Завещание
Анхен отправилась со всеми, к тому времени она уже закончила набросок дачной идиллии – клумбы, стол для завтраков на свежем воздухе, венские стулья, качели. Да, господин Громыкин прав – живут же люди! Пока суть да дело, девушка вытащила из сумки специальный мешок, с которым она не расставалась, оглянулась – никто не видит? – и нащипала на лужайке и в кустах травы. Конечно, для любимицы, конечно, для Джоконды. Мешочек, она спрятала в экипаже. Потом заберёт.
В небольшой уютной, хорошо протопленной спальне на кровати лежало тело. Именно так теперь назвала бы Анхен директора женской гимназии. Бледный, с посиневшими губами, с каким-то мученическим выражением лица, Иван Дмитриевич не оставлял сомнений – он был убит. На полу валялась разбитая посуда.
– Кто обнаружил труп? Кто? – спросил господин Громыкин, оглядывая присутствующих. Кухарка или жена?
– Я нашла Ивана Дмитриевича, – сказала Ольга Колбинская, всхлипывая, и промокнула кружевным платком глаза.
– При каких обстоятельствах Вы его обнаружили? Как, то бишь? – продолжал дознаватель.
– Утром встала, пришла к мужу с завтраком, а он лежит в кровати мертвее мёртвого. Я закричала, само собой, потом послала кухарку к доктору. Он и вызвал полицию. Вот вы и приехали, – рассказала вдова.
– Давно ли вы женаты, госпожа Колбинская? Давно ли? – поинтересовался господин Громыкин, прищуриваясь.
– Да уже два года как, – ответила Ольга.
Анхен незаметно пристроилась в углу на стуле, вытащила блокнот и зарисовала сначала комнату, а потом Ольгу. Очень уж она притягивала взгляды – русская красавица в слезах и горе.
С женой директора госпожа Ростоцкая хоть и была знакома, но, что называется, шапочно – постольку-поскольку. Мари – да, она, можно даже сказать, дружила с новоиспечённой вдовой, вечно они в гимназии о чём-то шушукались. Анхен же не разделяла дружеские чувства сестры. И дело даже не в происхождении госпожи Колбинской – отец Ольги, купец средней руки, дал дочери начальное образование, но потом его дела пошли худо, и он вынужден был отдать дочь-бесприданницу замуж за старика. Господин Колбинский же пристроил её в гимназию личным секретарём. Жена директора всегда казалась Анхен пустой, легкомысленной кокеткой, с которой и поговорить-то не о чём. Не о погоде же, в самом-то деле?
– Доктор, а Вы что скажите? А? – повернулся господин Громыкин к господину Цинкевичу.
– Всё говорит об отравлении. Посмотрите на цвет его лица. Зрачки расширены. Нет, это положительно неестественная смерть. Но я Вам так скажу, любезный Фёдор Осипович, вскрытие покажет. Ха-ха!
Анхен приступила к зарисовке с разных сторон тела убиенного и почувствовала, как ей становится дурно. Нет, не от вида мёртвого мужчины. Вот ещё. Ни в коем случае! В комнате было жарко, в камине лежали ещё тёплые угли. Окна были плотно закрыты.
– Может быть, приоткроем окна? Душно, знаете ли, – как будто прочитал её мысли делопроизводитель Самолётов, вытирая пот со лба. Идеальный пробор его слегка растрепался.