В современной интерпретации христианства Бог, чтобы спасти мир, приносит в жертву собственного сына – и это ярчайший пример филицида. Возможно, римляне и прибили Иисуса к кресту, но всё это было частью Божьего промысла. Библия изобилует подобными примерами. Авраам привел своего сына Исаака к алтарю и был готов принести в жертву, но в одиннадцатый час Бог остановил Авраама, когда тот уже занес нож над горлом связанного по рукам и ногам юноши. Бог сказал, что Авраам прошел испытание и доказал свою любовь. О"Хэнлон ссылается на книгу Исайи 53:8–9: «
По собственному признанию, до убийств Патрик был «умеренным» христианином. «Я спрашиваю Бога: неужели не было другого пути?» В толковании О"Хэнлона, убийства были способом привлечь его внимание, вразумить его, вернуть ему веру и поставить его на путь служения Господу. Патрик говорит, что Бог с его помощью творит чудеса, спасает других заключенных. О"Хэнлон несколько раз предлагает назвать посвященную ему главу «Триумф над трагедией». Но где же триумф? – спрашиваю я. С трагедией всё ясно. Патрик отвечает, что триумфа еще не было, но он наступит. Он советует мне почитать про пастора Рика Уоррена и самоубийство его сына, или о Крайе Дидсе, бывшем конгрессмене, которого собственный сын заколол перед тем, как покончить с собой. По мнению О"Хэнлона, психиатрическое заболевание и способность превращать отрицательное в положительное связывает его историю с упомянутыми выше. Но также он считает всех этих людей, включая себя, жертвами.
Почему? Спрашиваю я. Спрашиваю снова и снова. Почему вы это сделали? Он тоже задается этим вопросом, иногда проясняя для меня детали. Как вы могли? Спрашиваю я, хотя не жду, что О"Хэнлон когда-нибудь сможет дать удовлетворительный ответ на этот вопрос. «Бог не ответил ни на один вопрос Иова. Он сказал: “Где
О"Хэнлон рассказывает, что после увольнения у него усилилась бессонница и появились мысли об убийстве и самоубийстве. Записи дневнике, который Патрик хранит с тех пор, становились всё более отчаянными. За два месяца до убийства он написал «
Для многих мужчин и женщин пенсия – болезненный, сложный переход. После выхода на пенсию О"Хэнлон устроился на неквалифицированную работу, которую считал ниже своего достоинства. Как-то раз он отправил мне список возможных направлений исследований, среди которых значилась вина выжившего и самоубийства, и это не показалось мне манипуляцией, скорее предложением человека, который сам находится в поиске ответов. Описывая ситуацию, в которой у события или действия потенциально может быть много причин, исследователи используют термин «мультидетерминированность». Депрессия, бессонница, стыд, потеря статуса. Но Вебсдейл отвергает этот термин. «Люди думают, что если найти достаточно переменных, то можно определить соотношение шансов, ввести всё это в формулу и получить случаи, в которых риск очень и очень высок, но я считаю, что это – открытое противоречие сложности человеческой природы, – говорит он, – на определенном уровне речь идет о навязчивом присутствии необъяснимого».
О"Хэнлон задумался о суициде, но такая перспектива наполняла его стыдом, и он не мог представить, как бросит Дон и Эйприл наедине с унижением, которое они перенесут из-за его поступка. За эти годы ему выписывали разные лекарства: Золпидем, Золофт, Клоназепам, Веллбутрин, Тразодон, Ремерон, Паксил, Лоразепам, Эсзопиклон. О"Хэнлон признался, что иногда снижал дозу и половину ссыпал в корзинку в ванной, а Дон об этом ничего не знала. Патрик тяжело переносил затуманенность сознания, которая наступала после принятия лекарств, а еще он «знал, что они еще пригодятся».
О"Хэнлону стало казаться, что люди над ним смеются. Он перестал выходить из дома. Сидел на стуле и смотрел в потолок, запрокинув голову и не шевелясь. Когда Эйприл видела его, она говорила что-нибудь вроде: «Пап, не унывай!» Мать О"Хэнлона попросила Эйприл подбадривать отца, и девочка пыталась. Но каждый раз, когда она это делала, Патрику становилось хуже, он чувствовал вину за то, что его проблемы и заблуждения – это ее ответственность. Он должен быть сильнее; ведь он в доме хозяин. Что с ним не так?
Давление усилилось. Подростковый бунт дочери, долгая дорога на новую ненавистную работу, семья вынуждена жить в крохотном пространстве, а у него больше нет профессионального статуса; квартира, которая принадлежала им с супругой, сильно просела в цене из-за кризиса. И в то же время возникли проблемы с новым домом: застройщик не соблюдал договоренности. Они подали в суд, и, по словам О"Хэнлона, через некоторое время застройщик позволил им разорвать контракт. Патрик говорит, что его семья была вполне платежеспособна, и застройщик вернул первый взнос, но, согласно материалам судебных заседаний, в результате тяжбы долги О"Хэнлона исчислялись десятками тысяч долларов. За несколько дней до убийств Дон решила вернуть мебель, купленную для нового дома. «Как будто, – говорит Патрик, – мы были обречены».
О"Хэнлон говорит, что любил свою семью. Любил их всех. «Я не ненавидел их, – рассказывает он, – накануне вечером я не испытывал к ним ни капли ненависти. Никаких негативных чувств, ноль без палочки, вообще ничего. У меня нет мотива». После убийства О"Хэнлон поездил по городу с веревкой в поисках места, где можно повеситься, а потом понял, что нужно дождаться, пока стемнеет. Он проглотил больше десяти таблеток Золпидема и позвонил пастырю, который и вызвал полицию. Когда О"Хэнлона допрашивали, он был так сильно накачан Золпидемом, что после совсем не помнил допроса (Патрику зачитали Правило Миранды, когда он находился под влиянием Золпидема, и поэтому он считает, что его права были нарушены). После ареста О"Хэнлон попытался совершить самоубийство, несколько раз бросившись головой вперед на металлическую раму двери камеры. Патрик потерял сознание в луже собственной крови, заработав пятнадцатисантиметровую рану на голове и повреждение позвоночника, после которого его должно было парализовать. Тот факт, что он выжил (для этого потребовалось несколько операций) и может двигаться, О"Хэнлон счел доказательством того, что Бог не случайно сохранил ему жизнь. Согласно психиатрической экспертизе, О"Хэнлон так сильно бился о дверь, что не приходилось сомневаться в его намерениях. «Я не знаю, что это, если не психическое расстройство», – написал врач.
Каждый раз, когда я приходила к О"Хэнлону, он усаживался и вновь заговаривал о том, что он – не тот убийца, которым его окрестили. «Насколько я понимаю, – говорит он, – меня исправили. Я в исправительном учреждении. И меня исправили». В его камере есть радио. Ему можно иметь тринадцать книг, и тюрьма разрешает доставку Amazon. На территории тюрьмы есть небольшая дорожка, и недавно, когда его наконец перестала беспокоить растянутая лодыжка, Патрик начал бегать. Он пробегает круг за три минуты, и обычно делает двенадцать кругов. О"Хэнлон называет себя образцовым заключенным: он не влезает в драки и не доставляет проблем сотрудникам тюремной охраны. Патрик возглавляет группу по изучению Библии, которую посещают другие заключенные. Он часто помогает им писать и отправлять письма семье и друзьям. Он пренебрегает правилами, организуя трехсторонние звонки, но почему-то не считает это нарушением.
Несколько экспертов указывают на то, что психическое здоровье вероятнее всего повлияло на совершенный О"Хэнлоном фамилицид, хотя суд не признал его «невиновным по причине безумия» (члены команды Вебсдейла сообщили мне, что такая стратегия защиты часто используется в случае, если преступник выживает, но она практически никогда не работает; представительница рабочей группы по обзору смертельных случаев домашнего насилия сказала мне, что она еще не встречала расследования, в котором не упоминались бы «неразрешенные проблемы с психическим здоровьем»). В какой степени отказ отнести действия О"Хэнлона в счет проблем с психическим здоровьем связан с распространенными в нашей стране предубеждениями по поводу психического здоровья? Нам несложно посочувствовать людям, страдающим психическими заболеваниями, когда они всеми любимы, и их действия влияют только на них самих (вспомните Робина Уильямса), но наше сочувствие ослабевает и, возможно, не без оснований, когда действия этих людей влияют на жизни других, как в случае с О"Хэнлоном.
Джеймс Гиллиган говорит, что нам следует относиться к людям вроде О"Хэнлона как к объектам исследования. «Если мы хотим понять причины человеческой склонности к насилию настолько хорошо, чтобы быть в состоянии предотвратить ее самые деструктивные проявления, мы должны посмотреть страху в лицо, – пишет Гиллиган. – Самоубийство – не решение проблемы убийства; оба эти проявления жестокости одинаково смертельны».
Один из первых вопросов, которые я задала О"Хэнлону, был о том, считает ли он, что попадет в рай. «Конечно», – ответил Патрик. И, конечно же, Дон и Эйприл уже там.
Потом он рассказывал мне о том, что у Бога есть кувшин, в котором хранятся все слезы, выплаканные нами за жизнь; Он собирает и бережет их. О"Хэнлон на секунду замолк, а потом добавил: «Думаю, когда я попаду в рай, меня примут с распростертыми объятиями».
Но он также верит, что его горю не будет конца. Говорит, что не может смотреть на фотографии Эйприл. Добавляет, что она бы недавно закончила старшую школу. «Знаете, когда я бегаю по двору или ем, я молюсь о том, чтобы я мог сидеть вот так со своей семьей», – рассказывает Патрик, но потом начинает плакать, его передергивает, и он пытается успокоить себя своей мантрой: «У меня есть выбор. Я могу идти вперед или назад; я могу мыслить негативно или позитивно, и я могу выбирать…» Но он не в силах договорить. Патрик резко запрокидывает голову, всхлипывает, вытягивает руки прямо перед собой, сжимая кулаки. Может быть, он молится. Не знаю. Я не перебиваю его. Он издает нестерпимый звук. Никогда прежде я не слышала такого из уст человека. Патрик всё воет и воет, пытаясь подавить этот порыв, обрести над собой контроль. Видно, как его тело борется само с собой. В тот день после завершения интервью около минуты я просто сижу в тишине вместе с координатором отдела коммуникации тюрьмы и оператором; как будто нас затащили в настолько мрачное, полное страданий место, что, чтобы выбраться оттуда на свет, потребуется значительное усилие.
И я понимаю, что именно поэтому О"Хэнлон вообще согласился на разговор: чтобы попытаться найти способ примириться с собой и выжить в этом мире. Наставничество, написание писем, изучение Библии. Он всё время старается выкарабкаться из мрака хотя бы настолько, чтобы пережить еще один час, еще один день. Это чистилище, в котором он останется на всю жизнь: попытки при помощи тысячи маленьких добрых дел и молитв избавиться от боли за тот единственный ужасающий миг.
История Патрика О"Хэнлона отражает идею стойкости и решимости. Типично американская идея: тяжелый труд и умение не отступить перед лицом равнодушия и отрицания в конце концов непременно приведут к предрешенному успеху. Но что если ключ – не тяжелый труд или твердая решимость, а стойкость перед неудачей, способность принять поражение и двинуться дальше? Что случилось бы, выбери Патрик О"Хэнлон другой путь? Может, он стал бы агентом по недвижимости? Или программистом? Такие вопросы мы задаем сами себе, задумываясь о жизни. Как решение X привело к действию Y? Случайная встреча. Поспешное суждение. Поверни мы налево, а не направо, и всё бы было совсем-совсем иначе.
Хоть гвозди забивай
Из колонки черного стационарного телефона в центре пластикового стола раздается мужской голос. Одна стена завешена белыми магнитномаркерными досками, на другой – множество окон. Зал для переговоров в беспорядке заставлен столами стандартных офисных расцветок: серо-коричневые, кремовые, бежевые. Дюжина полицейских в штатском слушают, склонившись над телефоном. «Оставьте нас в покое, – произносит голос, – просто оставьте нас в покое».
И на том конце кладут трубку. Двое полицейских нависают над телефоном. У них всего несколько секунд, чтобы решить, что говорить, когда они перезвонят тому мужчине. Может быть, стоит сказать, что его дом окружил полицейский спецназ? Потребовать, чтобы он вышел с поднятыми руками? Один из полицейских набирает номер. Мужчина берет трубку: «Какого хера тебе надо?»