Анхен не выдержала, оставила блокнот на столике, стоящим промеж кресел, и двинулась за дознавателем. Господин Самолётов стоял на полу на коленях и собирал в носовой платок тёмно-коричневые матовые крошки с ковровой дорожки.

– Что сие? – спросил господин Громыкин, склоняясь.

– Табак, – ответил делопроизводитель, нюхая крошки сам и подавая их для дегустации начальнику. – Nicotiana.

Фёдор Осипович тоже понюхал, сделал глаза-пуговки и вернулся в гостиную.

– Сударыня, Ваш муж курил? – спросил дознаватель Ольгу.

– Ни в коем случае. Даже запаха табака не переносил, – ответила вдова.

– А вы, сударь, курите? – повернулся господин Громыкин к Степану.

– Не имею такую привычку, – буркнул младший Колбинский, потом добавил. – Отец, и правда, не выносил табак, и мне запрещал.

– Что же Вы вдову не спрашиваете о пристрастии к курению? – спросила дознавателя художница. – Нравы теперь такие, знаете, эмансипе и прочая и прочая.

– И верно. Верно. Вы не курите? – обратился он к Ольге.

– Нет, – коротко ответила госпожа Колбинская и отвернулась.

В коридоре опять завозился делопроизводитель и позвал к себе начальника. Рядом с рассыпанным табаком под приставным столиком господин Самолётов нашёл торчащий из стены гвоздь с клочком манжеты от рубашки покойного.

– Ага. Значит, его волокли, он зацепился рукавом и надорвал манжету. Волокли, – задумчиво произнёс господин Громыкин, поглаживая себя по бороде.

– Но зачем нужно было его переносить? – спросил делопроизводитель.

– Вопрос прекрасный. Ответ неизвестен, – сказал дознаватель.

– Как думаете, жена могла это сделать? Директор гимназии тяжёлый.

– Она могла найти помощников. Могла.

– Но как они заставили его выпить яд? – не сдавался молодой человек. – Подмешали в чай?

Господин Самолётов встал, наконец, с колен. И сей же час опять склонился. Там же, за изящно изогнутой ножкой столика лежала плотная синяя нитка. Делопроизводитель поднял её вверх, оглядывая со всех сторон.

– Обыщите весь дом, осмотрите одежду, – распорядился дознаватель.