши-Кельды из 33 туркменских лошадей.

Весь разъезд ЦИК СССР был награжден орденами Красного Знамени, и о подвиге его объявлено в приказе войскам Туркестанского фронта.

Насколько удачно прошла ликвидация Якши-Кельды, настолько неудачно прошел арест Анна-Балы.

В 18 часов 11 сентября командир бригады т. Мелькумов, я, командир 1-го эскадрона т. Зорников, уполномоченный ОО ОГПУ т. Станко и 4 красноармейца прибыли в крепость Хаким-бека в кишлак Имрали, самым радушным образом встреченные хозяином.

Не успели мы пробыть и полчаса, как без всякого приглашения явился Анна-Бала с братом и 13 джигитами; нам стало ясно, что он знал о нашем приезде.

Между тем, как уже говорилось, его раннее прибытие нам было некстати, так как арестовать его было все равно нельзя, да и людей было слишком мало; в течение же ночи должно было приехать 2 раза по 5 красноармейцев, якобы с пакетами комбригу.

Около 3 часов ушло на переговоры, причем Анна-Бала и его спутники не выпускали ни на минуту из рук винтовок, мы же ожидали сигнала командира бригады, чтобы схватить Анна-Балу.

Но командир бригады уже решил отпустить Анна-Балу. Предложив ему заночевать у Хаким-бека, чтобы утром вместо ехать в Ильялы, т. Мелькумов получил вежливый, но решительный отказ и, поняв, что Анна-Бала что-то подозревает – не стал его задерживать.

Около 22 часов Анна-Бала уехал, пообещав приехать в 7 часов 12-го, чтобы ехать в Ильялы; ночью приехали красноармейцы, и она прошла спокойно.

Прождав до 7 часов Анна-Балу, командир бригады приказал мне с коноводом ехать в Сызыклы к Анна-Бале и пригласить его следовать прямо в Ильялы. Отъехав километра 2 от крепости, я встретил самого Анна-Балу, который в волнении ходил около юрты: с ним было человек 20 джигитов.

С первых же фраз я понял, что он предупрежден. Так и оказалось: он уже ехал в Имрали, когда его догнали порсунские туркмены, сообщившие, что ночью через кишлак прошла конница, а потом – посланец Хаким-бека сообщил, что в кибитку приехали красноармейцы. Еще ранее подозревая ловушку (проболтался один из местных работников), Анна-Бала побоялся ехать и как раз в это время раздумывал, когда я подъехал к нему.

На приглашение следовать в Ильялы он ответил, что пришлет своего помощника; мне ничего не осталось делать, как распрощаться с ним и поехать обратно, ежесекундно ожидая залпа в спину, но он все-таки не решился на это.

Через несколько часов он бежал в пески, и эскадрон сумел захватить лишь его помощника Кара-Курбана и 2 джигитов; после этого Анна-Бала совершенно сошел с политической сцены Хорезма.

Описание этого этапа борьбы было бы неполно, если не указать на отношение населения к происходившим событиям.

Туркмены были буквально ошеломлены: самый авторитетный и сильный вождь Хорезма, сам всюду распинавшийся о своем могуществе и звавший декханство на борьбу с советской властью, был среди бела дня на глазах у 150 джигитов конвоя схвачен 15 красноармейцами, и эта горстка храбрецов 2 часа продержалась против вдесятеро сильнейшего противника до подхода главных сил, при одном виде которых конвой обратился в бегство. Красноармейцы разъезда т. Ветцеля в этот день доказали свое боевое превосходство над якши-кельдинскими конвойцами. Товарищеское отношение красноармейцев к населению, учет его религиозных и родовых убеждений рассеяли слухи, распространяемые приспешниками вождя о будущих притеснениях и гонениях на туркмен.

Классовое расслоение прогрессировало. Если в июне за безавторитетным Султан-Мурадом вначале пошло полсотни джигитов, то на другой день после ликвидации Якши-Кельды никто не отозвался на призыв его приближенных о мести. Лишь спустя месяц Шалтай-Патыру удалось организовать до 20 джигитов под этим лозунгом – это все, что пошло за вождями из многотысячного иомудского населения Куня-Ургенчского района.