— Позвольте, я останусь, — Вера вдруг подняла руку и в ней Федор заметил такой же небольшой дамский браунинг, что носила и Ирина Ивановна. — Я прикрою. Мне они ничего не сделают. Я, в конце концов, дочь полковника гвардии!

— Это не простые фараоны, — сквозь зубы бросил Бывалый. — Я сказал, вниз, все вниз!..

Однако именно внизу вдруг раздались крики, беспорядочная пальба, звон стекла и треск высаживаемых оконных рам.

— Они уже там… Арестовывают наших… — прошипел Йоська…

— Вера! Бросайте пистолет! Если вас схватят с ним, то…

— Ничего. Уходите! — сестра гордо вскинула голову; сейчас Федор не мог ей не гордиться.

Бывалый и Йоська скользнули вниз; где-то совсем рядом зазвенело разбитое стекло.

Федор вскочил. У него совсем немного времени, малая малость, но…

— Ах! — Вера навела на него браунинг; пришлось бросаться ничком, на пузе преодолеть последнюю сажень, и уже оттуда завопить шёпотом:

— Это я! Я, Федор!!!

Наверное, так мог выглядеть лик Персефоны, впервые узревшей Аида.

— Сюда!

И он что было сил схватил её за руку, потащил к краю крыши — где, скрытое высоким гребнем, скрывалось узкое чердачное оконце, такое же, как и примеченное Федором по пути.

— Давай!

— Я застряну…

— Пальто снимай!

Но даже без верхней одежды сестра бы непременно застряла, если бы Федор весьма нелюбезно навалился на её «постериальные части», как выражался порой кадетский учитель рисования.

…Они оказались на чердаке, таком же грязноватым и холодным, как и предыдущий. Над головой загремели по железу шаги:

— Все вниз поскакали, вашбродь…

— Наши их там уже приняли небось…