– Что ж, извольте, – разрешил господин Громыкин.

Дознавателю в его плотном клетчатом костюме тоже было не комфортно.

– Так, что мы имеем доложить, господа, – сказал он, обходя спальню. – Разбросанных вещей не видно. Следов борьбы тоже не наблюдается. Следов насилия на теле жертвы нет тем паче.

– А ведь господин Колбинский был крупным мужчиной. Как же его могли вот так запросто напоить ядом? – задал вопрос господин Самолётов, уставившись на Ольгу. – Если, конечно, это не сделал близкий ему человек.

– Вот именно, юноша. Вот именно, – задумчиво произнёс господин Громыкин.

– Не стала бы так уверенно утверждать я, что нет борьбы следов, – заметила Анхен.

– О чём Вы, барышня? О чём? – нахмурился рыжебородый дознаватель.

– Взгляните. Манжета рубашки домашней цела не совсем. Её надорвали слегка, – указала госпожа Ростоцкая, показывая одновременно на жертву и на свой рисунок.

– А ведь верно, Фёдор Осипович! Как же мы не заметили сие?! – воскликнул господин делопроизводитель.

Из глубины дома послышался шум, крики, грохот.

– Что там за возня? – недовольно спросил господин Громыкин и нахмурился.

Господин Самолётов вышел узнать и тут же вернулся назад.

– Я думаю, нам лучше выйти в гостиную, господа, – пригласил он всех присутствующих.

В большой комнате у старого дубового буфета стоял невысокого роста бородатый мужчина – почти лилипут, чью руку крепко держал городовой.

– Да пусти же ты меня, зараза такая, – пробасил мужчина, выдёргивая руку у полицейского. – Где мой отец? Что с ним? Что вы все здесь делаете?

Его голос не вязался с тщедушной фигурой малыша.

– Степан, он в спальне, – сказала Ольга, указывая на дверь.

– Туда пока нельзя, – преградил путь мужчине дознаватель. – Вы сын убиенного, как я полагаю? Сын?

– Убиенного?! Ах вот значит как. Всё-таки добралась до отца. Всё-таки загубила его, собачье отродье, – сказал Степан, надвигаясь на мачеху.

– Что ты несёшь, оглашенный? – возмутилась Ольга, расправляя плечи и глядя на пасынка сверху вниз. – Мы любили друг друга.